Анастасия Новых - Перекрестье. Исконный Шамбалы
— Я могу отпустить ему грех и так…
— Это слишком тяжкий грех, — услышал он в ответ слова Сэнсэя. — Он требует особого уединения.
Вано понял намек и не стал возражать, ответив:
— Ну что ж, дела Божьи есть священная тайна, и свидетели, как вижу, здесь не нужны.
Сказав это, Вано незаметно отошел в сторону и занял удобную стратегическую позицию, хотя обещал Сэнсэю не вмешиваться в его дело Чести.
Сэнсэй перерезал веревки на руках у Чики и тут же отступил на прежнее место в темноту. Но все это он проделал лишь для того, чтобы Чика запомнил направление. Едва Чика оглянулся и сосредоточенно сложил ладони, якобы в молитве, Сэнсэй бесшумно переменил позицию.
Не прошло и полминуты, как два метательных ножа Чики со свистом рассекли воздух в направлении предполагаемого местонахождения его противников. Чика чертыхнулся, поняв по звуку, что ножи врезались в стены. Но эта неприятность его сильно не расстроила. Глаза заблестели от долгожданной свободы. Чика был не только свободен, но и во всеоружии. Для него начиналась настоящая охота, в которой он заведомо уже считал себя победителем, поскольку думал, что равных в метании ножей ему не существует. Не зря же тренировался столько лет!
В следующую минуту Чика отступил, стараясь превратиться в единый слух. Но как он ни силился, кроме своего дыхания, бешеного стука собственного сердца и бурчания своих кишок ничего больше не услышал. Вокруг стояла мертвая тишина, словно в этом сарае отродясь никого не было. Чика отступил еще на несколько шагов, шурша одеждой, и вновь прислушался. Затем метнул пару ножей, резко обернувшись в разные стороны, и отбежал. Но ответом стала все та же звенящая тишина и бесцельные броски в стену. Из искусства ведения боя в темноте Чика лишь знал, что, кидая ножи, нужно быстро уходить в сторону. На этом его познания тупо обрывались. Он метался влево и вправо, словно мелкий грызун, натыкаясь то на стол с чем-то липким и вонючим, то на огромную тушу, то на какие-то острые предметы. В конце концов, по тишине Чика понял, что он один мечется в этом сарае, как придурок, а его сумасшедшие священники, видимо, испугавшись, давно уже позорно сбежали с поля боя. Чика снова чертыхнулся, цинично сплюнул на пол и расслабился. Теперь требовалось найти выход из сарая. Но именно в этот момент над самым ухом Чики, точно гром среди ясного неба, прозвучал резкий крик:
— Valeas!
От неожиданности и накатившего неописуемого страха Чика выронил из рук последние ножи, ноги его подкосились. С ужасным воплем он обернулся и быстро попятился, прикрывая лицо руками, словно защищаясь от неотвратимого надвигающегося возмездия. Его нога запуталась в какой-то веревке. Чика оступился, не удержав равновесие, и рухнул всем телом назад. В темноте послышалось грузное падение тела с характерными звуками рвущейся ткани. Резкий запах свежей крови наполнил сарай.
Сэнсэй включил свет. Вано, стоявший невдалеке от него, несказанно удивился, увидев Сэнсэя именно на этом месте, так как несколько секунд назад крик «Valeas!», что в переводе с латыни означает «Прощай!», он Слышал совсем с другой стороны, недалеко от места гибели Чики. Отец Иоанн взглянул в ту сторону. То, что он увидел, шокировало даже его. Огромный нож, который изготовил Люка, сыграл фатальную роль в смерти Чики. Его тело валялось отдельно от головы. Из шеи бил фонтан алой крови. На лице Чики застыла ужасная гримаса отча яния. Словно сама Смерть поставила на нем костлявой рукой свою печать адской муки и парализующего страха… Друзья подошли к середине сарая, где лежал обезглавленный труп. Вано опять-таки отметил про себя приличное расстояние. Ошарашенный происшествием и тошнотворным зрелищем, отец Иоанн только и смог произнести:
— Да уж… Все же глас Божий имеет сокрушительную силу…
Когда первый шок прошел, Вано помог Сэнсэю упаковать мертвую голову Чики, уничтожая все свои следы пребывания в сарае, и отнести отвратительный груз в багажник.
В машине отец Иоанн ехал молча, в глубокой задумчивости. Позже, когда он более-менее пришел в себя, произнес:
— Нет, это же надо — такая смерть! Прямо какое-то Провидение… Так упасть на нож, который собственноручно изготовил Люка точно специально для этого случая… Что же Чику убило? Громко сказанное слово? Или мысли Люки, изготовившего этот нож, воплотились в реальность? А может, это падение — просто несчастный случай, роковое обстоятельство?
Отец Иоанн был озадачен. Он думал, что Сэнсэй, говоря о Чести, убьет Чику в равном бою один на один. Но произошло нечто из ряда вон выходящее. Вано заметил, что с тех пор, как он отошел от дел и обратился с помощью Сэнсэя к Богу, вокруг него стали происходить невероятные вещи. Даже сейчас, когда они должны были хоть и нелюдей, но УБИТЬ, в дело словно вмешивалось само Провидение, которое приводило «приговор» в исполнение самым жестким, безжалостным образом. Странно… Люка внезапно умер собственной смертью, не дав возможности не то что его отключить, но просто при коснуться к нему. Тогда Вано подумал, что это случайность. Но то, что сегодня произошло в сарае, нельзя назвать даже совпадением. Скорее закономерностью, проявлением чьей-то воли свыше. От таких дум бросало в дрожь…
— Мучаешься мыслями: Аннушка масличко разлила или Люка ножичек заточил? — глядя на Вано, подметил Сэнсэй.
Отец Иоанн вздрогнул и удивленно посмотрел в сторону друга.
— Нет, но все-таки Это случайность или закономерность?
— Случайностей в природе не бывает, — спокойно ответил Сэнсэй. — Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.
— Да, но Люка, Чика?
— Люку, как и Чику, убили собственные страхи. Их они часто держали в своих головах и пытались внушить другим. Поэтому эти страхи и материализовались. Всего-навсего.
— Но ведь в жизни и без собственных мыслей полно страхов!
— Отнюдь. На самом деле жизнь, так, как представляют ее люди, — это мираж. Все ее страхи — мысли конкретных индивидов. Эти люди лишь заражают ими других людей, что в целом проецируется на общество. То есть люди рождают своими мыслями иллюзию и в этой иллюзии живут.
— Что же тогда главное в этом мире, если все — иллюзия?
— Главное — это Бог, Любовь. Кто в Любви, тому страх неведом, поэтому данный человек живет на совершенно другой волне реальности. У него все по-иному, начиная от внутреннего мира и заканчивая внешним. Он живет мыслями высшей Любви, окруженный Божьей силой. Поэтому судьба более чем благосклонна к нему, какие бы катаклизмы не преследовали окружающее общество.
— Интересная мысль: против Любви бессильны катаклизмы. Я помню, ты когда-то говорил, что катаклизмы возникают в большинстве своем из-за массовых негативных мыслей людей.
— Безусловно. В природе существует так называемый зеркальный закон Божий. Он одинаков как для конкретного сознания индивида, так и для сознания общества в целом. Так вот, согласно ему, если ты думаешь о плохом или желаешь кому-то зла, то что бы ты ни делал, твои мысли, как бумеранг, с утроенной силой обязательно возвратятся к своему создателю и ударят по самому слабому, самому больному месту твоих собственных страхов. И это не Бог наказывает. Это ты сам себя наказываешь и сам себя обделяешь своими же нерадивыми мыслями. Даже если ты считаешь себя «правым», но зарабатываешь на чужих страхах, в конечном итоге эти страхи материализуются и воплотятся именно в твоей жизни. Так что, как здесь ни крути, а закон природы есть закон, не в пример человеческому. Он же распространяется и на положительные мысли. Если ты порождаешь и даруешь миру добро и любовь, то и это все вернется к тебе сполна тем же… То, чего ты ждешь, в конечном итоге и получишь.
Вано некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом вернулся к обсуждению прежней темы:
— Все-таки Люка и Чика — обыкновенные мелкие подонки, затравленные зверьки. Они по-человечески даже умереть не могли. Просто трусы! А страху нагнали на людей, будто они суперубийцы. Тьфу! Мыльные пузыри!..
— Оттого они страху и нагнали, потому что сами до смерти боялись… Да и людям только дай повод для разговора. Их воображение «разрисует» тему так, как на самом деле никогда и не было. А за страхом фактически ничего не стоит. Чика и Люка подпитывали свои образы раздутой иллюзией, нагнетая обстановку страха слухами про свою суперсилу и непобедимость. А на самом деле они были гораздо трусливее своих жертв. Но именно страх жертвы придавал им силы и внушал мысли о своем превосходстве… Это порок многих людей с болезненным комплексом власти. Полбеды, если они остались на низших слоях общества мелкими сошками. Хуже, когда такие дегенераты прорываются в высшие эшелоны власти. Тогда из-за этих придурков с их болезненной манией величия гибнут целые народы. В высших эшелонах власти, конечно, трудно их вычислить. Ведь дьявол опасен тогда, когда он невидим. А когда он выставляет перед всеми свой маразм и пытается взять на испуг, считай, дни его уже сочтены…
