Капиталина Смолина - 100 великих театров мира
В 60-е годы в труппу театра входили: Т. Махова, Н. Федосова, В. Высоцкий, Н. Губенко, Р. Джабраилов, В. Золотухин, 3. Славина, В. Смехов, В. Соболев, Б. Хмельницкий. Все они составили славу театра, но среди них, конечно же, всегда был самым популярным, талантливым и экстравагантно-неуправляемым — Владимир Высоцкий, музей которого теперь создан в театре.
После „Павших и живых“ последовали новые спектакли — „Жизнь Галилея“ Брехта, „Дознание“ П. Вайса, „Тартюф“ и „Мать“, „Час пик“ и „А зори здесь тихие“. Все эти спектакли долго держались в репертуаре театра. Совершенно особняком располагались спектакли „Живой“ по Б. Можаеву и „Деревянные кони“ по Ф. Абрамову. Эти авторы говорили, прежде всего, о своих национальных русских проблемах. Критика (в частности, А. Гершкович) считала, что „национальная ограниченность чужда Любимову и его актерам“, что „историю России они показывают через призму национальной самокритики, заостряя (иной раз несоразмерно) мотивы горького раскаяния в том, что случилось на русской земле, что подорвало могучее здоровье и душевные силы народа“. Таганка любила обращаться к запрещенному или умалчиваемому. В десятый год своей жизни Театр на Таганке обращается в теме современной, то есть колхозной, деревенской и ставит Ф. Абрамова. В этом спектакле Любимов вновь брал зрителя „за шкирку“ — в том смысле, что заставлял пройти в зрительный зал через сцену, через крестьянскую избу, светлую горницу с деревянным некрашеным полом. Этот натурализм чувств режиссеру был нужен, чтобы заставить горожанина вспомнить или почувствовать другой мир — деревни. В этом спектакле есть еще и другая особенность — приглушен типично таганковский агрессивный, активный, моторный стиль спектаклей. В абрамовском спектакле произошло соединение условного и бытового. Театр показывал „оскудевший, выморочный мир русской деревни, лишенный владельца и перешедший в советскую казну“. Театр изображал обыденный трагизм, говорил о русских крестьянках и о трудных женских судьбах. С разрушения этих судеб, говорит театр, с разрушения нормальной деревни и началась советская реальность.
Классика на Таганке — тема особая. В мае 1977 года Любимов дерзнул поставить „Мастера и Маргариту“ Булгакова, за что был осужден советской партийной печатью и партийной критикой. Критика говорила, что Любимов вывел главным героем Сатану и при этом „изобразил его как всегда правым“, к тому же спектакль " пропагандировал… секс“ (Любимов показал публике голую актрису (Маргариту) со спины, что для советского человека было тогда действительно „сексом“.) С Достоевским было в некотором смысле проще — хотя бы в том, что его советские ученые давно „разрешили“ к чтению. Любимов ставил „Преступление и наказание“ о человеке, который загнан в темный угол своей совестливой душой, своей мыслью. А по ту сторону от человека лежит огромный и враждебный мир. Гадкий мир. Скверный мир. Любимов делает спектакль не об идеях, а о психологии таких, как Раскольников. Спектакль строится как „обвинительное заключение“, но не дело убийцы интересует театр, а „дело мечты“ героя… Чеховские „Три сестры“ были поставлены Любимовым уже в новом театральном здании Таганки. В спектакле не было ни чеховских настроений, лирики, подтекста, нюансов движений души. Актеры играли нарочито прямолинейно, безапелляционно. Играли о „истинной цене беспочвенных мечтаний на русской земле“. Все кончается плачем в России, что „ничего нельзя сделать и ничего нельзя изменить“.
Высоцкий и Таганка — они навсегда слились в один образ. О нем написано сейчас очень много и очень по-разному. Ясно одно, что он сгорел, что он метался, что душа его жаждала правды и опоры. А искал он ее то в правде войны и в поколении отцов, то в правде бунта и вызове смерти. На Таганке он был Гамлетом. И в этой шекспировский роли он выходил на сцену прямо из московской жизни. Он был агрессивным и ранимым Гамлетом. Он умер 25 июля 1980 года, а 27 июля в репертуарной афише стоял его „Гамлет“. Его репертуар в театре был серьезным, роли были самые разные — Свидригайлов, например в „Преступлении..“, Галилей в одноименном спектакле. Он обладал легендарным темпераментом, он умел разгуляться, но умел быть страстно-мужественным. Он узнал действительно всенародную любовь. Высоцкий всегда всего себя вкладывал в роль и не боялся выразить своего отношения к играемому персонажу. Спектакль, о нем и ему посвященный, „Владимир Высоцкий“ стал уникальным событием в жизни театра. Это спектакль — памятник, чего не удостаивался ни один актер.
Таганка 80-х годов — Любимов в 1982 году репетирует и готовит к выпуску пушкинского „Бориса Годунова“. Брежнев умер. Его сменил новый правитель, но ненадолго. Комиссия по руководству искусством смотрит спектакль Таганки и запрещает его показывать публике. Весть облетела всю Москву. Естественно, кричали, что, мол, дошли до того, что „запретили Пушкина“. Но запрещали все же спектакль Любимова. Запрещали недопустимый с точки зрения традиционного искусства столь легкомысленный принцип трактовки истории — по „скоморошьим“ театральным законам. К тому же и другие акценты были смещены — главного героя в спектакле как бы и не было. На первый план был выдвинут народ, причем народ не просто „безмолвствующий“, но потерявший вообще всякую надежду на своих правителей. У этого народа только и осталось что, так это — песня, в которой он и отводил свою душеньку. Ясно, что аллюзии спектакль вызывал архисовременные. К тому же все костюмы были лишены исторической правдивости и откровенно осовременены или, если можно так сказать, „осовечены“. Лжедмитрий был одет под анархиста-морячка, боярин — в шинель, патриарх всея Руси — в госпитальный халат и ходил с костылем, перебежчик Андрей Курбский — в заграничные джинсы, а затворник-монах Пимен напоминал явно современного „зэка“. К тому же заканчивался спектакль „Вечной памятью“ по всем невинно убиенным. Спектакль совершенно явно говорил об одном — о власти. Несмотря на то что у театра всегда были покровители во властных структурах, идеологический механизм работал четко и был сильнее отдельной личности. Но отношение к Таганке обострилось еще после премьеры „Дома на набережной“ Ю. Трифонова, а тут новый конфликт — „Борис Годунов“….
Да еще „Владимир Высоцкий“ (тоже был закрыт)… Любимов едет в Лондон для постановки „Преступления и наказания“. После успешной премьеры дает интервью, которое изменило его судьбу. Он говорит о том, что его работы запрещены и он не может с этим смириться. Это же он повторяет на Би-би-си. Любимов говорит, что он не просит политического убежища, но, однако же, остается в Лондоне, где, по его словам, собирается жить до тех пор, „пока мне не гарантируют условий, в которых я могу работать“. В марте 1984 года было проведено общее собрание труппы в театре на Таганке, где было сказано начальником Управления культуры, что Любимов уклонился от исполнения своих служебных обязанностей, а потому снимается с поста руководителя театра. В оставшейся без главы труппе, естественно, начались разброд и шатания. Часть актеров (Губенко, Золотухин, Смехов) выступили против прихода в театр какого-либо иного режиссера. Через три года дал согласие возглавить Таганку Анатолий Эфрос. Труппа его не принимала, все пылали и негодовали, но часть актеров его приняла. Эфросу, конечно же, досталось это художественное руководство и работа на Таганке дорогой ценой. Раскол в труппе был совершенно очевиден. Положение Эфроса — трудно выносимым. Актеры обращаются с письмами в ЦК и прочие инстанции с просьбой вернуть им Юрия Любимова. У власти уже стоит М. С. Горбачев. 14 января 1987 года все ждали решения вопроса о Любимове и Эфросе. Ходили упорные слухи, что именно в этот день Эфрос „сдает дела“. Но происходит все иначе и трагичнее — Эфрос умирает. Умирает еще достаточно молодым и творчески-полноценным мастером… Любимов приезжает в Москву в 1988 году с частным визитом на 10 дней в качестве гражданина Израиля. А еще через год в 1989-м он вернулся в Москву для работы на несколько месяцев. Он восстановил спектакль по Б. Можаеву и „Бориса Годунова“, закончил „Маленькие трагедии“ Пушкина, отметил 25-летие Таганки. Осенью 1989 года вновь появилась афиша, которая извещала, что художественный руководитель театра — Ю. П. Любимов.
Но проблемы не закончились. Театр, разделенный еще при А. Эфросе, теперь раскололся окончательно на две части. Новая, возглавляемая Н. Губенко, труппа назвала себя Содружеством актеров. А Любимов вновь работает с прежним воодушевлением. Театр посещается, хотя того, прежнего (когда „запрещали“) общественного резонанса он уже больше не имеет. Ничего не запрещают, но и многое теперь не замечают. Не знаю, какой период своей творческой судьбы режиссер и актеры считают лучшим?
Театр-Лаборатория Ежи Гротовского
