Алексей Дельнов - Крым. Большой исторический путеводитель
Абдул-Меджид потребовал немедленного вывода российских войск из Валахии и Молдовы. Ответа не последовало, и 16 октября 1853 г. османские армии открыли военные действия на Дунае и в Закавказье. В войне, раз уж она началась, у Турции были свои большие интересы: вернуть себе Крым и на равных правах вступить в сообщество европейских держав. На последнее вполне можно было надеяться, поскольку Англия и Франция, хоть и не вступили пока в войну, всецело были на турецкой стороне, как и общественное мнение европейских стран.
* * *30 ноября 1853 г. российская черноморская эскадра под командованием выдающегося флотоводца адмирала Павла Степановича Нахимова (1802–1855) атаковала в Синопской бухте у северо-восточного побережья Анатолии турецкий флот. Нападение, совершенное ранним дождливым утром, привело к разгрому турок, несмотря на их большое превосходство в силах. Под мощным огнем береговых батарей русские прорвались в бухту и потопили пятнадцать только больших кораблей, не потеряв ни одного. Российские моряки потеряли убитыми и ранеными 270 человек, турки – свыше 3 тысяч и еще 200 пленных, среди которых – совсем молодой командующий их флотом (21 год) адмирал Осман-паша (в будущем – османский военно-морской министр). Это было последнее в военной истории сражение больших парусных флотов.
Командование сухопутными русскими войсками на Нижнем Дунае было поручено князю М. Д. Горчакову. Война здесь велась без особой активности, заметных успехов не добилась ни одна из сторон, хотя турки имели значительное численное преимущество.
В Закавказье, на юго-западном черноморском побережье и восточнее его, русские войска действовали довольно успешно, был одержан ряд побед, добытых, правда, немалой кровью. С середины 1854 г. и до самого конца войны борьба здесь шла за мощную, стратегически важную турецкую крепость Карс (сейчас – на северо-востоке Турции) – в 1855 г. она была взята в блокаду.
У берегов на этом театре свершались знаменательные события: 4 ноября 1853 г. произошел первый в истории морской бой пароходов, русский пароходофрегат «Владимир» захватил в плен турецкий пароход «Перваз-Бахри»; а несколько дней спустя русский парусный фрегат «Флора» в бою у мыса Пицунда одержал победу над тремя турецкими пароходами.
* * *В январе 1854 г. Англия и Франция в ультимативной форме потребовали от России вывода ее войск из дунайских княжеств. Не желая в одиночку противостоять целой коалиции, российское правительство сочло за благо выполнить требование. И тогда в Валахию и Молдову сразу вступили австрийские войска. Не зная, как Вена поведет себя дальше, Россия вынуждена была держать на этой своей границе большие силы.
На Западе, особенно в Англии и Франции, антироссийская пропагандистская кампания нарастала. Широкую известность получил большой цикл карикатур на темы русской истории от самого ее начала гениального Гюстава Доре: Россия представала в нем страной безнадежно варварской, страной рабов, кнута, виселицы и плахи, а ее правители – кровожадными монстрами и (или) развратниками.
За Турцию требовали вступиться парламенты. Политики, публицисты делали заявления типа: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов внутрь лесов и степей»; «Надо вырвать клыки у медведя… пока его флот и морской арсенал на Черном море не разрушен, не будет в безопасности Константинополь, не будет мира в Европе». Примерно то же самое говорили банкиры и предоставляли Стамбулу крупные займы – усиление России на Востоке в их расчеты не входило.
В конце марта 1854 г. с интервалом в два дня войну России объявили британская королева Виктория и французский император Наполеон III. Впоследствии к ним присоединилось Сардинское королевство. Великий поэт Федор Тютчев сказал, что «это война кретинов с негодяями». Негодяи – это, думается, во всяком случае не о нас.
К такому противостоянию Россия оказалась не готова. Ее народ привык гордиться своей армией, но армия эта выходила на передовой уровень или в процессе затяжных войн, или после хорошей встряски. «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Но войны с Турцией и восставшей Польшей, произошедшие более двух десятков лет назад, не показались таким громом. После первого сражения с русскими в Крыму французский командующий заметил своему английскому коллеге: «Да они же отстали в тактике на пятьдесят лет!»
Действительно, военная учеба проходила преимущественно с прицелом на смотры и парады. Подготовленная в манеже конница демонстрировала чудеса выездки, но в чистом поле могла действовать только по старинке, да и этому училась не часто. Стрельбы проводились реже, чем следовало бы. Ружья зачастую намеренно развинчивались: от этого на смотрах раздавался особенно эффектный лязг при выполнении команды «К ноге!». Ни пехота, ни кавалерия, ни артиллерия не осваивали новые приемы взаимодействия, не учились действовать по обстановке, оперативно перестраиваться, как того требовали еще Румянцев и Суворов. Грубый солдафон Аракчеев, как потом оказалось, поддерживал вверенную ему артиллерию на достаточно хорошем техническом уровне, но его времена давно прошли. И ружья, и орудия были устарелых образцов, гладкоствольные, а потому обеспечивали дальность и точность стрельбы гораздо худшие, чем были в передовых армиях. Винтовок было очень мало, да и то это были в основном заряжающиеся с дула штуцеры, скорострельность которых была невелика. Во флоте – пароходов было в лучшем случае треть от общего числа боевых кораблей, хотя адмирал Корнилов еще в 1846 г. был откомандирован в Англию наблюдать за постройкой пароходов для Черноморского флота. В английском флоте парусников уже почти не было, во французском донашивались последние. Турки и то успели обзавестись немалым числом паровых судов – им теперь в Европе шли навстречу.
Отношения в армии отражали российскую действительность: преобладали патриархальность и сословная рознь. Чинопочитание во вред требовательности, придирки по мелочам, снисходительность, закрывание глаз – когда не надо, кумовство, право на «выказывание ндрава» вплоть до самодурства. Пьянство – это как повелось. Офицерский корпус оставлял желать лучшего: кадетские корпуса обеспечивали только треть его состава, едва хватало на гвардию и другие привилегированные части. Большинство остальных поступало с гражданской службы, сдав несложный экзамен: например, когда молодой человек вдруг задумывался о правильности жизненного выбора, заметив восхищенный девичий взгляд, устремленный на красивый мундир.
Отношения между офицерами и нижними чинами в николаевское время русская демократическая литература изрядно демонизировала. Откровенная жестокость редко находила себе место, это признавал даже Салтыков-Щедрин. Считалось за правило: если наказывать, то только за дело, «по-отечески». Хотя и «по-отечески», случалось, забивали до смерти – но в таких случаях неизбежно было строгое расследование. В ходу были зуботычины, срывание злости – но они были обычным делом во всех слоях общества, тем более в низших, откуда и приходил рядовой состав русской армии.
Офицер должен был быть «отцом-командиром», но это было на манер заботливого барина-отца. Снисходительная доброта редко допускала доверительный разговор по душам – слишком велика была сословная дистанция; отсюда излишняя строгость в строю, требование беспрекословного повиновения – что не способствовало развитию инициативы. «Человеческий материал» по рекрутскому набору поступал далеко не самый лучший: рекрутов поставляла сельская община или барин, а они неохотно расставались с хорошими работниками. В деревнях сызмальства подкармливали сирот, «чтобы в зачет в солдатчину отдать», а барин старался избавиться от проштрафившихся или никчемных.
Где патриархальность, кумовство – там неизбежны злоупотребления, а то и откровенное воровство. Отсюда нередко недостаточное питание, гнилая амуниция. Командование полком зачастую считалось таким же благопристойным источником доходов, как владение поместьем.
Но русский народ только тем и выжил, что всегда умел схватывать на лету, учиться в бою. Хоть и платил за это немалой кровью. А вообще-то, если все вышеперечисленное имело место быть, это вовсе не значит, что так было везде и всегда.
* * *Вступив с Россией в войну, которую потом назвали Восточной, или Крымской, или Севастопольской, первый удар союзники нанесли не по Севастополю и даже не по Крыму, а по Одессе. Удар это был не только подлый, но и кощунственный. Город был обстрелян с моря в Страстную пятницу. Как раз во время выноса Плащаницы граната взорвалась возле городского собора, и епископ Иннокентий устремил взор в направлении вражеских кораблей и предал нападавших проклятью. Никто из православных не дрогнул духом, все продолжали соучаствовать церковной службе.
