Бхагаван Раджниш - Йога — поиск силы
Это был тот самый вор, что спас Иисуса, но он-то не знал, что видит того же человека. Он сказал Иисусу:
— Я не знаю, что совершил, потому что никогда не совершал хороших поступков. Ты не найдешь злейшего преступника, чем я. Вся моя жизнь состояла из греха: грабежей, убийств и прочего, что только можно себе представить. Но я счастлив и благодарен Богу за то, что умираю рядом с таким непорочным человеком.
Иисус ответил:
— Лишь из-за этой благодарности сегодня же ты будешь со мной в царстве Господа.
В наши дни христианские теологи без конца обсуждают, что Христос имел в виду, когда произнес в своей фразе слово «сегодня». Он просто хотел сказать «сейчас». Потому что у религиозного человека нет вчера, нет завтра, лишь сегодня. Это мгновение — все. Когда он сказал вору: «Сегодня же ты будешь со мной в царстве Господа», он фактически говорил: «Послушай! Ты уже здесь. В этот самый момент, из-за твоей благодарности, из-за твоего осознания чистоты и невинности, из-за твоего раскаяния прошлое исчезло. Мы — в царстве Господа».
Религиозный человек живет не через идеологии прошлого, идеи, навязчивые концепции, философии. Он живет в этот миг. Он реагирует через свое сознание. Он всегда свеж как свежая весна, всегда свеж, неиспорченный прошлым.
Поэтому, если вы — санньясин, вы — революция. Революция больше, чем все революционеры. Революционеры — это те, кто остановился где-либо: река замерзла, она перестала течь. Санньясин всегда течет: река никогда не останавливается, она течет и течет, все дальше и дальше. Санньясин — это поток.
Ошо, Вы — йог или бхакти, или джняни, или же тантрик?
Чушь, ничего подобного.
Не пытайтесь наклеить на меня ярлык; не пытайтесь классифицировать. Разум хотел бы меня затолкать в ящик для бумаг с тем, чтобы вы могли сказать, что этот человек такой-то, и вы могли бы на этом разделаться со мной. Все будет не так просто. Я этого не позволю. Я буду, подобен ртути: чем активнее вы будете стараться схватить меня, тем неуловимее буду я. Все ли я или же ничто — только эти две категории позволительны, все же другие между этими двумя непозволительны, потому что не скажут правду. А день, в который вы постигнете меня как все или как ничто, будет днем великого постижения для вас.
Позвольте мне рассказать вам историю, которую я только вчера прочел. В своем рассказе «Страна слепых» X. Г. Уэллс повествует о путешественнике, приехавшем в странную долину, отрезанную от остального мира отвесными скалами, долину, в которой все люди были слепыми — долину слепых. Путешественник остановился там. Какое-то время он жил в этом странном месте, но жители сочли его подозрительным. Их знатоки сказали:
— Его ум находится под влиянием этих сомнительных вещей, называемых глазами, которые держат его в постоянном состоянии раздражения и смятения.
И они заключили, что он никогда не будет нормальным, пока у него не отнимут глаза.
— Нужна срочная хирургическая операция, — сказали знатоки. Все они были слепые. Они не могли представить, как это — у человека есть глаза. Это что-то ненормальное, нечто, что следует отнять, чтобы сделать его нормальным.
Путешественник влюбился в слепую девушку, которая умоляла его отказаться от глаз, чтобы они могли жить счастливо.
— Потому, что если ты не откажешься от глаз, — сказала женщина, — моя община не примет тебя. Ты ненормальный; ты такой странный. Какая-то беда стряслась с тобой. Никто никогда не слышал об этих глазах. Ты можешь спросить людей: никто никогда не видел. Из-за этих двух глаз ты останешься чужаком в моей общине, и они не позволят мне жить с тобой. И я сама немного боюсь жить с тобой. Ты так отличаешься, ты такой чужой.
Она убеждала его отказаться от глаз, чтобы они могли жить счастливо. И вот он почти было, принял условие, поскольку был влюблен в эту слепую девушку, оттого, что из-за любви и привязанности был готов даже потерять глаза, если бы не тот день, когда он уже почти решил… однажды утром он наблюдал восход солнца между скал и прекрасные луга с белыми цветами... более он не мог испытывать довольство в долине тьмы. Он выбрался туда, где люди ходили среди света.
Будда, Иисус, Кришна, Заратустра, — все они люди с глазами в долине слепых. Называйте их, как хотите — йоги, будды, джайны, христы, бхакти. Называйте их, как хотите, но все ваши классификации говорят лишь одно: что они отличаются от вас, что у них есть определенное качество видения, что у них есть глаза, что они способны видеть то, что вы видеть не можете.
И вы чувствуете себя обиженными: получается, вы противостоите им в самом начале, даже когда вы только начинаете следовать за ними. Потому что их представления создают в вас великое желание, несмотря на ваше противостояние. Глубоко в вашей душе звучат слова о том, что эти глаза возможны и для вас. Внешне вы продолжаете отрицать, глубоко внутри подводное течение все время говорит вам, что, может быть, вы и не правы. Может быть, эти глаза нормальные, а вы не нормальные. Может быть, вы в большинстве, но вы не правы.
Этих людей нужно просто помнить, как людей с глазами посреди долины слепых.
Вот я среди вас. Я знаю вашу трудность, потому что, то, что я могу видеть, вы не можете видеть, то, что я могу чувствовать, вы не можете чувствовать, то, чего я могу коснуться, вы коснуться не можете. Я знаю, что даже если вы уверитесь во мне, где-то глубоко внутри все время будет мешать сомнение. Сомнение — кто знает? — этот человек может выдумывать. Кто знает? — этот человек может просто обманывать. Кто знает? Потому что пока это не станет опытом для вас, как можете вы доверять?
Вы хотели бы классифицировать меня. Это даст вам, по крайней мере, имя, ярлык, и вы почувствуете себя уютно. Затем вы почувствуете, что знаете меня, поскольку можете классифицировать, да он — йог. Тогда вы не чувствуете себя так неуютно. По крайней мере, вы чувствуете, что знаете. Присваивая имена, люди чувствуют, что знают. Это наваждение.
Вас спрашивает ребенок: «Какой это цветок?» Ему неуютно с Цветком, потому что через цветок он чувствует неизвестное, — Цветок является чем-то, что заставляет его осведомиться о своем незнании. Потом вы говорите ему: «Это роза». Он счастлив. Он повторяет название: «Это роза, это роза». Он идет к другим детям, он очень счастлив, он говорит: «Посмотрите, это роза». Что он узнал? Лишь имя. Но теперь он чувствует себя непринужденно; теперь он больше не незнающий. По крайней мере, он не чувствует теперь свое незнание — сейчас он умный. Теперь там нет неизвестности: роза — больше не пришелец неизвестности в мир известного; она стала частью известного. Просто давая ей имя, просто называя ее «роза», что вы сделали?
Когда бы вы ни встретили кого-то странного, вы тут же спрашиваете: «Как твое имя?» Почему? Почему вы не можете жить с безымянным? Никто не приходит с именем; все рождаются без имени. Только рождается ребенок, а семья уже думает, какое ему дать имя. Почему вы так спешите? Потому что снова еще один незнакомый чужак пришел в ваш мир. Вам нужно прикрепить ярлык. Как только вы прикрепляете ярлык, вы удовлетворены: вы знаете, это Рам, Рахим, — что угодно.
Все имена абсурдны. И у этого маленького мальчика нет имени. Он безымянен как Бог. Но нужно дать имя: какая-то одержимость в человеческом разуме и определенная идея о том, что если вы присваиваете имя вещи, вы узнали ее. Тогда вы покончили с этим.
Ко мне приходят люди. Они спрашивают: «Кто вы? Индуист, джайн, мусульманин, христианин? Кто вы?» Если они смогут зачислить меня в определенную категорию, что я индуист, они почувствуют удовлетворение — они знают меня. Теперь слово «индуист» будет давать им фальшивое чувство знания.
Вы спрашиваете меня: «Кто вы?» Бхакти, йог, джняни, тантрик? Если вы сможете найти мне имя, вы почувствуете свободу. Тогда вы сможете расслабиться, тогда проблемы не будет.
Но сможете ли вы узнать меня, дав мне имя? На самом деле, если вы действительно хотите знать меня, пожалуйста, не ставьте имя между мной и вами. Отбросьте все классификации. Просто смотрите прямо. Пусть ваши глаза будут открыты и свободны от всей пыли. Смотрите на меня без знания. Смотрите на меня простым, чистым взглядом, в котором нет идей, нет сокрытых предубеждений, и вы сможете проникать взглядом все глубже и глубже. Я стану прозрачным для вас. Это единственный способ узнать меня, это единственный способ узнать реальность. Смотрите на розу и забудьте слово «роза». Смотрите на дерево и забудьте слово «дерево». Смотрите на зелень и забудьте слово «зеленый». И вы немедленно ощутите, что нечто странное присутствует и окружает вас: это есть Бог.
Бог, получивший имя, становится миром; мир, в свою очередь, потерявший имя, становится Богом. Бог, обусловленный в вашем разуме, становится миром; мир необусловленный, вновь разобранный, вновь неведомый, становится Богом.
