Петр Люкимсон - Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут
«Все живые существа – и люди, и животные, – писал Рамхаль (Моше Хаим Луцато, один из крупнейших Учителей Торы, великий каббалист; Италия – Эрец-Исраэль, XVIII в.), – имеют душу. Но души эти – не равны. Душа животного делает его живым и обеспечивает «работу» его инстинктов, необходимых для выживания животного и всего его вида. Это – страх, стремление к воспроизведению потомства и т. д. Но только человек, наделенный божественной душой, в состоянии создать и поддерживать отношения с Творцом мира. Только человек имеет право выбора и способен предпочесть духовное наслаждение – телесному. Только человек может отказаться от еды, чтобы отдать ее голодному».
«Всевышний дал человеку власть над животными, чтобы подчеркнуть наше духовное превосходство, – писал рав Авраам Ицхак Кук (главный раввин Израиля в 20-е – 30-е годы XX века), который был, кстати сказать, вегетарианцем, – и еще раз напомнить о наших моральных обязательствах. Если человек наделяет животных теми же правами, что и людей, он, таким образом, снижает человеческие моральные стандарты – с одной стороны, и преуменьшает наши ожидания от людей – с другой…»
И снова автору не остается ничего другого, как предложить читателю самому решить, кто в этом споре о том, гуманен или негуманен еврейский способ ритуального забоя, прав, а кто является выразителем откровенно ханжеской и, по сути дела, антигуманной точки зрения.
В память о праотце Иакове
В главе, посвященной профессии резника, перебирая еврейские «мясные» фамилии, мы мельком упомянули и фамилию Менакер. И вот сейчас, кажется, и пришло время поговорить о том, кто же такой менакер, более подробно. Потому что, как уже было сказано, для того чтобы мясо было кошерным, мало взять кошерное животное. Мало даже забить его в соответствии со всеми требованиями еврейского Закона. Мясо будет названо кошерным лишь после того, как тушу освежуют, разделают, осмотрят все жизненно важные органы, удостоверившись в том, что забито было вполне здоровое, жизнеспособное животное, и затем проведут высаливание мяса, чтобы удалить из него кровь, категорически запрещенную в пищу евреям.
Но еще прежде, чем приступить к разделке туши, возле забитого животного появляется менажер – специалист, умеющий удалять из его тела те ткани и органы, которые запрещены евреям в пищу даже в мясе кошерных животных. Речь идет о нутряном жире и так называемой жиле «гид ханаше», расположенной в бедренной части правой задней ноги животного.
Причем если большинство законов кашрута никак не обосновывается, то запрет на употребление в пищу жилы «гид ханаше» напрямую связан с данью, отдаваемой евреями памяти праотца Иакова, от которого они происходят.
Да, конечно, историю, которая легла в основание этой заповеди, можно считать легендой. Но книга «Бытие» приводит такие мельчайшие ее подробности, которые просто трудно придумать и в которых составители легенд обычно совершенно не нуждаются. Она рассказывает о том, как, расставшись, пусть и весьма холодно, но все же мирно со своим тестем Лаваном, Яаков вместе со своей многочисленной семьей останавливается перед небольшой речкой Ябок, и сегодня протекающей на границе между современными Ливаном и Израилем. Он возвращается на родину после более чем тридцати лет отсутствия, и страх перед братом Исавом, перед тем, что тот не забыл историю с «украденным благословением», вдруг снова охватывает его. Иаков посылает нескольких слуг сообщить брату о своем возвращении, но те вскоре снова появляются в развернутом им палаточном лагере и сообщают, что Исав уже обо всем знает и идет ему навстречу с четырьмя сотнями своих людей. Четыре сотни человек – это, по тем временам, целая армия, и, таким образом, Иакову становится ясно, что Исав все помнит, ничего не простил и собирается сполна поквитаться с ними за прошлое.
В этой ситуации Иаков, во-первых, разделяет свою семью, своих людей и свое имущество на два стана – в случае, если Исав нападет на него, пока он и его воины будут уничтожать все живое в первом лагере, второй сможет спастись бегством и укрыться в земле его тестя Лавана. Во-вторых, он направляет Исаву богатые подарки в надежде задобрить его и добиться примирения с братом. А в-третьих – на тот случай, если последняя мера не подействует, – он начинает готовиться к смертельной схватке.
«И испугался Иаков очень и тесно ему стало», – говорит Пятикнижие о тех чувствах, которые охватили в этот момент праотца еврейского народа.
Иаков действительно испугался – испугался за жизнь своих жен и детей, за свою собственную жизнь, но в не меньшей степени он испугался и того, что во время сражения ему придется убивать и, возможно, стать братоубийцей…
Комментаторы считают, что во всех вышеописанных действиях Иакова следует видеть назидание всему еврейскому народу о том, как он должен вести себя, оказавшись перед лицом смертельной опасности. С одной стороны, следует позаботиться о том, чтобы даже при самом трагическом исходе какая-то часть людей выжила и еврейский народ мог продолжить свое существование. С другой, нужно попытаться любой ценой достигнуть мира с врагом, а с третьей – быть готовым оказать ему достойное сопротивление, драться с ним не на жизнь, а на смерть.
Но, совершив эти приготовления, Иаков решает проверить, не забыл ли он чего-нибудь на противоположном берегу Ябока, и вновь отправляется на другой берег. Здесь его и застает ночь, и, чтобы не рисковать, переходя бурный, с каменистым дном Ябок вброд в темноте, Иаков решает заночевать на берегу. И вот тут-то с ним происходит событие, в значительной степени определившее всю судьбу еврейского народа, а заодно и внесшее существенную поправку в то, что евреям разрешено и запрещено употреблять в пищу.
«И остался Иаков один, и боролся с ним Некто до восхода зари. Но увидел тот, что не одолевает его, и тронул сустав бедра его, и вывихнулся сустав бедра Иакова в борьбе с ним. И сказал тот: „Отпусти меня, ибо взошла заря!“ Но он сказал: „Не отпущу тебя, пока не благословишь меня!“ И сказал ему тот: „Как имя твое?! И сказал он: „Иаков“. И сказал тот: „Не Иаков должно быть впредь имя твое, а Исраэль, ибо ты боролся с Ангелом и с людьми и победил. И спросил Иаков, сказав: „Скажи же имя твое?“ И сказал тот: „Зачем ты спрашиваешь об имени моем?“ И благословил он его там. И нарек Иаков имя месту тому Пниэль, ибо «Ангела видел я лицом к лицу и победил“. И взошло перед ним солнце, когда он проходил Пниэль, а он хромает на бедро свое. Поэтому сыны Израиля до настоящего времени не едят седалищного нерва, который у сустава бедра, потому, что поразил тот седалищный нерв Иакова…“ (Бытие, 32:25–33).
Все мидраши сходятся в том, что Иаков боролся не просто с ангелом, а с ангелом-хранителем Исава, который, естественно, принял облик самого Исава. И, таким образом, победа Иакова над этим ангелом, с одной стороны, была предзнаменованием того, что встреча с братом завершится благополучно, а с другой – носила более глобальный характер: она, по мнению многих комментаторов, символизировала собой ту победу, которую еврейский народ одержит в конце времен над многими народами, предком которых был Исав. Вдобавок ко всему Иаков вышел из нее с новым именем, которому предстояло стать родовым именем всех его потомков: куда чаще, чем евреями, сами евреи предпочитают называть себя «бней-Исраэль» (потомки, сыновья Израиля), «ам Исраэль» («народ Израиля») или просто «Исраэль» – «Израиль».
Рембрандт Харменс ван Рейн. Иаков, борющийся с ангелом. 1660 г.Берлин, картинная галерея
Однако для нас в данном случае важно, что в память о поврежденном в той схватке седалищном нерве и связанном с ним сухожилии Иакова евреям строжайше запрещено есть эту часть тела на правой ноге какого-либо животного.
Причем Талмуд уточняет, что речь идет о жиле, расположенной на правой ноге животного, так как, согласно преданию, Иаков встретил противника, повернувшись к нему именно правой стороной тела, – так он чувствовал себя более защищенным. Однако хотя под «гид ханаше» понимают именно определенную жилу в правой ноге, как правило, во избежание путаницы аналогичная жила удаляется и из левой ноги туши, а затем обе они выбрасываются или сжигаются.
И вышеупомянутый менакер и должен уметь безошибочно отличать жилу «гид ханаше» от всех остальных.
А вот удаление запрещенного в пищу евреям нутряного жира, подчеркивает Талмуд, является обязанностью мясника или его помощника. Причем Талмуд делает по данному поводу любопытное замечание: если помощник мясника при разделке туши оставил в разделанной им части кусок запрещенного жира размером с ячменное зерно, хозяин обязан уволить его с работы. Если же этот кусок жира размером с маслину, то того, кто допустил такую оплошность, следует подвергнуть строгому наказанию.
