Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание
Алексей Николаевич Леонтьев — главный психолог Советского Союза после ухода Рубинштейна, как пишет о нем его собственный сын, «был марксистом по своим убеждениям— марксистом искренним, не декларированным^ глубоко знавшим и понимавшим новаторские философские идеи Маркса» (Леонтьев А. А., Предисловие, с. 5).
Это «глубокое знание» Маркса видно даже в том, что когда Леонтьев говорит в точности о том же, о чем Рубинштейн, он опирается на совсем иные цитаты из Маркса. Общий рисунок и смысл, конечно, остаются точно такими же. Марксизм — не панпсихизм и вольностей с собой не допускает.
Леонтьев вообще-то считается учеником Выготского. При этом, когда в начале тридцатых Выготского начали травить, Леонтьев перебрался в Харьков, а в его работах, вроде «Материалов о сознании», начинает проскальзывать недовольство взглядами Выготского. И недовольство именно с позиций Марксизма.
Как пишут об этом сами дети Леонтьева: «…вернемся к 1930 году, отмеченному яростными нападками на Выготского и его учеников, в результате чего Леонтьев остался без работы, а его книга ("Развитие памяти") была задержана.
Именно к началу 30-х годов относятся расхождения группы учеников Выготского, к которой принадлежали Леонтьев, Запорожец, частично Божович, со своим учителем» (Там же, с. 10).
Что представлял из себя Выготский? С одной стороны — талантливый ученый, а с другой — искренний марксист и материалист, заявлявший: «Я не хочу узнать на дармовщинку, скроив пару цитат, что такое психика, я хочу научиться на всем методе Маркса, как строят науку, как подойти к исследованию психики» (Цит. по: А. Леонтьев, Предисловие, с. 5–6).
Или: «Быть в физиологии материалистом нетрудно — попробуйте-ка в психологии быть им» (Там же, с. 8).
Это значит, что уже с 1925 года, когда сказаны эти слова, или раньше Выготский отчетливо сравнивает психологию с марксизмом в своей культурно-исторической теории. И даже больше — он определенно считает, что ему удалось стать материалистом прямо в самой цитадели духовности, в психе.
И вдруг, как только марксовская партия стала недовольна Выготским, Леонтьев начинает его критиковать. Причем, с явно марксистских позиций. Вы их узнаете в его словах. Эту критику нельзя считать критикой марксистом немарксиста. Это один марксист критикует другого марксиста, причем, глубокого, искреннего марксиста. Что-то не так было с их искренностью, я думаю. Однако, эти политические игры внутри советской Психологии я пока оставлю в стороне.
Мне важно лишь то, что стоило кому-то из марксистов начать более глубокий поиск, как остальные марксисты указывали ему, где он расходится с догмой. Если продолжить мысль, которую я высказал в статье о Рубинштейне, умные и знающие марксисты, вроде того же Рубинштейна или Леонтьева, проходили Марксов путь полностью, до самого пограничья с землей неведомой. Но здесь они и останавливались. А кто-то шел дальше. И чтобы понять это, надо найти у искреннего и умного марксиста критику других исследователей марксистов. Именно здесь идет рассказ о том, с чем граничило марксистское мировоззрение. Поскольку моя тема марксово-ленинское сознание, то я пока не берусь рассказывать о таких подходах, но помечу их особым знаком, значение которого в том, что в рамках советской Психологии были и такие исследователи, которые частью были марксистами, а частью просто жили в советскую эпоху. И об этой части их творчества нужно говорить особо.
Пока же — рассказ о Леонтьеве, о его понимании Марксизма и Ленинизма.
В «Материалах о сознании», которые пролежали неопубликованными с середины тридцатых годов, Леонтьев выделяет целый раздел «Учение Л. С. о сознании». Л. С. — это Лев Семенович Выготский. Его подход, как вы помните, назывался культурно-исторической теорией. Но взгляды на сознание он назвал «учением о системном и смысловом строении сознания», как это передает Леонтьев. И здесь его более всего не устраивало, что Выготский считал единицей сознания значение. Я приведу пример критики Леонтьева, потому что это позволит лучше понять и его понимание Ленинского сознания.
«Анализ учения о значении, как о единице С[ознания], показывает, однако, что это учение необходимо приводит к тому, что:
1) Сознание отделяется от материального субъекта, от его жизни — возникает как неразрешимая проблема "связи аффекта и интеллекта".
2) Сознание замыкается в порочный круг общественного сознания — классический круг французского социологизма.
3) История сознания связывается лишь с историей общественного сознания, а не с материальной историей общества, определяющими оказываются лишь культурно-исторические факты. Таким образом, окончательно утверждается в психологии именно культурно-историческая теория, которую с исторической и философской точек зрения защищать невозможно.
Более конкретным образом неудовлетворительность этого теоретического результата пятилетних попыток Л. С. [Выготского] и его сотрудников мне представлялась как внутренне связанная с двумя следующими обстоятельствами:
1. С тем, что с самого начала предмет не был понят именно как промышленность, т. е. как предмет человеческой деятельности, и
2. С тем, что единственно психологическими продолжали казаться лишь внутренние психические процессы, процессы сознания; сохранилось противопоставление одних другим; обыкновенная внешняя практическая деятельность продолжала казаться чем-то, что только внешним образом связано с С[ознанием], что только управляется сознанием» (Леонтьев, Материалы…, с. 41–42).
Вот теперь, если к сказанному еще добавить, что для Леонтьева сознание — это всегда форма отражения, становится возможным понимание и того, кто пишет про ленинское сознание, и того, что он пишет.
В отношении Ленина Леонтьев, как и в отношении Маркса, не мог пойти теми же путями, что и Рубинштейн. Он вообще не использует Ленинских цитат. Претендуя на то, чтобы выглядеть философом Психологии, он «развивает» принцип или метод, предложенный Лениным. В тех же «Материалах о сознании» этому посвящен целый раздел «Философский и конкретно-научный вопрос о сознании». Начинается он прямо с нужного мне имени:
«Ленин в "Материализме и эмпириокрит[ицизме]" потребовал различать в проблеме материи философский вопрос о материи и естественнонаучный, конкретно-научный вопрос о материи. Он подчеркивал, что неразличение этих двух вопросов ведет к грубым ошибкам.
То оке самое остается справедливым и применительно к другой большой проблеме— проблеме сознания.
И в этой проблеме необходимо различать философский вопрос о сознании и конкретно-научный, т. е. общественно-исторический, конкретно-психологический (очевидно, также и физико-физиологический) вопросы о сознании» (Там же, с. 26).
Как вы понимаете, разборка с Выготским и была выделением в особый вопрос общественно-исторического понимания сознания Выготским. Но это, как я сказал, было заграничьем марксизма, а значит, и Ленинского сознания. Очевидно, эта граница пролегала там, где ее для Психологии проложила так называемая философия Диалектического материализма:
«Философское решение вопроса о сознании дается диалектическим материализмом, который выдвигает следующие тезисы о сознании:
1. Главный вопрос философии есть вопрос об отношении сознания к объективной реальности; соответственно, главным тезисом о сознании является положение о том, что сознание отражает объективную реальность» (Там же, с. 26).
Если до этого я вам показывал два образа сознания, два его прочтения советской Психологией — один грубо-нахрапистый, в изложении Краткого философского словаря и продолжающих эту традицию учебников, прикрывающихся властью, второй, используя выражение Леонтьева, конкретно-научный, то есть тот же самый, но наряженный в психологические термины и игрушки, — то теперь нам подается третий образ того же самого понятия, замаскированный под философию. Политика, психология или философия — это формы, которые принимало в советскую эпоху понятие сознания. Суть его оставалась прежней — действенность как орудие опредмечивания великих замыслов. А замыслы не менялись, почему во всех видах определения сохраняются и узнаются постоянные черты. Одной из них было понятие отражения.
Вы мне не поверите, если я скажу, что советская Психология не знает определения отражения, о котором столько говорит. Об отражении, естественно, писалось повсюду, о нем защищались диссертации и велись чуть ли не всесоюзные дискуссии. И при этом ему не дали определения. Хотя определений было множество. Вот примерно таких: «Отражение чувственное — субъективный познавательный процесс (а равно результат этого процесса), в котором объект познания выступает в чувственной форме, то есть в форме ощущений, восприятий, представлений. У человека отражение чувственное — психическая деятельность, направленная на образование адекватного объекту образа» (Большой психологический словарь Мещерякова и Зинченко).
