Бхагван Раджниш - Мастер иррационального
Ты сам должен стать истиной.
Если человек говорит: «Я видел истину», — это неправда. Истину невозможно увидеть — она не материальна. Точно так же невозможно увидеть Бога. Если ты видишь Бога — значит, у тебя галлюцинации.
Будда говорил своим ученикам: «Если встретите меня, не колеблясь отрежьте мне голову. Пройдите мимо, не оглянувшись». В медитации такое случается, последняя преграда — твой учитель. Он — твоя любовь, твое большое любовное приключение. Ты можешь пройти через все остальные барьеры, через все прочие психологические фиксации, но что ты будешь делать с этой последней веревкой?
Вот что произошло с Рамакришной.
Рамакришна был очень религиозен. Каждый религиозный человек обладает богатым воображением. Вдобавок, поскольку ум способен сам себя гипнотизировать, воображаемое зачастую представляется религиозному человеку реальным. Обратите внимание, ни одному христианину не является Кришна и ни одному индусу не является Иисус. Люди видят то, во что они верят. Если ты будешь настаивать на истинности какой-то определенной гипотетической концепции Бога, эта концепция рано или поздно предстанет перед тобой как некая реальность.
Рамакришна поклонялся Богине-Матери Калькутты. Однажды мимо проходил просветленный человек, Тотапури. Он взглянул на Рамакришну и почувствовал глубокое сострадание к бедняге. Тотапури сказал Рамакришне:
— Ты полагаешь, что тебе явилась Богиня-Мать?
— Видишь ли, — ответил Рамакришна, — я говорю с ней каждый день.
Рамакришна был честный парень и всегда говорил правду.
Тотапури засмеялся:
— Послушай, твоя Богиня-Мать — не более чем игра воображения. Ты не обретешь просветления, пока не откажешься от нее. Сядь. Я пробуду здесь три или четыре дня и помогу тебе забыть Богиню-Мать.
Это была трудная задача. Рамакришна любил Богиню-Мать с самого детства. Он танцевал перед ней. И он не был обычным парнем. Дважды прихожане храма, в котором он был священником, останавливали его: «Послушай, ты делаешь что-то очень странное…»
Рамакришна сначала сам пробовал пищу и только потом подносил ее Богине. Это противоречит индуистской традиции. Вначале ты должен сделать подношение богу и лишь затем приступать к еде.
Но Рамакришна говорил: «Моя мать, прежде чем кормить меня, всегда пробовала пищу. Она хотела знать, хороша ли пища на вкус, стоит ли давать ее мне. Я не могу поступать иначе по отношению к богине, поэтому сначала все пробую сам».
Бывало, Рамакришна ссорился с Богиней-Матерью. Никто не понимал, что происходит. Он запирал храм на несколько дней и говорил Богине: «Оставайся здесь. Ты ничего не делаешь для верующих. Столько людей приходят к тебе с просьбами и молитвами и не получают ответа. Посиди взаперти. Через три или четыре дня я вернусь».
Верующие упрекали его:
— Ты священник и должен исполнять свои обязанности ежедневно.
— Дело не в этом, — отвечал им Рамакришна, — просто Богиня-Мать должна меня слушаться. Когда она слушается, я готовлю ей такую хорошую еду, приношу ей столько роз и других цветов! Но когда она упрямится… у меня ведь тоже есть какая-то гордость…
Тотапури сказал Рамакришне:
— Ты пребываешь в безмолвии. Я не вижу на тебе иных пут — лишь эту одну веревку. Как только к тебе явится Богиня-Мать, возьми меч и разруби ее на куски. Тогда упадет последний барьер.
— А где я возьму меч? — спросил Рамакришна.
— Там же, откуда является Богиня-Мать, — ответил Тотапури. — Это все твое воображение.
Прошло три дня. Каждый раз, углубляясь в медитацию, Рамакришна видел Богиню-Мать. Слезы лились из его глаз, и он забывал обо всем, чему его учил Тотапури. Встряхнув его, Тотапури спрашивал:
— Что ты делаешь?
Рамакришна отвечал:
— Как мне быть? Я вижу ее, она столь прекрасна… не заставляй меня рубить ее.
Тогда Тотапури сказал:
— Послушай, это заметно даже со стороны. Как только ты видишь Богиню-Мать, твое лицо меняется, у тебя из глаз льются слезы. У меня есть осколок стекла, как только я пойму, что ты опять ее увидел, резану стеклом по твоему лбу, там, где находится третий глаз. Я вынужден так поступить, потому что завтра уезжаю. Нельзя терять время. Либо я добьюсь, чего хочу, либо распрощаюсь с тобой.
Затем Тотапури прибавил:
— Когда я пораню тебе лоб и польется кровь, не раздумывая бери в руки меч и руби Богиню-Мать на куски.
Рамакришна разрубил Богиню-Мать и после этого молчал шесть дней. Все это время Тотапури оставался рядом с ним. Затем Рамакришна сказал:
— Если бы ты не пришел, я бы всю жизнь прожил с галлюцинацией. Мой последний барьер упал.
Рамакришна обрел просветление, когда разрубил на куски свой последний барьер — образ Богини-Матери. Поклонники Рамакришны обычно умалчивают об этом эпизоде. Если потом приходится рубить на куски объект поклонения, зачем вообще поклоняться?
Нет никакой нужды в понимании. Понимание — интеллектуально. Нет никакой нужды в непонимании. Непонимание — также интеллектуально. Ты можешь быть верующим, можешь быть неверующим — какая разница? И то и другое — не более чем интеллектуальная позиция. Следует отказаться и от того, и от другого и взглянуть на вещи непредвзято. Лишь тогда… ты не увидишь истины — ты ею станешь. Без этого просветление невозможно.
Чувствуешь разницу? Вопрос не о том, как увидеть Бога, Будду. Вопрос о том, как стать буддой. В сущности, видящий, видимое и видение неразделимы, представляют собой единство.
И это единство — ты. Эту истину принес в мир Будда Гаутама. Риндзай говорит: «Я говорю об этом прямо. Любой человек может осудить меня, если захочет».
Затем мастер продолжил: «Каждое высказывание должно заключать в себе ворота трех тайн, ворота каждой тайны должны заключать в себе три сути. Есть временные средства и есть функционирование. Как вы понимаете это?»
Сказав это мастер сошел вниз.
О каких «трех тайнах» говорит Риндзай? Наше бытие разделено на три: наблюдатель, объект наблюдения и собственно наблюдение. Или же можно сказать так: знающий, знание и процесс познания. Пока эти три тайны не станут единым целым, пока наблюдающий не сольется с наблюдаемым…
Когда сознание достигает той высшей точки, где нет разделения на субъект и объект, когда три превращается в одно, тайны исчезают — ты становишься богом. Все бытие предстает перед тобой. Все двери открыты. Это и есть просветление. Это — твоя природа будды. Ты становишься частью космического целого… необычайное переживание. Когда капля росы исчезает в океане, она становится океаном. Речь не о том, чтобы просто стать частью чего-либо. Часть — всего лишь часть. Лишь полное слияние.
Уильям Джеймс нашел верные слова: океаническое переживание. Ты стал океаном.
Риндзай говорит: «Любой человек может осудить меня…» Его осудят верующие. Его осудят те, кто хочет сохранить дистанцию между тобой и Богом. Его осудят люди, которые не могут понять, что в своей сущности человек — божествен, а бытие — божественный танец. И все-таки, говорит Риндзай, я должен сказать правду.
Если у тебя есть какие-либо представления об истине, эти представления будут стоять между тобой и самой истиной. Дзэн — единственный способ воспринять истину непосредственно. Нужно быть вне веры. Нет, я не хочу сказать, что ты должен быть неверующим. Это ничего не даст. Теизм и атеизм — два полюса одной и той же концепции. Один говорит Богу «да», другой говорит Богу «нет», и оба одинаково далеки от истины как таковой.
Истину невозможно ни доказать, ни опровергнуть. В истине можно пребывать. Твоя жизнь должна стать утверждением истины. Тогда все твои поступки изменятся. Все твое поведение станет иным.
Риндзай пребывает в истине. Вот почему он видит, какими веревками опутан вошедший к нему человек; видит, имеет ли жизнь этого человека собственное направление или же он плывет по течению, как мертвец по реке. Иккю, великий дзэнский поэт, пишет:
Леса и луга, скалы и травы — мои товарищи.
Пути «безумных» облаков непредсказуемы.
Обычные люди зовут меня глупцом,
но это меня не беспокоит.
Меня уже заклеймили как «еретика» и «демона»,
и не оставили никакого наказания
для моей загробной жизни!
Человек истины неизбежно подвергается гонениям. Наша жизнь построена на лжи. Мы находимся под воздействием опиума, которым снабжает нас религия. Как только человек пробуждается от сна, толпа набрасывается на него.
Толпа не терпит тех, кто ведет себя иначе, чем все остальные. Толпа боится таких людей. В пробудившемся человеке есть красота, изящество. Его безмолвие глубоко, его слова тревожат. Его окружает аура новой энергии.
Все это пугает толпу: «А вдруг он прав? Тогда вся наша жизнь прошла напрасно. Лучше его уничтожить». Именно поэтому Сократу пришлось принять яд, именно поэтому был распят Иисус и растерзан аль-Хилладж Мансур… и сотни других, которых забили камнями или сожгли живьем. Преступление всех этих людей заключалось в том, что они познали истину.
