Анастасия Новых - Сэнсэй IV. Исконный Шамбалы
— Ничего себе! — восхищённо воскликнул Костик. — Мне бы такой сопутствующий эффектик, я бы не отказался.
— Когда это желание будет исходить из твоей души, а не из твоего животного, то для тебя не будет ничего невозможного, — заметил Сэнсэй. — Так вот, Омар Хайям прославился среди людей, благодаря своему дару ясновидения, как великий астроном-прорицатель. А в те времена астрономия неразрывно была связана с астрологией. Астролог должен был досконально владеть не только, как сегодня говорят, психологией (тонкостями человеческой психики), космографией и искусно уметь составлять гороскоп, но и знать геометрию, науку о свойствах чисел, иметь энциклопедические познания.
Его знания и талант оценили и те, кто стоял у власти. Благодаря этому Омар Хайям смог заниматься научной деятельностью при дворе караханидского принца Хакана Шамс ал-Мулка. В возрасте двадцати шести лет его пригласили на службу к царскому двору султана Малик-шаху в город Исфахан.
Именно Омару было доверено строительство крупнейшей в то время в мире обсерватории в Исфахане. Она была построена по чертежам Омара и впоследствии им же и возглавлена. Омар подобрал хороший коллектив. Официально ему было поручено разработать новый календарь, что он с успехом и выполнил. Но параллельно этой работе Омар не только усовершенствовал оборудование наблюдения, разработав зеркальный телескоп, он вывел астрономические таблицы «Зинджи Малик-шахи» (названные им в честь Малик-шаха, как тогда было принято). Но и самое главное, он сделал то, что было совершенно неординарно для того времени: объединил физику и астрономию в формулах и законах, которые даже на сегодняшний день остаются не только актуальными, но и во многом неизвестные современным учёным. Чего только стоит его описание, так называемой ныне «тёмной материи», до сути которой учёные до сих пор не могут докопаться.
Так что Омар Хайям был настоящим Учёным-энциклопедистом с большой буквы. О нём уважительно отзывались практически все его современники, называя его «Ученейшим мужем века», «доказательство Истины», «Имамом Хорасана», «Царём философов Востока и Запада». Но самым главным его прозвищем, подчёркивающим его суть, было «Мудрец, взрастивший в сердце росток Любви Живой».
Николай Андреевич задумчиво покачал головой.
— Да, такой великий человек был, а спроси любого, что о нём знает современный человек? В лучшем случае ответят, что был такой восточный поэт «гуляка, пьяница и дебошир».
— К огромному сожалению, — кивнул Сэнсэй. — Хотя Омар Хайям не был ни пьяницей, ни гулякой, ни дебоширом, как хотят представить его массам «Вольные каменщики». По большому счёту всё это делается ими для того, чтобы скрыть своих людей и не позволить Правде проявиться в миру.
— Но у Омара Хайяма действительно много стихов о вине и возлюбленной, — возразил Костик.
— Стихи Омара Хайяма носят двоякий смысл, — вновь повторил Сэнсэй. — Он специально облекал свои мысли в словесную символику, используя особенную лексику житейского плана для выражения того, чего он достиг в духовном. Это давало возможность свободно выражать то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом. Он использовал методы суфиев, с учением и творчеством которых он был хорошо знаком, у которых выражение земной Любви — символизировала Любовь к Богу, встреча с возлюбленной — поиск путей к Богу, озарение. Под вином подразумевался источник Мудрости, божественная благодать, достижения божественного экстаза. Гончар, гончарная мастерская — взаимоотношения между творцом, миром и индивидуумом. И не надо забывать, что Омар жил в мусульманской стране. А Коран запрещает употребление вина. Более того, Омар прославлял и персидскую поэзию. Чтобы судить о его стихах, надо знать, какое значение имеет вино в персидской поэзии. Но такие подробности в описании творчества Омара, как правило, опускаются.
— А что, он был мусульманином? — удивлённо изрёк Юра.
— Да. Правоверным мусульманином. Он даже совершил хадж — паломничество в Мекку, как и приписывает Коран.
— А как же он тогда занимался «Цветком лотоса»? — удивлённо проговорил Андрей.
— Ты не путай религию и Знания. Он верил в абсолютного Бога единого, он шёл к Богу через чистые Знания и был гораздо выше религии. Хотя всегда с уважением относился к традициям, исламу. И поверь мне, ислам, как религию, есть за что уважать.
— Получается, его стихи носили двоякий смысл, — задумчиво проговорил Николай Андреевич.
— Да, и благодаря этому каждый, кто знаком с его поэзией и по сей день находит в них свою изюминку, исходя из степени своей нравственности, опыта жизни и знания. Вот ты вспомни то, о чём я вам рассказывал, к примеру, о душе, что скрыта в нашем подсознательном «океане», о том «нечто», что является нашим слушателем и плавает на поверхности, и сравни с тем, о чём писал Омар, и ты всё поймёшь. Возьми, к примеру, такой его стих.
«Всё, что мы видим, — видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей не видна».
Или вот такие стихи.
«О, невежда, вокруг посмотри, ты — ничто,
Нет основы — лишь ветер царит, ты — ничто.
Два ничто в твоей жизни предел и граница,
Заключён ты в ничто, и внутри — ты ничто».
«Тот кто в сердце своём тайны духа познал,
Тот читает в сердцах, кто б перед ним не стоял.
Сам он — море, ныряльщик и жемчуг бесценный,
Вникни в мудрость того, что сейчас я сказал!»
«Вместо солнца весь мир озарить — не могу.
В тайну сущего дверь отворить — не могу.
В море мыслей нашёл я жемчужину смысла,
Но от страха её просверлить не могу».
А теперь я хотел бы вам зачитать ещё один стих. Только не просто слушайте, а постарайтесь вникнуть в смысл этих слов.
«Смотри: беременна душою плоть бокала,
Как если б лилия чревата розой стала,
Нет, это пригоршня текучего огня
В утробе ясного, как горный ключ, кристалла».
Николай Андреевич подумал, а потом сказал:
— Что-то я не понял…
— Вообще-то первоначально вместо «бокала» было слово «чаша», — словно рассуждая сам с собой, заметил Сэнсэй, а потом стал пояснять Николаю Андреевичу. — Смысл этого стиха до конца можно понять, лишь зная подлинную историю Грааля. Для остальных же этот стишок не более чем интерпретация на бытовом уровне… Или, послушайте, к примеру, вот такой стих из той же серии.
«Спросил у чаши я, прильнув устами к ней:
“Куда ведёт меня чреда ночей и дней?”
Не отрывая уст, ответила мне чаша:
“Ах, больше в этот мир ты не вернёшься, Пей!”»
— М-да, действительно, если ты ограничен в знаниях, то ничего более бытового уровня в голову не лезет, — согласился Николай Андреевич, и тут же поинтересовался. — А что это за история с Граалем?
— Позже расскажу. Слишком серьёзная тема, которая затрагивает очень многие события. А сейчас лишь отмечу, что Омару Хайяму многое было ведомо по истории данного вопроса. Кстати говоря, в глубокой древности на Востоке то, что ныне называют «чашей Грааля», именовали не иначе как «чашей Джамшида». И у Омара Хайяма на этот счёт тоже есть весьма любопытное стихотворение.
«Джамшида чашу я искал, не зная сна,
Когда же мной земля была обойдена,
От мужа мудрого узнал я, что напрасно
Так далеко ходил, — в моей душе она».
— А кто такой этот Джамшид? — поинтересовался Костик.
— Джамшид? Это легендарный царь иранского эпоса, прообраз более позднего варианта древнеиранского первочеловека Йимы. По легенде он обладал «чашей», то есть тем, в чём отражался мир… Вообще я должен отметить, что даже те известные стихотворения Омара, которые вы имеете возможность сегодня читать на русском языке, иногда не совсем точно передают смысловую нагрузку стиха. Ну, во-первых, Омар Хайям писал на персидском языке «фарси», этой своеобразной литературной «латыни» Востока, где очень много специфических терминов и своих понятий, старинных обозначений. И, кстати говоря, стихи, которые он в основном писал на полях своих черновиков научных работ, были для него просто увлечением, душевным порывом. Многие его стихи записывали друзья по-памяти. Во-вторых, гораздо позже, люди, которые занимались переводом этих стихов, пропускали их через собственное восприятие жизни, своё мировоззрение, да к тому же облекая перевод в произвольную стихотворную форму, чтобы он выглядел стихом на том же русском языке. Так и происходило некоторое искажение сути. В подлиннике, конечно, его стихотворения звучат потрясающе.
