Олег Ермишин - Афоризмы
Постыдно чужие недостатки тщательно примечать, а на свои не обращать внимания.
Забвение своих собственных прегрешений порождает бесстыдство.
Желающий учить того, кто высокого мнения о своем уме, попусту тратит время.
Завистливый человек причиняет огорчение самому себе, словно своему врагу.
Зависть полагает начало раздору среди людей.
Жадность до денег, если она ненасытна, гораздо тягостней нужды, ибо чем больше растут желания, тем больше потребности они порождают.
Все говорить и ничего не желать слушать есть признак гордости.
Наихудшее, чему может научиться молодежь, легкомыслие. Ибо последнее порождает те удовольствия, из которых развивается порок.
Сильно вредят дуракам те, кто их хвалит.
Если не можешь признать похвал заслуженными, то считай их лестью.
Лучше, чтобы хвалил нас кто-нибудь другой, чем хвалить самого себя.
Счастлив тот, кто при малых средствах пользуется хорошим расположением духа, несчастлив тот, кто при больших средствах не имеет душевного веселья.
Благоразумен тот, кто не печалится о том, чего не имеет, и, напротив, рад тому, что имеет.
Подобно тому, как бывает болезнь тела, бывает также болезнь образа жизни.
У всех тех, которые предаются удовольствиям желудка и переходят надлежащую меру в еде, в вине или в наслаждениях любви, удовольствия бывают кратковременные и быстротечные, продолжающиеся, лишь пока они едят или пьют; страдания же, получающиеся в результате этой невоздержанности, бывают многочисленны и продолжительны.
Отказывайся от всякого удовольствия, которое не полезно.
Медицина – сестра философии.
Приятен старик, который приветлив и серьезен.
Сила и красота суть блага юности, блага же старости – расцвет рассудительности.
Из удовольствий наиболее приятны те, которые случаются наиболее редко.
Демонакт
(II в.)
философ-киник, родом с Кипра
Демонакт пришел к человеку, который, запершись в темном помещении, горько оплакивал своего сына. Философ заявил, что он маг и может вывести на землю тень умершего, при том, однако, условии, что несчастный отец назовет ему имена трех человек, которым никогда не приходилось никого оплакивать. Человек, потерявший сына, (…) не мог никого назвать. «Не смешон ли ты, – сказал Демонакт, – считая, что только сам невыносимо страдаешь, и не зная никого, кто был бы незнаком с горем?»[432]
Один приятель попросил Демонакта: «Пойдем в храм Асклепия и помолимся за моего сына». – «Ты, должно быть, считаешь Асклепия глухим, полагая, что он не услышит нас, если мы будем молиться на этом месте», – сказал философ.[433]
Кто-то спросил Демонакта, считает ли он, что душа бессмертна. «Бессмертна, – ответил он, – но не более, чем все остальное».[434]
Увидев как-то прорицателя, который за плату предсказывал будущее кому угодно, Демонакт сказал: «Я не понимаю, за что ты берешь деньги: ведь если ты можешь изменять предначертанное – сколько бы ты ни потребовал, этого все равно будет мало; если же все свершится так, как угодно божеству, – к чему вообще твои пророчества?»[435]
Кто-то ради насмешки спросил философа: «Если я сожгу тысячу мин дерева, сколько получится мин дыма?» – «Взвесь, – сказал Демонакт, – золу, все остальное вес дыма».[436]
[Плохому] оратору (…) Демонакт посоветовал заниматься упражнениями. (…) Тот ответил, что все время произносит речи наедине с самим собой (…). «Тогда понятно, почему ты плохо говоришь, ведь у тебя такой глупый слушатель».[437]
Некий Полибий, человек совершенно невежественный и не умеющий грамотно разговаривать на своем родном греческом языке, сказал: «Император почтил меня римским гражданством». – «Лучше бы, – возразил Демонакт, – он сделал из тебя грека, а не римлянина».[438]
[О споре невежд:] Один (…) доит козла, а другой ему подставляет решето.[439]
Моясь однажды в бане, Демонакт никак не мог решиться зайти в горячую воду. Кто-то стал yпрекать его в трусости. «Скажи, ради отечества, что ли, должен я сделать это?» – возразил Демонакт.[440]
Когда кто-то удивился, неужели такой философ, как Демонакт, с удовольствием вкушает медовые лепешки, он ответил: «Не думаешь ли ты, что только для дураков строят пчелы свои соты?»[441]
Некий человек, заметив на ногах Демонакта явные признаки старости, спросил: «Что это такое, Демонакт?» А он с улыбкой ответил: «Следы от зубов Харона».[442]
Когда кто-то спросил его: «Как ты думаешь, что из себя представляет подземное царство?» – Демонакт ответил: «Подожди немного, и я тебе напишу оттуда».[443]
Пользуйся чаще ушами, чем языком.
Диоген
(ок. 410 – ок. 320 гг. до н.э.)
философ-киник, последователь Антисфена, из Синопы (Малая Азия)
[Диоген] говорил, что когда он видит правителей, врачей или философов, то ему кажется, будто человек – самое разумное из живых существ, но когда он встречает снотолкователей, прорицателей или людей, которые им верят, (…) то ему кажется, будто ничего не может быть глупее человека.[444]
[Диоген] говорил, что, протягивая руку друзьям, не надо сжимать пальцы в кулак.[445]
[Диоген] говорил, что берет пример с учителей пения, которые нарочно берут тоном выше, чтобы ученики поняли, в каком тоне нужно петь им самим.[446]
Увидев однажды женщину, непристойным образом распростершуюся перед статуями богов, и желая избавить ее от суеверия, он [Диоген] подошел и сказал: «А ты не боишься, женщина, что, быть может, бог находится позади тебя, ибо все полно его присутствием, и ты ведешь себя непристойно по отношению к нему?»[447]
Когда он [Диоген] грелся на солнце (…), Александр [Великий], остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь»; Диоген ответил: «Не заслоняй мне солнца».[448]
Когда кто-то читал длинное сочинение и уже показалось неисписанное место в конце свитка, Диоген воскликнул: «Мужайтесь, други: виден берег!»[449]
Когда Платон дал определение, имевшее большой успех: «Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев», Диоген ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: «Вот платоновский человек!» После этого к определению было добавлено: «И с широкими ногтями».[450]
Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, он [Диоген] ответил: «Если ты богат, то когда захочешь, если беден, то когда можешь».[451]
Когда кто-то задел его бревном, а потом крикнул: «Берегись!» – он [Диоген] спросил: «Ты хочешь еще раз меня ударить?»[452]
Среди бела дня он [Диоген] бродил с фонарем в руках, объясняя: «Ищу человека».[453]
Тем, кто боялся недобрых снов, он [Диоген] говорил, что они не заботятся о том, что делают днем, а беспокоятся о том, что им приходит в голову ночью.[454]
Когда кто-то, завидуя Каллисфену, рассказывал, какую роскошную жизнь делит он с Александром [Македонским], Диоген заметил: «Вот уж несчастен тот, кто и завтракает и обедает, когда это угодно Александру!»[455]
Об одной грязной бане он спросил: «А где мыться тем, кто мылся здесь?»[456]
[Диоген] просил подаяния у статуи; на вопрос, зачем он это делает, он сказал: «Чтобы приучить себя к отказам».[457]
На вопрос, в каком возрасте следует жениться, Диоген ответил: «Молодым еще рано, старым уже поздно».[458]
Когда у него убежал раб, ему советовали пуститься на розыски. «Смешно, – сказал Диоген, – если Манет может жить без Диогена, а Диоген не сможет жить без Манета».[459]
Спрошенный кем-то, почему люди подают попрошайкам, а философам – никогда, Диоген ответил: «Потому что предполагают, что хромыми и слепыми они еще могут стать, а философами – никогда».[460]
Возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, он [Диоген] ответил: «Народу много, а людей немного».[461]
На вопрос, откуда он, Диоген сказал: «Я – гражданин мира».[462]
Тому, кто стыдил его за то, что он бывает в нечистых местах, он сказал: «Солнце тоже заглядывает в помойные ямы, но от этого не оскверняется».[463]
У расточителя он [Диоген] просил целую мину; тот спросил, почему у других он выпрашивает обол, а у него целую мину. «Потому, – ответил Диоген, – что у других я надеюсь попросить еще раз, а доведется ли еще попросить у тебя, одним богам ведомо».[464]
Увидев прихорашивающуюся старуху, Диоген сказал: «Если для живых – ты опоздала, если для мертвых – поторопись».[465]
Увидев судачивших женщин, Диоген сказал: «Одна гадюка у другой берет яд взаймы».[466]
Поучать старца – что лечить мертвеца.[467]
Однажды Диоген, завтракая в харчевне, позвал к себе проходившего мимо Демосфена. Тот отказался. «Ты стыдишься, Демосфен, зайти в харчевню? – спросил Диоген, – а ведь твой хозяин бывает здесь каждый день!» – подразумевая весь народ и каждого гражданина в отдельности.[468]
