Григорий Курлов - Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха.
Эталон вашего отношения к Миру — согласие на участие в любой из игр, затеянной вашим Хозяином, безоценочно и с полным приятием.
2. Приучите себя воспринимать все свои «падения» и временные срывы как неизбежное и поначалу обязательное условие духовного продвижения, как ещё одну ступеньку, поднимающую вас над собой.
Соглашаясь через «Внутренний смех» со всем происходящим в такой «минус-фазе», убирая негативную оценку — осваивайте глубинные, «тёмные» слои своего «до-человеческого» уровня подсознания.
3. Отследив приход очередной проблемы, попробуйте ощутить радость. Радость не от проблемы как таковой, а от предвкушения прихода в ваше существование чего-то нового, того, о чём вы пока, возможно, даже не догадываетесь. Попробуйте ощутить радость от предощущения, нового этапа жизни, новой фазы игры.
Почувствуйте себя беременным новым качеством, стремящимся войти в ваше существование, снимите всякое сопротивление ему. Не следует «заталкивать этот плод обратно», пугаясь «родовых схваток», напротив — расслабьтесь, откройтесь ему, улыбнитесь и впустите его в свою жизнь. Позвольте себе стать богаче им.
ДЕВЯТОЕ ЗАНЯТИЕ
— Я мыслю, — подумал Петя пробуждаясь, — значит, мир ещё существует. — Он открыл глаза и огляделся, как бы пытаясь в том увериться.
Мир и в самом деле был на месте. Да вот только не на том… Петя точно помнил, что заснул он неподалёку от ярмарка в том самом ветхом домике, где остановились Баба Яга с Лешим. Ещё звучал в голове его кашляющий смех Яги и её причитания: «Спи, Петенька… утро вечера… оно завсегда мудренее…»
Сейчас же его окружала чаща лесная непролазная. Навороченные невпопад чудовищных размеров стволы, с торчащими из земли корявыми и осклизлыми кореньями. Серый утренний сумрак… Прямо под ноги подступала вода болотная, рыжая и дурно пахнущая. Паутина, вся в росе, толстыми и липкими нитями тянулась промеж веток, неряшливо свисая с них. В болоте что-то ухало, пузырилось и шло кругами, будто вот-вот кто-то вылезет оттудова…
— Болото гиблое, заговоренное… — со страхом признал Петя места, коими стращали с детства…
Ступил назад, попятившись, и запнулся о место, где спал. Мягкими еловыми лапами было оно выстлано в сухой ложбинке. Берёзовыми листьями да веточками молодыми и тонкими сверху заботливо присыпано. Жмут мха упругого в изголовье…
Стоял Петя на то глядючи, вспомнить силился — как это он здесь оказался, как лежбище себе делал, как с Ягой простился?.. Тужился, тужился — ничего не вспомнил…
Смех внутренний включил — успокоиться чтоб.
— Сказка, — себе сказал, — это край реализованных невозможностей. Хватит, Петя, паниковать при каждой неожиданности. В конце концов, если не можешь иметь то, что хочешь, научись хотеть то, что имеешь…
Он осторожно двинулся по болотистому мрачному лесу, пытаясь найти просвет в глухой чащобе. Сам себя подбадривал. — …Оптимист, — говорил, через пень прыгая, — это человек, которому недоело быть пессимистом…
Он остановился, поправляя котомку, и как раз ощутил, как ему стремительно начало надоедать быть пессимистом.
— Каким местом думать норовишь, Петя, — себе под нос пробормотал, — так по нему же, родимому, и получаешь, чему уж тут удивляться… — И вдруг вспоминать что-то стал…
Будто спит Петя сном беспробудным да сквозь сон говор слышит…
— Чужими руками, — глухо говорила Баба Яга, — чудеса не делаются… А ну-ка пособи, Леший…
— Да, да… — сипел тот, гигикая шепотом. — Сделал доброе дело — и в кусты… Как в сказке…А как проснётся…
— …Отсель его дорога далее и пойдёт… А ты мягше, мягше стели, листами-то более посыпь, — бормотала Яга.
— Глуховато, конешно, здесь, но не беда, выпутается. Парень-то башковитый… — таял в Петиной голове голос Яги, угасая вовсе.
…Брёл старик по бесконечному сумрачному лесу, памятуя уроки прежние и потому не особо думая о том, куда идёт. Мысли его, по пробуждению мрачновато-обиженные, сменились иными — подвижно-любопытными.
Громадные и замшелые стволы вековых деревьев, красноватая и цепляющая за ноги странная трава, с острыми кромками, топкая болотистая земля, то и дело проваливающаяся под ногами, не вызывали более настороженной тревоги и гнетущего беспокойства.
— Когда ещё такое увидишь, у моря живучи, — думал Петя, по сторонам озираясь. — Только в сказках и сказывают о местах таких… Конечно, оно и пропасть тут-раз плюнуть…Но то — если Хозяина вокруг не признаешь. А как вспомнишь о нём — так враз всё милым делается, Хозяин — он ведь разный. Пока помнишь об играх его да сам в них играешь — бояться нечего…
— Если судьба бьёт тебя прямо в лоб, — сам себя учил, — значит, оставил ты без внимания её упреждающие пинки под зад…Случайного в жизни ничего не случается. Случай — это тот же Хозяин, который за деревом схоронился да за тобою подглядывает — признал его аль нет?
Лес меж тем редел понемногу, светлел. Уже давно под ногами хлюпать перестало. Деревья становились всё прямьше и тоньше, сквозь их листву скоро голубые лоскуты неба проглядывать стали…
Вышел, наконец, Петя на полянку круглую, уромашенную всю, ярко Солнцем залитую. К берёзе, растущей одиноко, ветви низко спустившей, подошёл, за ствол хрупкий обнял ласково…
Постоял, будто после разлуки долгой, порадовался… А мысли, те вновь шевелиться в головушке буйной принялись.
— Видать, решила Яга, — вслух думал Петя, усевшись и обувку свою в порядок приводя, — что сам должен я проблему свою до конца расхлябать. Может, оно и так… Пожалуй, что ей, карге древней, и виднее, да только хотя б намеком поделилась… Хоть глазом бы моргнула, што ли, зубом цыкнула…
— Али Мяв бы с советом своим прорисовался… — приговаривал Петя, лапти на солнышке развешивая.
Мяв, улыбкою своею рыжею, появился, как всегда вдруг, хоть вроде как и накликанный…
— Соскучился?.. — проурчал он, толи в голове, то ли рядом.
— А то, — поднял голову Петя и разулыбался радостно, — последнее время и не поговоришь с тобой как след. Кашлянешь парой фраз и нету тебя, а я потом мозги выкручиваю — чего там Мяв сказать хотел…
— Надо так, Петя, — ещё шире улыбнулся Мяв, — сейчас чем меньше помощи, тем для тебя же лучше. Понимать должен.
— Эт-то я, может, и понимаю, — жалился Петя, — другое неясно — где же яблоко мне это наливное, проклятущее сыскать? Шарю-шарю глазами кругом, так ведь и намека ж даже нет…
— А ты в себе пошарь, — хмыкнул Мяв, — оно хоть и лоскотно, может, но — полезнее. Глядишь и нашаришь чего, а что именно — тому и сам удивишься. А то всё- яблоко да яблоко… откуда тебе вообще ведомо, что — яблоко?
— Так ведь с детства о том в сказках слышал, — удивился Петя словам Мява, — дай всё сказывают…
— Сказывают… то-то и оно… — захихикал Мяв. — А в действительности, Петя, всегда всё не так, как на самом деле… И причина причин, в конце концов, завсегда в начале начал находится…А чтобы осознать её, никакое знание не годится, а тем паче — опыт. Поэтому лучшая точка зрения для тебя — это отсутствие всякой точки зрения…
— Чего, чего?!. — даже на ноги поднялся Петя от удивления.
— …И только один добрый совет тебе, — продолжал Мяв ехидным говорком, — не слушай ты никаких добрых советов… Думай, Петя, сомневайся. Сомневайся во всём… Только в этом не сомневайся…
Улыбка Мява таяла, голос слабел, и последнее, что услышал Петя, было:
— Жизнь — это сон, который снится твоему Хозяину. Только от тебя теперь зависит, чтобы это сновидение вашим общим стало…..Долго сидел потом Петя, голову со всех сторон ощупывая.
— То ли совсем Мяв умом тронулся, — думал, — то ли со мной чего не в порядке… Всего-то и падать мне, что блюдце волшебное и яблоко наливное… К чему вся эта мудротень?..
Так удивляясь и поругиваясь вслух, но уже улыбаясь отчего-то внутри, в путь двинулся, траву густую ногами приминая да тропки новые натаптывая…
* * *Лес кончился внезапно, оборвавшись неглубоким песчаным склоном, густо поросшим внизу травой. Петя спустился и, пройдя немного, увидел ствол дерева давно поваленного. На нём — старика древнего, вида странного.
