Сергей Мусский - 100 великих скульпторов
В 1957 году Неизвестный исполняет статую, ставшую вскоре известной — «Мёртвый солдат». Это лежащая фигура с почти истлевшим лицом, огромным отверстием в груди и закостеневшей, вытянутой вперёд и всё ещё судорожно сжатой в кулак рукой — человека, последним жестом ещё символизирующего борьбу, движение вперёд.
Далее он создаёт образы, резко отличные от привычной станковой скульптуры тех лет, — «Самоубийца» (1958), «Адам» (1962–1963), «Усилие» (1962), «Механический человек» (1961–1962), «Двухголовый гигант с яйцом» (1963), фигура сидящей женщины с человеческим зародышем в утробе (1961).
В 1962 году на выставке, посвящённой тридцатилетию МОСХа, Неизвестный совершенно сознательно согласился быть экскурсоводом Н. С. Хрущёва. В своём праве на первенство в искусстве он не сомневался. А смелости ему всегда хватало. Однако результат встречи не оправдал его надежды. Правда, в сознании многих именно Неизвестный остался главным борцом с рутиной в искусстве.
Несколько лет его не выставляли. Но после снятия Хрущёва временная опала закончилась: Неизвестный начал выезжать за границу и получать серьёзные государственные заказы. Он создал, например, в 1966 году декоративный рельеф «Прометей» для пионерского лагеря «Артек» длиной 150 метров. Правда, никаких премий ему не присуждали. Тем не менее его известность в Европе и США постепенно росла, его работы начали закупать коллекционеры. Да и выставки, которые проводились в небольших залах научно-исследовательских институтов, становились событием.
Возвращаясь же к произведениям 60-х годов, хочется сказать ещё о двух из них, — пишет Н. В. Воронов. — Это, во-первых, „Орфей“ (1962–1964). Песня одиночества. Мускулистый человек на коленях, прижавший одну согнутую в локте руку к запрокинутой голове в жесте какого-то невыразимого горя, безысходности и тоски, а другой разрывающего себе грудь. Тема человеческого страдания, отчаяния здесь выражена с какой-то почти невозможной силой. Деформация, утрированность, преувеличения — всё здесь работает на образ, и разорванная грудь кровавым криком вопит об одиночестве, о невозможности существования в этом подземелье жизни без веры, без любви, без надежды. Мне представляется, что это одна из самых сильных вещей Неизвестного 60-х годов, может быть, менее философская, обращённая больше к нашему чувству, к непосредственному восприятию. Наверное, менее диалогическая по сравнению с другими произведениями, более близкая к привычному представлению о реализме, но тем не менее одна из самых выразительных.
И вторая — „Пророк“ (1962–1966). Это своего рода пластическая иллюстрация к собственным мыслям Неизвестного, высказанным в те же годы. Он писал: „Самым любимым моим произведением остаётся стихотворение Пушкина «Пророк», а самым лучшим скульптором, которого я знаю, пожалуй, шестикрылый серафим из того же стихотворения“.
В 1971 году Неизвестный победил на конкурсе проектов памятника в честь открытия Асуанской плотины в Египте — с монументом «Дружба народов», высотой 87 метров. Другими крупными работами в первой половине семидесятых стали — восьмиметровый монумент «Сердце Христа» для монастыря в Польше (1973–1975) и декоративный рельеф для Московского института электроники и технологии в 970 метров (1974). 1974 год стал своеобразным рубежом в его творчестве: скульптор создал памятник на могиле Хрущёва, ставший его последней крупной работой, установленной на родине до эмиграции.
«Этот надгробный памятник, — отмечает Н. В. Воронов, — быстро стал популярным, ибо в концентрированной художественной форме передавал суть деятельности и воззрений Хрущёва. На небольшом возвышении в несколько необычной мощной мраморной раме стояла удивительно похожая бронзовая позолоченная голова Никиты Сергеевича, причём вылепленная просто и человечно, отнюдь не с тем налётом „вождизма“, к которому мы привыкли на многочисленных памятниках великим людям, стоящим чуть ли не в каждом городе. Особый смысл в окружающих эту голову мраморных блоках. Своеобразная рама была выполнена так, что одна её половина была белой, а другая — чёрной…»
Скульптор не хотел эмигрировать. Но ему не давали работы в СССР, не пускали работать на Запад. С начала шестидесятых годов и до своего отъезда скульптор создал более 850 скульптур — это циклы «Странные рождения», «Кентавры», «Строительство человека», «Распятия», «Маски» и другие.
На свои скульптуры Неизвестный тратил почти все деньги, которые он зарабатывал, работая каменщиком или восстанавливая и реставрируя рельефы разрушенного храма Христа Спасителя, находящиеся в Донском монастыре.
Из его 850 скульптур у него закупили только 4! Против него возбуждались уголовные дела, его обвиняли в валютных махинациях, в шпионаже. Более того, Неизвестного постоянно встречали на улице странные люди и избивали, ломали рёбра, пальцы, нос. 67 раз подавал Неизвестный заявление, чтоб его отпустили на Запад строить с Нимейером. Не пускали. И тогда он решает вообще уехать из России — 10 марта 1976 года скульптор покинул родину.
Когда Неизвестный оказался в Европе, канцлер Крайский выдал ему австрийский паспорт, правительство отдало одну из лучших в стране студий. Но скульптор перебирается из Австрии в Швейцарию к Паулю Сахару, одному из богатейших людей мира. Тот купил скульптору казарму в Базеле под новую студию. Его жена Майя Сахар, тоже скульптор, боготворила Неизвестного. Она отдала ему свою студию со всеми инструментами, со всей библиотекой.
«К этим людям, — говорит Неизвестный, — шли на поклон Пикассо и Генри Мур. Встретиться с Паулем Сахаром — это было всё равно, что повидаться с господом Богом. А святым Петром, открывшим райскую дверь, оказался Слава Ростропович. Слава Ростропович даже написал книгу „Спасибо, Пауль“ — про то, как Пауль вывел в люди многих из сегодняшних великих. И вот я оказался перед лицом карьерного господа Бога. Но я взял и уехал, по своим соображениям. Я не выдержал жизни в доме богатого человека…
…В 1976 году я приехал в Америку, и буквально на следующий день состоялось открытие в Кеннеди-центре моей работы — бюста Шостаковича. Были большие статьи и телепередачи. Меня взялись опекать Алекс Либерман и Энди Уорхол. С Уорхолом я очень дружил. Ему принадлежит фраза: „Хрущёв — средний политик эпохи Эрнста Неизвестного“.
Замечательный друг Слава Ростропович, получивший за долгие годы огромный пакет социальных связей, щедрой рукой все их передал мне. Президентов, королей, крупнейших критиков, художников, политиков. Подключившись к этой светской жизни, я очень скоро понял: это не для меня. Ты приходишь на „парти“, тебе вручают двадцать визитных карточек, ты обязан откликнуться. Общение нарастает в геометрической прогрессии. Одинокая профессия скульптора не выдерживает таких нагрузок. Я сжёг визитные карточки. Перестал общаться. В социальном плане это откинуло меня в самый низ».
Но Неизвестный добился того, что знаменитости, с которыми его познакомил Ростропович, стали приходить к нему в мастерскую как к скульптору.
До дома Неизвестного ехать от Манхэттена часа два-три. Сначала через весь Лонг-Айленд, а потом добираться на пароме. Через десять минут плавания появляется берег чистенького, ухоженного острова Шелтер, населённого ушедшими на покой миллионерами, важными молодыми людьми с дорогими манерами — и знаменитым русским скульптором. Художнику принадлежит участок площадью в один гектар и половина озера. Дом построен по проекту самого Неизвестного и соответствует его духу. К нему пристроена студия, высокий цилиндрический зал с галереей.
Когда мастер уезжал из России, жену Дину Мухину и дочь Ольгу с ним не пустили. В октябре 1995 года Неизвестный снова женился. Аня — русская, давно эмигрировала. По профессии — испанистка.
Сам Неизвестный преподавал в Гамбурге, в Гарварде, в Колумбийском университете и в Нью-Йоркском — искусство, анатомию, философию, синтез искусств. Мог стать постоянным профессором, но не захотел. Ему очень нравилось преподавать, но мешала рутинная бумажная работа. А ещё отчёты, заседания… Всё это отнимало слишком много драгоценного времени.
Как всегда, скульптор очень много работает в мастерской. Хотя за последние годы перенёс две операции на сердце. Один раз он даже пережил клиническую смерть. Его снова спас русский доктор — Саша Шахнович.
«…Я много трачу, — говорит Неизвестный, — материал, отливка, помощники — идёт омертвление огромных денег. В мой парк вложено несколько миллионов долларов — если считать одну отливку. А когда не работаю, богатею: деньги не расходуются, а дают дивиденды.
По правилам, 12 экземпляров скульптуры имеют статус оригинала. Я раньше и отливал по 12. А теперь стараюсь давать минимальные тиражи — ну два, ну три экземпляра. Это повысит не стоимость, нет, но ценность работ. И это создаёт мне перспективу жизни, есть для чего жить — для работы. А если происходит затоваривание, психологически очень трудно работать.
