Андрей Олейник - Энциклопедия пикапа. Версия 12.0
/Николай Гумилев, 1886-1921/
* * *
Душа в огне, нет силы боле, Скорей в седло и на простор! Уж вечер плыл, лаская поле, Висела ночь у края гор. Уже стоял, одетый мраком, Огромный дуб, встречая нас; И тьма, гнездясь по буеракам, Смотрела сотней черных глаз,
Исполнен сладостной печали, Светился в тучах лик луны, Крылами ветры помавали, Зловещих шорохов полны. Толпою чудищ ночь глядела, Но сердце пело, несся конь, Какая жизнь во мне кипела, Какой во мне пылал огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась, Твой взор так сладостно горел, Что вся душа к тебе стремилась И каждый вздох к тебе летел. И вот конец моей дороги, И ты, овеяна весной, Опять со мной! Со мной! О боги! Чем заслужил я рай земной? Но — ах! — лишь утро засияло, Угасли милые черты. О, как меня ты целовала, С какой тоской смотрела ты! Я встал, душа рвалась на части, И ты одна осталась вновь... И все ж любить — какое счастье! Какой восторг — твоя любовь!
/Иоганн Вольфганг Гете, 1749-1832/
* * *
После первой встречи, первых жадных взоров, Прежде не видавших, незнакомых глаз, После испытующих, усталых разговоров Больше мы не виделись. То было только раз.
Но в душе, захваченной безмерностью исканий, Все же затаился ласкающий намек, Словно там сплетается зыбь благоуханий, Словно распускается вкрадчивый цветок...
Мне еще невнятно, непонятно это. Я еще не знаю. Поверить я боюсь. Что-то будет в будущем? Робкие приветы? Тихое ль томленье? Ласковый союз?
Или униженья? Новая тревожность? Или же не будет, не будет ничего? Кажется, что есть во мне, есть в душе возможность, Тайная возможность, не знаю лишь — чего.
/Виктор Гофман, 1884-1911/
* * *
Рушатся краски нового дня, Я сегодня один, и ты сегодня одна, Ты уходишь в туман своих призрачных грез, И, наверное, исчезнешь, если это всерьез. И я лишь буду тебя помнить, я не буду искать, Потому что ты когда-нибудь вернешься опять, Я попрошу тебя остаться, я скажу тебе: «Стой!» Я — твой первый и последний герой!
Я так любил дождь, и я — это он, И ты вспомнишь меня, когда намокнешь под дождем, Я обниму тебя теплой влагой небес, Но вышло летнее солнце, и я исчез... Я остался лишь на листьях и на траве, Ты идешь по ней, я прикасаюсь к тебе, Я остаюсь росой на твоих ногах, Ты идешь, а я смываю с тебя земной прах. Ты уйдешь из новой жизни, уже будешь ничем, А для меня — по-прежнему останешься всем, Я останусь в твоих мыслях только призрачным сном, Ты захочешь уснуть и раствориться снова в нем. И будет все как обычно, будет все как всегда, По привычной дорожке пробежится слеза, А когда ты проснешься, будешь брать меня с собой На самом деле все просто — я — твой последний герой.
Ты будешь долго одна в погибшем городе снов, В котором ветры играют обрывками слов, Ты будешь долго одна среди дождей своих слез Отвечать себе самой на один лишь вопрос. И ты захочешь вернуть все то, что было, назад, Я скажу тебе, что, может быть, я этому рад, Ты вернешься и захочешь остаться со мной, Я — твой первый и последний герой.
/Дельфин/
* * *
Вчера случайно встретил Вас, А думал — свидимся едва ли, «Вас проводить?» — не отказали, Быть может, не в последний раз.
Мороз щипаться перестал. Я «плыл» по ледяной дороге, Жаль, было близко до порога, Но заходить «на чай» не стал.
Согрелся я от карих глаз И в феврале забыл про холод. Как счастлив и душою молод, И не случайно встретил Вас!
* * *
Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Как сладостно!.. но, боги, как опасно Тебе внимать, твой видеть милый взор!.. Забуду ли улыбку, взор прекрасный И огненный, волшебный разговор! Волшебница, зачем тебя я видел — Узнав тебя, блаженство я познал — И счастие мое возненавидел.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Ее глаза распространяют свет Живого благородства, и повсюду Что ни возьми — при них подобно чуду, Которому других названий нет.
Увижу их — и трепещу в ответ И зарекаюсь: «Больше я не буду Смотреть на них», — но вскоре позабуду И свой сердечный страх, и тот обет.
И вот опять пеняю виноватым Моим глазам и тороплюсь туда, Где, ослепленный, снова их закрою,
Где боязливо тает без следа Желание, что служит им вожатым. Амуру ли не ведать, что со мною?
/Данте Алигьери, 1265-1321/
* * *
Как благородна, как она чиста, Когда при встрече дарит знак привета, Что взору не подняться для ответа, И сковывает губы немота.
Восторги возбуждая не спроста, Счастливой безмятежностью одета, Идет она, и кажется что это — Чудесный сон, волшебная мечта.
Взглянет она и словно через дверцу, Проходит радость через очи к сердцу, Испытанными чувствами верша!
И дух любви, иль это только мнится, Из уст ее томительно струится, И говорит душе: вдохни, душа!
/Франческо Петрарка, 1304-1374/
* * *
В колечки золотые ветерок Закручивал податливые пряди, И несказанный свет сиял во взгляде Прекрасных глаз, который днесь поблек,
И лик ничуть, казалось, не был строг — Иль маска то была, обмана ради? — И дрогнул я при первой же осаде И уберечься от огня не смог.
Легко, как двигалась она, не ходит Никто из смертных; музыкой чудесной Звучали в ангельских устах слова.
Живое солнце, светлый дух небесный Я лицезрел... Но рана не проходит, Когда теряет силу тетива.
/Франческо Петрарка, 1304-1374/
* * *
Весь день смотрю в твои глаза, В тепло, скрывающее стужу, В туманы, что огнем разят Обезоруженную душу.
Смотрю, в желанье превозмочь Ту суть, что все готова прятать, Что делит мир на день и ночь, И где душа привыкла плакать.
А ты, улыбкою маня, За ней опять печаль скрываешь, И вроде смотришь на меня, И вроде как не замечаешь.
Ах, если видела бы ты, Как иногда бывает зыбка, В часы такой вот пустоты Твоя чудесная улыбка,
То перестала бы жалеть, И отпустила подсознанье, И возвратила бы себе Опять свое очарование.
Но ты грустишь, и я стучусь, В твою печаль влюбленным сердцем, И знаешь что: еще чуть-чуть, И никуда тебе не деться.
Ведь за всевластьем тишины, Всегда приходит неизбежность. Пробьет кирпич твоей стены Ростком моя живая нежность.
/Александр Саркисян/
* * *
Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей, Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий.
Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который, Весь смолистый, в легкой зыби к небесам уводит взоры.
Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева, С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево.
Я тебя сравнить хотел бы с той индусской баядерой, Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы... Но игра сравнений тленна, Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.
/Константин Бальмонт, 1867-1942/
* * *
В напрасных поисках за ней Я исследил земные тропы От Гималайских ступеней До древних пристаней Европы.
Она — забытый сон веков, В ней несвершенные надежды. Я шорох знал ее шагов И шелест чувствовал одежды.
Тревожа древний сон могил, Я поднимал киркою плиты... Ее искал, ее любил В чертах Микенской Афродиты.
Пред нею падал я во прах, Целуя пламенные ризы Царевны Солнца — Таиах — И покрывало Моны Лизы.
Под гул молитв и дальний звон Склонялся в сладостном бессильи Пред ликом восковых мадонн На знойных улицах Севильи.
И я читал ее судьбу В улыбке внутренней зачатья, В улыбке девушек в гробу, В улыбке женщин в миг объятья.
Порой в чертах случайных лиц Ее улыбки пламя тлело, И кто-то звал со дна темниц, Из бездны призрачного тела.
Но, неизменна и не та, Она сквозит за тканью зыбкой, И тихо светятся уста Неотвратимою улыбкой.
/Максимилиан Волошин, 1877-1932/
* * *
Некрасивых женщин не бывает, Красота их — жизни предисловье, Но его нещадно убивают Невниманием, нелюбовью.
Не бывает некрасивых женщин, Это мы наносим им морщины, Если раздражителен и желчен Голос ненадежного мужчины.
Сделать вас счастливыми — непросто, Сделать вас несчастными — несложно, Стойная вдруг станет ниже ростом, Если чувство мелочно и ложно.
Но зато каким великолепьем Светитесь, лелеемые нами, Это мы, как скульпторы вас лепим Грубыми и нежными руками.
/Евгений Долматовский/
* * *
Три фунта правды, пуд коварства. Три грамма верности, пуд зла. Нахальства — десять килограммов, Притворства двадцать два ведра.
Одна восьмая грамма чести, И постоянства один грамм. К мужчинам жадности тонн двести, Три тонны жадности к деньгам.
