Кирилл Королев - Китайская мифология. Энциклопедия
За исключением локальной топонимики и упоминания о Сихэ, китайский сюжет о дневном и ночном «маршрутах» солнца во многом схож с представлениями других народов о движении светила — можно вспомнить и древнеегипетский миф о плавании ладьи бога солнца Ра по дневному и ночному небосводам, и славянские предания о пути солнца днем и в ночи, а образ возницы солнца приводит на память древнегреческого Гелиоса, который одновременно считался богом солнца и возницей солнечной колесницы.
Сихэ не только родила десять солнц и управляла солнечной колесницей; согласно поэту Цюй Юаню, она повелевала временем («Прикажу я Сихэ замедлить времени бег»), а стихотворное сочинение «Гуйцзан», цитируемое в комментариях к «Каталогу гор и морей», упоминает, что ей подчинялись как солнце, так и луна, что она регулировала восходы и заходы, «чтобы были свет и темнота». О Сихэ как об управительнице хода времени и чередования света и тьмы, суток и времен года говорит и Сыма Цянь: «Некогда Сихэ предалась разгулу, пренебрегла сезонами и спутала дни». Этой богине также приписывалось изобретение гадания по солнцу.
Охотник убивает солнца и пирует у Хозяйки Запада. Рельеф из храма У Ляна.
В поздней традиции образ Сихэ был переосмыслен: место богини заняли два (или четыре) придворных астронома правителя Яо — Си и Хэ. В «Книге преданий» рассказывается, что Яо «повелел Си и Хэ с благоговением следовать за Высочайшим Небом и рассчитать солнце, луну, планеты и звезды, с почтением определить для людей времена года. Отдельно приказал Старшему Си поселиться у охотников юй, в месте под названием Долина Восходящего Солнца, чтобы почтительно встречать восходящее солнце и регулировать восточные дела. Повелел Младшему Си поселиться в Южном повороте, чтобы регулировать южные изменения. Повелел Старшему Хэ поселиться на западе, в месте, называемом Долиной Сумерек, чтобы почтительно провожать заходящее солнце и регулировать западные свершения… Повелел Младшему Хэ поселиться на севере, в месте Обитель Мрака, чтобы регулировать северные изменения… Правитель сказал: „Вы, Си и Хэ, рассчитайте триста и шесть десятков и шесть солнц (дней. — Ред.) и с помощью вставной луны определите каждый из четырех сезонов и составьте год, рассчитайте с почтением все эти работы, и пусть повсюду у народа будут успехи“».
Эта традиция многими учеными признавалась более древней, чем традиция «Каталога», в которой Сихэ выступает как женское божество, однако А. Масперо убедительно доказал, что версия «Книги преданий» является эвгемерическим искажением мифологического сюжета. Благодаря этому искажению образ богини солнца трансформировался в образы придворных чиновников-астрономов. По замечанию Э. М. Яншиной, «„расчетверив“ божество солнца, систематизаторы традиции уничтожили и саму богиню солнца (солнце теперь — лишь одна частица мироздания, созданного верховным богом — Небом), и многих других богов, так или иначе связанных с солнцем».
К кругу солярных мифов относится о миф о великане Куафу, пытавшемся догнать солнце. В передаче «Каталога гор и морей» этот миф выглядит следующим образом: «Отец Цветущего (Куафу. — Ред.) соревновался в беге с солнцем, почти догнал его, но почувствовал жажду и пошел напиться. Пил в Реке (Хуанхэ. — Ред.) и в Вэй (приток Хуанхэ. — Ред.). Воды в них ему не хватило. Повернул на север, чтобы попить из Большого озера, но, не дойдя до него, умер от жажды. По пути он бросил свой посох, который превратился в Рощу Плодородия».
Куафу догоняет солнце. Гравюра к «Каталогу гор и морей».
Часть исследователей видит в этом сюжете мотив наказания дерзкого героя, посмевшего бросить вызов силам природы (ср. у Юань Кэ: «Великан совершил на первый взгляд немного глупое, но удивившее небо и тронувшее землю деяние»).[33] Э. М. Яншина, этимологизируя имя великана как Отец Цветущего, трактует его образ как образ умирающего и воскресающего бога растительности, подобного античным Адонису и Аттису, а мотив погони за солнцем истолковывает как поход божества плодородия за солнцем после зимней стужи. Особое значение в толкованиях мифа о Куафу придается его посоху, который упоминается и в историзированных версиях сюжета. Этот посох, превратившийся после смерти великана в плодоносящую рощу, сопоставлялся и с тирсом греческого Диониса, и с кадуцеем Гермеса, и с ваджрой индийского Индры — широкоизвестными символами плодородия.
Существуют два рассказа о смерти Куафу; по первому, он погибает от жажды, по второму — его как приспешника мятежника Чию убивает дракон Инлун. Оба варианта смерти Куафу трактуются как подтверждения его статуса божества плодородия. «Засуха и наводнения, часто связанные с летними дождями, были основными стихийными бедствиями в бассейне Хуанхэ. Это могло выразиться в образной форме — в мотиве смерти бога плодородия от жажды (= засухи, пересыхания рек) или от божества дождя[34] (= обильные наводнения от дождей)… Миф об Отце Цветущего, дерзнувшем состязаться с солнцем, являлся, по-видимому, развитием более древнего мотива добывания (= возвращения) солнца божеством плодородия. Впоследствии древняя основа мифа могла быть забыта, и он наполнился новым содержанием» (Яншина).
Что касается лунарных мифов, здесь мы снова встречаемся с представлением о множественности светил. В «Каталоге гор и морей» говорится о двенадцати лунах, рожденных Чанси, супругой бога Дицзюня. Вполне вероятно, что в архаическом варианте мифа число лун равнялось количеству ночей, как и число солнц — количеству дней, то есть новая луна рождалась каждую ночь. Известны зооморфные олицетворения луны — жаба и заяц. По позднему мифу, в лягушку (жабу) превратилась богиня луны Чанъэ (Чанси, Шенъэ), похитившая снадобье бессмертия, а образ Лунного зайца, толкущего в ступе на луне снадобье бессмертия, не утратил популярности до наших дней.[35]
Миф о богине Чанъэ тесно связан с мифом об Охотнике И, супругой которого мыслилась эта богиня. Согласно мифу, И, подобно аккадскому Гильгамешу, устрашился смерти и отправился на поиски эликсира бессмертия. Эти поиски привели его на Запад, где обитала Хозяйка (или Бабка) Запада богиня Сиванму. Хозяйка Запада вознаградила героя эликсиром, но Чанъэ похитила это снадобье и бежала с ним на луну, где и превратилась в жабу.
Также известно предание о коричном дереве, которое растет на луне. Под этим деревом живет человек по имени У-ган, который стремится стать бессмертным. За свои проступки он был сослан на луну постоянно рубить корицу топором, однако любой шрам на коре мгновенно затягивается, поэтому У-ган обречен рубить дерево до окончания времен.
Луна и жаба — ее символ. Рельеф из Сычуани. Эпоха Хань.
Подобно олицетворениям солнца и луны, земля тоже мыслилась как женский персонаж, схожий с античной Землей-Геей, хотя в поздней традиции этот образ стал мужским и превратился в великого предка и бога земли. В «Речах царств» говорится: «Хоуту смог привести в порядок девять земель, поэтому ему и приносят жертвы как богу земли». Однако реконструкция позволяет восстановить «исконный» образ этого божества, которое в древности мыслилось матерью всего живого; как гласит «Книга преданий», «Небо и Земля (Ту) — отец и мать всех существ». Вероятно, некоторое время женское божество Хоуту и мужское божество Шэ (бог земли) существовали параллельно, но в иньскую эпоху образ Хоуту был переосмыслен как мужской.
Образ Шэ как главного божества земли постепенно «раздробился» на множество локальных культов и приобрел территориальный характер. Как пишет, ссылаясь на французских синологов Э. Шаванна и М. Гране, Л. С. Васильев, «в чжоуском Китае в тесной связи с общей картиной административно-политической и территориальной организации страны сложилось несколько различных, иерархически организованных культов шэ — ван-шэ, да-шэ, го-шэ, хоу-шэ, чжи-шэ, шу-шэ. В рамках каждого из этих культов совершались специальные строго разработанные обряды в честь божества земли, то есть покровителя данной территории — от всей страны до небольшого района. С различной степенью пышности и тщательности, в зависимости от значения культа, на небольшом холме близ деревеньки, в центре уезда или возле столицы царства и империи возводили квадратный в плане, приподнятый над землей алтарь, вокруг которого со всех четырех сторон в строго определенном порядке высаживались различные сорта деревьев — туя, катальпа, каштан, акации. В центре алтаря помещался каменный обелиск или деревянная табличка, иногда с надписью. Регулярно весной и осенью на алтаре каждого такого шэ совершались торжественные обряды жертвоприношений. По мере усиления роли территориально-административных связей и политических отношений в чжоуском Китае такие шэ (особенно главное — го-шэ) становились олицетворением территориального единства, религиозно-символическим выражением его нерушимости. Известно, что ритуалы в честь го-шэ обставлялись очень пышно и торжественно, превращаясь во всеобщий праздник, принять участие в котором приглашались иногда и правители соседних царств».
