Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды. Проза
Она и была для него - родным человеком, была и до этих слов. До, а не только после. Потому что он любил – ее, а не только себя и свою к ней любовь. Он любил - ее - и был рад дарить ей любовь свою.
А потом они бежали вперед, и свежий ветер бил им в лицо, и им светило солнце. Подобно солнцу в душах у них светились их чувства - чувства двух влюбленных сердец.
Потом настал вечер - поздний вечер. Совсем-совсем быстро настал - необычайно быстро настал.
И он проводил ее до дому - проводил и попрощался до завтра. Да, именно до завтра он попрощался. Завтра будет новый чудесный день, новый день радости - и они встретятся вместе.
Два близких друг другу человека. Два близких сердца...
Они встречались снова и снова - в течение дней и недель. Месяцев.
И каждый день дарил что-то новое - дарил радость общения друг с другом - общения без злобы, гнева и обид, без боли,- они любили друг друга. Дарил восприятие внутренней глубины любимого и любимой, дарил силы и радость творчества - творчества жизни.
Их жизни. Молодой расцветающей жизни. Через год они поженились - и жили вместе три года.
Три года...
А потом он получил от нее письмо. Трогательное письмо. Прощальное письмо.
* * *
Человек с веселым и добрым взглядом – жизнерадостным взглядом юноши, совершенно скрывавшим для незнающего человека его немолодой уже возраст, печально улыбнулся и отложил конверт в сторону. Тогда, семнадцать лет назад, он получил его - письмо его любимой.
Прощальное письмо. Письмо, полное светлой грусти и давно ушедших воспоминаний. Но – вновь вернувшихся, вернувшихся при чтении письма. Он читал его, и слезы медленно катилась по его огрубелым уже щекам. Он плакал.
Эти глаза, плакавшие столь редко, сейчас плакали. Он вспоминал: вспоминал свою былую жизнь, вспоминал их любовь – и плакал.
Он не перестал любить ее. Не перестал. И поэтому сейчас – плакал.
А ведь тогда он искренне полагал, что они не расстанутся никогда. Никогда. Он ошибался, жестоко ошибался...
Жестоко? Но разве может он сказать, что несчастлив теперь? У него есть жена – чудесная и милая женщина, которую он тоже любит и о которой заботится - которую он любит также сильно, как любил когда-то ту женщину. У него есть замечательные дети – мальчик и девочка, его опора и надежда - два солнышка, два чуда.
Он счастлив.
Просто... просто старое воспоминание все еще бередит его ум, терзает его Душу. Он не может забыть... забыть того дня, когда получил это письмо. Тогда в глазах его стояли слезы - так же, как и теперь.
А ведь она тоже плакала.... плакала, когда писала письмо ему. Они так и остались – ее слезы - на листах этой бумаги, что он сейчас так нежно и трепетно держит в руках. О чем она тогда плакала?
Об их расставании? Об их сокровенных мечтах долгой совместной жизни, которым так и не удалось осуществиться? Об их любви?
Он не знал - она не дала ответа.Только лишь – плакала - и послала ему это письмо.
Письмо...
Вот оно перед ним. Полустертые строчки и слова. Но это не мешало ему – он помнил его наизусть - каждое слово.
Да, она нашла другого - такого, которого тоже любит всем сердцем и без которого не может жить – так она писала. Она полюбила другого.
А его – его она продолжает любить? Хоть изредка с благодарностью вспоминать о нем?
Он не знал ответа - снова не знал ответа и на этот вопрос. Но он точно знал – он продолжал любить ее и вспоминать о ней с благодарностью. Он был благодарен ей – за те светлые минуты жизни, которые она ему подарила.
Пусть она будет счастлива с любимым, пусть все у них будет хорошо!
Да, пусть она будет счастлива! Он желал ей счастья, от всей Души - желал. Он желал счастья и тому человеку, с которым она теперь, к которому она ушла.
Потому что он – тоже человек. Такой же, как он сам. И он тоже заслуживает быть счастливым.
Пусть они будут счастливы! Пусть будут счастливы любящие друг друга люди! Пусть учатся любить, ничего не требую взамен. Пусть учатся любви дающей. Любви - солнцу.
Да, подумал он, - пусть будет так.
Да будет так!
22.12.2004
Мертвый Город
Он есть - и вместе с тем его не существует.
Он всегда был - но раньше о нем предпочитали молчать.
Он манит тебя как нечто сладостно-запретное - и вместе с тем его подлинную горечь успевают ощутить немногие.
Он подобен строящейся Вавилонской башне, но все больше желает забраться на его вершину.
Он растет вовне и внутри незаметно, оплетая своей паутиной все уголки твоей Души. Именно поэтому многие считают его несуществующим.
Издалека его смрад кажется благоуханием, а огни пожара - милой иллюминацией.
Из него практически никто не возвращался. А немногие вернувшиеся уже не были людьми.
О нем сказано так много ... но все это не уменьшает число паломников в него.
Он никогда не жил - именно поэтому он не ведает, что такое смерть.
Он был рожден вместе с человеком. Исчезнет ли он раньше него?
Да, он выглядит как целый город. Но это - Мертвый Город.
Это город почившей любви. Кладбище.
Могилы, могилы, могилы...
Каждая из них - уникальна в своем роде. Но нужна ли уникальность мертвецам?
Надгробные камни - и надписи, надписи, надписи...
"Начни себя ты ублажать, и тряпки хватит уж стирать!", - как будто визжит первый.
"Козлом он был - козлом он и остался ... его прибью, другим чтоб не достался!", - грозится что есть силы второй.
"Ну сколько можно, в самом деле, меня иметь уже в постели?!" - надрывается в своем беззвучном возгласе непонятно к кому третий.
"Меня тоска по мужу гложет ... боюсь, любовник не поможет ..", - неуверенно-робко грустит четвертый.
"И без семьи есть в жизни много дел ... пусть сдохнут все, кто нас не захотел!", - как будто приказывает прочим мертвым пятый.
"Я не люблю тебя, вот так! Я лучше сдохну! Сам дурак!", - заходится в истерике шестой.
"Все бабы что дуры, а я - королева! Мне можно направо, мне можно налево!", - безапеляционно уверяет других мертвецов седьмой.
"Чем меньше женщину любить, тем легче нам ее избить!", - делится мертвецкой мудростью восьмой.
"Я знаю точно, мне ты изменил! А ну молчать, ты сердце мне разбил!", - тараторит свое заунывное девятый.
"Не верь, не бойся, не проси, обиду жизнь сквозь пронеси", - призывает к смирению десятый.
"Любовь что сон - а сны умрут. Лишь деньги счастье нам дадут", - кичится своей стоимостью одинадцатый.
"Люблю себя. А вот других - простите, други, я не псих!", - тайно признается двенадцатый.
"Любви нам дали Боги рай ... хорош лежать, давай вставай!", - откровенно бредит тринадцатый.
Могилы, могилы, могилы ...
Это вечное кладбище.
Практически каждый приходит сюда до того, как прийти на свое подлинное место.
Он молча разрывает собственными руками холодную мертвую землю, и также беззвучно закапывает себя сам.
Пришедшие сюда - умершие добровольно. А восставшие из мертвых уже так мало похожи на людей.
Никто не знает, есть ли воскрешенные. Но восставшие из мертвых часто бродят по улицам еще живых городов. И невозможно выразить мучающую их боль словами.
Существует легенда, что восставших может исцелить только создавший их. Но немногие воскрешенные знают иную правду.
Они знают правду о Живом Городе.
Он есть - и вместе с тем его не существует.
Он всегда был - но раньше о нем предпочитали молчать.
Он поначалу отвращает тебя как нечто невыносимо горькое - и вместе с тем его подлинную сладость успевают ощутить немногие.
Он подобен возвышающейся среди низин древней горе, но все меньше желает забраться на его вершину.
Он растет вовне и внутри незаметно, освещая своим сиянием все уголки твоей Души. Именно поэтому многие считают его несуществующим.
Издалека его благоуханием кажется смрадом, а огни иллюминаций - огнем пожаров.
Из него практически никто не возвращался. А немногие вернувшиеся уже не были людьми.
О нем сказано так много ... но все это не увеличивает число паломников в него.
Он никогда не умирал - именно поэтому он не ведает, что такое смерть.
Он был рожден задолго до человека.
Вспомнит ли тот о нем?
23.12.2009
Нездоровый ум
Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Бесконечный, нескончаемый поток чередований. И не было видно его окончания, и не найти теперь уже было его начала.
Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Были мгновения, когда сознание практически полностью отказывало - а на его место приходили липкие, скользкие, пугающие своей безысходностью минуты сумасшествия. Так невыносимо сильно в эти мгновения хотелось покончить с собой - покончить разом, махом, одним последним, финальным финишным рывком, ни на секунду не жалея о сделанном выборе, - потому что только в нем и оставалась единственная, последняя, горькая капля свободы...
