Владимир Файнберг - Скрижали
Он потянул за медное кольцо, вделанное в крышку старенького секретера. Она откинулась.
Внутри на двух полках плотно стояли неровные ряды разномастных записных книжек, блокнотов, толстых еженедельников. Судя по корешкам, синей или голубой была только одна из записных книжек. Разочаровывающе тонкая, чтоб содержать «Скрижали». Борис все же вытянул её, раскрыл посередине.
«Поедем в Падую! Я не был в ней веками, — читал он. — Так звезды падают, и так взлетает камень. Поехали в Тифлис. Там Нико Пиросмани, чей герб и чей девиз — глаза невинной лани…»
Почерк был Крамера. Неровные строчки, может быть, записанные в темноте. Поперек другой страницы было написано: «Умирает Бетховен, судьбе погрозив кулаком».
От всего написанного в этой книжке разило таким отчаянием, какого Борис за Крамером не знал.
Один из еженедельников в серовато–голубой обложке сплошь содержал пословицы, поговорки и частушки, которые Крамер собирал, видимо, давным–давно.
«Тот, кто полон собой, тот пуст» (английская пословица).
«Матрос молодой,
в ж… раненный,
торговал на базаре
рыбой жареной».
(Сталинградская обл. Ахтуба).
«Лейтенанты, лейтенанты,
лейтенанты модные,
Бабам хлеб перетаскали,
А бойцы голодные!»
(Смоленск).
Все торопливее пролистывал Борис потёртые записные книжки, блокноты, содержащие стихи, дневниковые записи путешествий по Грузии, Средней Азии, Болгарии, Испании, Германии, Египту… Листал на авось, уже понимая, что «Скрижалей» на этих полках нет.
В нижнем отделе секретера одна на другой лежали толстые папки, где оказались рукописи крамеровских неопубликованных повестей и романов, ветхая брезентовая сумка, набитая поплавками, лесками и крючками. За этой сумкой в дальнем нижнем углу рука Бориса нащупала нечто похожее на толстую записную книжку. «Наконец‑то!» — ёкнуло у него в груди.
Но это была всего лишь коробка из‑под конфет. В ней плотно лежали старые письма и открытки.
Вдруг стало противно вторжение в чужую жизнь. Борис Юрзаев кое‑как распихал по местам всё, что вытащил из секретера, закрыл его. Глянул на часы: пятнадцать минут девятого.
«Дурак он, что ли, держать на поверхности такую вещь?! Дом — проходной двор. Наверняка спрятал. Сколько пациентов ходит, одних нас, учеников, было двадцать пять. Может, устроил тайник, тем более Толя тут остался один. Секретер не запирается…» — Борис снова прошёлся по квартире, заглянул в туалет, приподнял крышку сливного бачка.
А потом начал быстро, начиная с комнаты Анны, вытягивать ящики бельевых шкафов, сдвигать плечики с висящей на них одеждой. Мимоходом обратил внимание: у Артура почти не оказалось вещей, зато нарядных платьев, блузок, женских пальто и плащей было полно. «Баловал он её, баловал», — бормотал Борис, роясь в картонках, где Анна аккуратно хранила туфли и зимние сапожки.
Стоя на коленях, залез рукой под двуспальную тахту, вытащил пружинный эспандер.
Отряхнулся от пыли, перешёл на кухню, обследовал верхние и нижние полки буфета, где, кроме посуды, пачек «Геркулеса», круп, сахара и целой коллекции чаёв чуть не со всего мира, тоже ничего не было.
Заглянул в духовку газовой плиты, под мойку, даже в холодильник. И снова оказался в комнате Артура.
Диван, письменный стол без тумб и ящиков, стулья, тот же секретер… Телефон на столе. Иконы на стене. Христос. Богородица. Новенькая, не имеющая никакой ценности, иконка целителя Пантелеймона. Книжные полки.
«Может, среди книг?» — подумал он и подошёл к высокой стенке из книжных полок. Часть из них была с раздвижными стёклами, часть закрыта деревянными дверцами. Он начал быстро раскрывать их, одну за другой.
…Пятитомник Платона, «Махабхарата», «Исповедь блаженного Августина», сочинения Циолковского, Чижевского, Фромма… Борису пришлось влезть на стул, чтобы достать до самой верхней полки. И вот тут‑то рядом с книгами священника Александра Меня, Библией и Молитвословом он увидел не синий — зелёный еженедельник!.
«Дальтоник проклятый этот Леонид, прах его побери!» — бормотал Борис. Он стоял на стуле, дрожащими руками перелистывал страницы. Увы! Это оказалась всего лишь толстая алфавитная телефонная книжка. Борис хотел было запихнуть её на место, как вдруг до него дошло, что не телефоны здесь записаны, а нечто другое. Это был дневник. Мысли Артура Крамера по поводу каждого, кто занимался у него в группе…
Борис спрыгнул со стула, уселся за стол, раскрыл книжку на букву «Ю». Эта страница была пуста. Тогда он вернулся к началу, открыл страницу с буквой «Б».
«Боря Юрзаев, — нетерпеливо читал он о себе. — Один из самых способных. И все же, если б не получил его в наследство вместе со всей группой, я бы его не взял. В отличие от многих, любящих всю жизнь таскаться по разным кружкам и ничего не делать, это человек действия. Но суетен. Но неизвестно, на что все это ложится. Прекрасный материал. Изуродованный жизнью. Семь лет в тюрьме. После этого вырезан рак щитовидки. Врачи говорят, рано или поздно этот вид рака обязательно возобновляется…
Не понимает: суть не в накоплении знаний. Всё время нацелен ещё что‑то урвать. Чувствуя, что я не все могу ему открыть, думает: «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Это его доминанта. Именно это закрывает его. А я испытываю внутреннее раздражение. И таким образом закрываюсь по отношению к нему.
И все‑таки этот человечек, внешне чем‑то похожий на Пушкина, дорог мне, и единственное, что я реально могу сделать, — молиться о нём».
Прочитав всё это, Борис заплакал.
ИЗ «СКРИЖАЛЕЙ»НАСТАВЛЕНИЯ НЕКОЙ КЛАВДИИ ФЕДОРОВНЫ
(Конспект)
Когда увидишь человека, опусти его в своё сердце. Увидишь ауру в цвете, сразу поймёшь, тёмный он или светлый.
* * * * *
Если хочешь что‑то понять, думай об этом. Затем, когда не ожидаешь, вдруг откроется истина. Иногда зримо.
* * * * *
Снимать лишнюю плохую энергию с больных тыльной стороной ладони, винтообразно. Все больные должны дальше сами работать над собой. Иначе рецидивы без конца.
* * * * *
Говорить больному: «Ты лучше выглядишь, лучше». Больных с камнями в почках ещё лучше лечить на расстоянии — дробить камни.
* * * * *
Если открыт центр ладони, значит, открылись все центры до солнечного сплетения, тогда человек может лечить.
* * * * *
Если устал, выдохся, нет сил жить — вспомни родник, родничок, какой когда‑то видел. Не понятие, а конкретный родник! Представь, что стоишь рядом с ним, смотришь на него. И тотчас по ногам снизу вверх побежит добрая энергия Земли. Она восстановит тебя.
* * * * *
Точно так же может лечить своё дерево. У кого берёза, у кого каштан, у кого липа, дуб или осина. Если не можешь подойти к нему, представь его себе, представь, как прислоняешься спиной, всей линией позвоночника к стволу. Когда ощутишь помощь, мысленно поблагодари дерево. Обязательно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Пребывание в городе стало опасным. Артур Крамер убедился в этом вскоре после того, как покинул Ботанический сад.
Шагая под робкой тенью весенних скверов, он поймал себя на том, что в его воображении как бы сама по себе возникла и стойко держится картинка: шампур с дымящимися кусками румяной баранины, переложенной кольцами репчатого лука. Кажется, ноздри уже чувствовали запах этой снеди, сдобренной перцем и уксусом.
В последний приезд, пять лет назад, кое–где в тех же скверах, на углах улиц ещё громоздились котлы с пловом, продавцы переворачивали на жаровнях длинные шампуры с нанизанным мясом.
Утренний зелёный чай на базаре, зелёный чай в Ботаническом — от голода сосало под ложечкой, и Артур решил, сколько бы это теперь ни стоило, подняться в ресторан на крыше гостиницы «Навруз», который всегда славился своими шашлыками.
«Вещей у человека должно быть немного, но все — высшего качества». Это правило он пытался относить и к еде.
Когда Артур свернул с небольшой площади, где зелёные фонтаны плакучих ив идиллически окружали водяной колос фонтана, опадающий в воздухе сверкающими брызгами, он увидел: прорезая гомонящую толпу зевак, от гостиницы отъезжает «Скорая», а у входа стоит патрульный рафик милиции.
Швейцар впустил его, не спросив пропуска. По вестибюлю прогуливались милиционеры с резиновыми дубинками.
Поднимаясь лифтом вместе с двумя пожилыми людьми в тюбетейках, Артур услышал, как один внезапно перешёл на русский, сказал:
— Ничего, хвала Аллаху, пришло время — скоро всех пришлых выгоним!..
Уже и два шампура с вожделеннным шашлыком лежали поперёк блюда, и острый томатный соус стоял рядом в чашечке, а Артур все сидел, прислушиваясь отсюда, с плоской крыши четырнадцатиэтажной гостиницы, к утихающим отзвукам происшествия. Люди за соседними столиками яростно обсуждали случившееся. Скоро стало ясно: только что местные парни ранили одного русского, избили другого, сломали челюсть подвернувшемуся под руку туристу, который оказался поляком.
