Я. Засурский - Писатели США. Краткие творческие биографии
Будучи внутренне завершенными произведениями, романы Вулфа образуют в то же время единую Книгу, в которой, по замыслу автора, должна была отразиться вся полнота американской жизни. Следуя традиции У. Уитмена, используя при этом широко распространившуюся в XX в. технику «потока сознания», внутренних монологов и т. д., Вулф создает своего рода субъективную эпопею, пропуская социальное бытие страны, ее существенные конфликты через сознание главного героя, в биографии и духовном облике которого легко угадывается жизненный опыт автора. Таким образом, создается лиро-эпический тип повествования, представляющий важный вклад Вулфа в реалистическую литературу.
Жажда охватить все — вот что всегда лежало в основании творческих усилий Вулфа. Так говорил он сам. «Стремление сосредоточить на кончике пера весь опыт человеческого сердца» — так сказал о нем У. Фолкнер, ставивший своего младшего современника на первое место в ряду американских писателей XX в.
Этим объясняются необычайные насыщенность и размеры романов Вулфа, которые тем не менее не исчерпывают его творческого наследия. Порой от них отделялись развернутые сюжеты — связанные тематически с основным повествованием, они в то же время обретали самостоятельную творческую жизнь. Так сформировались книги повестей — «От смерти к заре» (From Death to Morning, 1935), «Паутина земли» (The Web of Earth, 1932, рус. пер. 1971) и «Там, за холмами» (The Hills Beyond, 1941). Сотни и тысячи страниц, хранящиеся в архиве писателя, так и остались неопубликованными.
Этим же универсальным замыслом объясняется и многомерный образ Времени, скрепляющий воедино вулфовскую эпопею. Писатель сам растолковал его смысл в эссе «История одного романа» (The Story of a Novel, 1936, рус. пер. 1974), представляющем собою редкий по своей исповедальности рассказ о муках творчества. Вулф выделяет в огромном монолите времени три элемента: настоящее, прошлое, властно воздействующее на жизненное поведение людей, и, наконец, «время неподвижное, время рек, гор, океанов и земли; род вечной и неизменной вселенной времени, на которую может быть спроецирована… горькая быстротечность человеческой жизни». Иными словами — время как метафизическая категория.
Слить все эти три элемента в едином художественном образе Вулф и стремился. Не всегда это удавалось — так, в романе «О времени и реке», на который ушло пять лет изнурительной работы, явно ощущается разрыв между картинами текущей действительности и застывшими образами мирового универсума. Однако в лучших образцах своей прозы Вулф достигал высокой гармонии.
Вулф писал об остром конфликте между духовным миром личности и меркантильными устремлениями буржуазной Америки. В первом романе этот конфликт оформился как драматический распад в семье: поэтическая натура, мощный творческий дух молодого Юджина Ганта противостоят стяжательскому образу жизни, который утверждает в качестве нормы его мать Элиза. Разворачивается борьба на фоне жизни провинциального городка, этой клеточки общественного организма Америки XX в., охваченной неуемной и саморазрушительной жаждой обогащения. Писатель показывает, как ложные жизненные цели убивают в человеке — человека, превращая его в пленника вещей.
Так уже в пору литературного дебюта Вулф заявил о себе как о художнике социального толка. В заключительной части Книги — романе «Домой возврата нет» — перо художника становится тверже: он избавляется от «романтического эстетизма», свойственного Юджину стремления уйти от тревог мира в «континент собственной души».
История Джорджа Уэббера, центрального персонажа романов «Паутина и скала» и «Домой возврата нет» (это деление на два произведения осуществлено не автором, а редактором, готовившим необъятную рукопись к посмертной публикации), — и продолжение судьбы Юджина Ганта, и ее полемическое опровержение. Гант, американский провинциал, стремился в большой город, который виделся ему обителью полнокровной жизни духа, одним из воплощений «американской мечты». А молодой писатель Джордж Уэббер, столкнувшись с реальным, а не воображаемым Нью-Йорком, чувствует, что попал в каменную пустыню, чудовищно равнодушную к человеку. Юный романтик Гант жаждал любви, а его повзрослевший двойник с горечью убеждается в том, что и это чувство подвластно законам обывательской морали. Юджин Гант, как истинный американец, мечтал о богатстве, а Джордж, увидев вблизи мир процветания, обнаруживает его глубоко безнравственную и эгоистическую сущность — и порывает с ним, ибо только так можно сохранить свою творческую независимость. Более того, Вулф показывает внутреннюю непрочность этого, казалось бы, несокрушимого мира — символический характер приобретает сцена пожара в доме нью-йоркского биржевика, одна из ключевых в романе. С этим эпизодом перекликаются картины финансовой лихорадки, охватившей родной городок героя: безумный пир потребительства накануне биржевой катастрофы 1929 г.
О новом уровне социальной зрелости писателя свидетельствует и то, что в художественный мир романа входит самое страшное явление новейшей истории — фашизм. Писатель не вскрывает его общественно-политические корни, но гуманистический протест против фашизма звучит довольно явственно.
«Субъективная эпопея», следовательно, оборачивается картинами реального состояния мира, «континент души» становится полем битвы объективных сил истории.
Содержание Книги этим не ограничено: верным отражением актуального, нынешнего времени Вулф удовлетвориться не мог, его постоянно преследовало «время рек, гор, океанов, земли». На первой же странице романа «Оглянись на дом свой, Ангел» говорится: «Каждый из нас есть сумма нами не пересчитанного. Доведите нас вычитанием до наготы и ночи, и вы увидите, что любовь, зародившаяся на Крите четыре тысячи лет назад, кончилась вчера в Техасе». Так сразу же создается художественное пространство, в котором события и лица, не утрачивая связи с текущей действительностью, обретают символические масштабы. Элиза Гант, оставаясь жительницей городка Алтамонта, становится в то же время обобщающим образом сугубого буржуазного материализма. Юджин Гант, сохраняя индивидуальные черты, символизирует бесстрашие и высоту духовных порывов. Наконец, центральный конфликт, пружина романного действия выражены в словах-символах, которые Вулф предпосылает повествованию: «Камень, лист, ненайденная дверь». Не обнаруживая подлинных ценностей «здесь и теперь», писатель обращает свой взор в сторону традиционных гуманистических идеалов человечества. Его прозе присущ мощный оптимизм, унаследованный от Уитмена. Это чувство прорывается в торжественной, библейского накала риторике, характеризующей поэтический слог художника. Оно же отливается в чеканную формулу последней главы романа «Домой возврата нет» — «Кредо»: «Я верю, что мы потеряны здесь, в Америке, но я верю, что мы будем найдены… Я думаю, что истинное открытие Америки еще впереди. Я думаю, что истинное воплощение нашего духа, нашего народа, нашей могучей и бессмертной земли еще впереди… И я думаю, что все эти вещи так же несомненны, как утро, как день».
Обширная переписка Вулфа собрана в томе «Писем» (Letters, 1956) и «Писем к матери» (The Letters to His Mother, J. E. Wolfe, 1943, 1968), 2-томное издание его «Записных книжек» (Notebooks) увидело свет в 1970 г.
Н. АнастасьевВулф (Wolfe), Том[ас] (p. 2.III.1931, Ричмонд, Виргиния) — журналист, прозаик, искусствовед, карикатурист. Закончил Иейлский университет, где изучал работы русских «серапионовых братьев», еще в первой четверти века разрабатывавших проблему «художественного факта». Впоследствии он использовал их опыт для обоснования собственных формальных поисков. Вулф зарекомендовал себя теоретиком «нового журнализма», направления, представители которого писали «горячую» историю, используя художественные приемы романа. Его суждения обобщены во вводной части «Антологии нового журнализма» (An Anthology of New Journalism, 1973), вышедшей под его редакцией (совместно с Э. У. Джонсоном).
В 1962–1966 гг. Вулф — зарубежный корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн». В это же время начинает сотрудничать в ведущих общественно-политических журналах и быстро завоевывает признание как талантливый бытописатель периода середины 60-70-х гг. Уже первая его книга с характерным, вызывающим названием — «Конфетнораскрашенная, апельсиннолепестковая, обтекаемая малютка» (The Kandy-Kolored Tangerine-Flake Streamline Baby, 1965) — завоевала широкую популярность. Стержневым в этом сборнике очерков стал поп-монолог, посвященный показу последних моделей автомашин. Автомобиль, в отличие от, например, мотоцикла или усилителя, «символизирующих контркультуру», рассматривается Вулфом как «символ традиционного американского сознания». Книга вызвала споры, не прекращающиеся и по сей день. Приговор: «Блестящая книга, вышедшая из-под пера гения, который пойдет на все, чтобы привлечь внимание» — вынес К. Воннегут.
![Коллектив авторов - Осторожно, писатели! [сборник]](/uploads/posts/books/226177/226177.jpg)
