Николай Непомнящий - 100 великих кладов
Чем дальше отдалялась дата гибели «Принца», тем ярче разгоралась легенда о золоте, хранившемся в его трюмах. Лондонская «Таймс» сперва сообщила, что пароход затонул с 500 тысячами франков, которые якобы предназначались для уплаты жалованья английским солдатам и морякам, затем сумма увеличилась до пяти миллионов фунтов стерлингов. Количество золота и серебра росло почти в геометрической прогрессии. В конце XIX века уже говорили о сокровищах, которые оценивались в 60 миллионов швейцарских франков (особенности соотношений валют того времени не позволяют объективно оценить стоимость клада). А с годами людская молва даже переиначила название корабля: так вместо «Принца» появился «Чёрный Принц».
Слух о затонувших сокровищах сразу взбудоражил общественность. Уже в первые годы после заключения мирного договора начались поиски останков «Принца». В 1875 году французские ныряльщики буквально просеяли через сито дно Балаклавской бухты, нашли около двадцати затонувших судов, но «Принца» среди них не было. В 1901 году пришла очередь итальянцев. Экспедицию возглавил изобретатель глубоководного скафандра Джузеппе Рестуччи. Через несколько дней итальянским водолазам удалось найти корпус большого корабля. Они подняли со дна якорь, подзорную трубу, винтовки, куски железной и деревянной обшивки, но никакого золота не нашли. Итальянцы покинули бухту в 1903 году, но через два года вернулись, чтобы продолжить поиски в другом месте. Они обнаружили ещё один затонувший корабль, но золота на нём опять не оказалось.
Первая мировая, а затем Гражданская войны надолго остановили поиски сокровищ. В 1922 году один ныряльщик-любитель достал со дна моря у входа в Балаклавскую бухту несколько золотых монет. Так снова возник интерес к золоту «Принца». Как всегда в таком деле, не обошлось без предложений, поступивших от буйных сумасшедших, обративших избытки скопившейся у них энергии в сферу изобретательства и рационализации. Некий энтузиаст из Феодосии, выступая в местной печати, уверял, что «Принц» лежит на дне самой бухты, и для того чтобы добыть сокровища, надо перегородить бухту плотиной, а воду откачать, после чего золото можно будет вывозить тачками.
Мысль о богатствах, скрытых под водой, не давала покоя и Инженеру В. С. Языкову. Он объединил свои аналитические способности с талантом другого инженера — Е. Г. Даниленко, изобретателя подводного аппарата. Отчаявшись найти понимание у местных властей, уставших от бесконечных «изобретателей и рационализаторов», они в конце концов решились пойти в ОГПУ — к самому Дзержинскому.
Всесильный шеф тайной полиции с большим интересом отнёсся к идее инженера Языкова. Органы ГПУ уже имели опыт работы по поиску сокровищ в послереволюционной России. Однако в проекте Языкова Дзержинского больше всего заинтересовало не столько мифическое золото «Принца», сколько вполне реальная возможность начать серьёзные подводные работы по подъёму судов, затонувших в годы Первой мировой и Гражданской войн. Десятки кораблей — настоящий склад дефицитного по тем временам металла — буквально усеяли морское дно вдоль побережья Чёрного и Балтийского морей. Только в Чёрном море их насчитывалось более трёхсот пятидесяти единиц! Ну и конечно, если при этом водолазам удастся найти какие-то ценности, молодая республика Советов не будет против этого возражать… Так было положено начало Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН).
В марте 1923 года ЭПРОН начала свою деятельность. Специально для неё по проекту Е. Г. Даниленко был создан глубоководный аппарат, который имел «механическую руку», был оборудован прожектором, телефоном и системой аварийного подъёма. Экипаж аппарата состоял из трёх человек, воздух подавался по гибкому шлангу. Один из участников экспедиции, К. А. Павловский, вспоминал впоследствии: «Нас было около тридцати, первых эпроновцев, а в распоряжении экспедиции — испытанный снаряд Даниленко, баржа „Болиндер“ с лебёдкой и буксирный катер. Нам казалось, что найти „Принца“ будет не так уж трудно: он был единственным железным судном, погибшим в том урагане[5]. Подходы к Балаклавской бухте были разбиты на квадраты, и начались поиски. Дно моря было сплошным кладбищем деревянных кораблей. Поначалу мы проходили мимо остатков из морёного дуба, цепей, якорей, мачтовых поковок, но кто-то предложил заняться попутно подъёмом всего ценного, что встречалось на пути. В конце концов операции эти настолько развились, что понадобилось увеличить число водолазов и образовать специальную подъёмную группу».
Прошли весна, лето и осень 1924 года. Все погружения были безрезультатны. За два месяца работ водолазы подняли на поверхность сотни кусков железа различной формы, части обшивки борта с иллюминаторами, несколько ручных гранат и неразорвавшихся бомб, медные обручи от бочек, фрагменты паровой машины и так далее. И никакого намёка на золото…
К тому времени проект инженера Языкова уже обошёлся государственной казне почти в 150 тысяч рублей. В Балаклаву приехали ревизоры — в кожаных куртках, с маузерами. Часть руководства ЭПРОНа надолго отправилась в северные районы страны — на лесоповал. Дальнейшая деятельность по поиску золота «Принца» была признана нецелесообразной, и все усилия ЭПРОНа с этого времени были обращены на подъём затонувших судов со дна морей и рек.
А что же с золотом «Принца»?
Последней его искала японская фирма «Синкай когиоёсио лимитед». Её представители обратились с ходатайством к советскому правительству о разрешении работ по поиску сокровищ «Принца» и предлагали не только погасить затраты, произведённые ЭПРОНом, но и поделить ожидаемую прибыль (миллион рублей золотом) пополам.
Японцы приступили к работе летом 1927 года. Взорвав массу подводных скал, промыв и просеяв через сито тысячи тонн песка, истратив около трёхсот тысяч долларов, фирма подняла со дна Балаклавской бухты несколько вилок и ложек белого металла, подковы, сапёрные лопатки, лошадиные кости, офицерскую саблю, амбарный замок, галошу с датой выпуска «1848 год» и… семь золотых монет времён Крымской войны с изображением профиля английской королевы Виктории. После этого энтузиазм искателей сокровищ значительно уменьшился. Впрочем, неорганизованные ныряльщики, желающие разбогатеть, продолжают обшаривать дно Балаклавской бухты, но об их успехах пока ничего не слышно.
Где же оно, золото «Принца»?
В этой истории обращает на себя внимание один характерный момент: сокровища «Принца» искали все кому не лень: русские, французы, итальянцы, японцы, даже, говорят, немцы и норвежцы. Кроме… кроме тех, кому, собственно говоря, это золото принадлежит по закону: англичан. Британское правительство с редкостным хладнокровием отнеслось к потере «астрономической» суммы, якобы находившейся на борту «Принца», и все последующие годы оставалось безучастным наблюдателем в истории поисков сокровищ. Интересно, почему? Не потому ли, что англичанам, в отличие от всех других, был отлично известен истинный характер груза, отправившегося на дно Балаклавской бухты вместе со злосчастным «Принцем»? Кстати, список товаров, находившийся на борту «Принца», вовсе не является секретным: он был опубликован ещё 16 декабря 1854 года на страницах лондонской газеты «Иллюстрейтед Лондон ньюз»: «36 700 пар шерстяных носков, 53 000 шерстяных рубах, 2500 постовых тулупов, 16 000 простынь, 3750 одеял, 150 000 спальных мешков, 100 000 шерстяных рубашек, 90 000 пар фланелевых кальсон, 40 000 одеял, 40 000 непромокаемых шапок, 40 000 меховых пальто, 120 000 пар сапог». Безусловно, всё это имущество стоило немалых денег, но от экспедиции, отправленной в Балаклавскую бухту на поиски бесславно погибших фланелевых кальсон, вряд ли можно было бы ожидать успеха…
«Золото Колчака»
Легендарный «золотой запас Российской империи», не то пропавший, не то похищенный какими-то злокозненными персонажами в годы Гражданской войны, в просторечии получил название «золото Колчака». Предание относит рождение этой легенды к 1919 году, когда Красная армия с боями вступила в Сибирь. Один за другим пали Омск, Новосибирск, Барнаул…
В арьергарде отступавшей колчаковской армии шёл 21-й пехотный полк, старшим писарем в котором служил фельдфебель Карл Пуррок, эстонец по происхождению. В конце октября, когда полк находился в районе станции Тайга, над ним нависла угроза окружения. Положение мог спасти только быстрый отход. Но мешал едва тащившийся обоз — более сотни подвод с боеприпасами, провиантом, амуницией, сёдлами и прочим войсковым имуществом. Ездовые безжалостно нахлёстывали лошадей, но измученные клячи падали от усталости. И тогда командовавший арьергардом полковник Жвачин решил… закопать всё ненужное имущество (почему не бросить? Ведь никакого смысла прятать старые сёдла не было!). Он отделил часть обоза и лично отвёл его вёрст на пять в сторону от тракта, где на лесной поляне были вырыты четыре больших ямы. Под его наблюдением ездовые сложили в них поклажу с подвод. В самую крайнюю к лесу опустили ящики со снарядами, присыпали землёй, а сверху положили убитую лошадь — если кто-то начнёт копать, то наверняка бросит, наткнувшись на неё. Все ямы тщательно заровняли и забросали валежником. После этого полковник приказал обозникам догонять часть, а сам с ординарцем ускакал вперёд.
