Шри Ауробиндо - Человеческий цикл
Кто-то скажет, что это старая истина и что она правила старыми обществами под именем религии. Но то была лишь видимость. Была открыта истина о душе человека, но она имела отношение только к жизни индивида и даже на индивидуальном уровне искала своего осуществления за пределами земной жизни, а земное существование рассматривала лишь как подготовку человека к личному спасению или освобождению от тяжкой ноши жизни. Само человеческое общество никогда не обращалось к открытию души как средству открытия закона своего собственного существования или познания истинной природы души, ее потребности в совершенстве, и осуществления этой потреб-ности как верного пути земного совершенствования. Если мы посмотрим на старые религии в их не индивидуальном, а социальном аспекте, мы увидим, что общество использовало только самые недуховные (или по крайней мере наименее духовные) их элементы. Оно использовало религии, чтобы внушительно, величественно и якобы навеки узаконить великое множество своих традиций и институтов; оно превратило их в завесу тайны, опущенную перед пытливым человеческим умом, и стену мрака, воздвигнутую перед носителем новых идей. Поскольку оно видело в религии средство спасения и совершенствования людей, то сразу же захватило власть над ней с целью механизировать ее, уловить человеческую душу и намертво привязать ее к шестерням социально-региозного механизма, навязать ей ярмо и железные оковы деспотизма вместо того, чтобы даровать духовную свободу. На религиозную жизнь человека оно взвалило Церковь, священство и массу ритуалов и натравило на нее свору сторожевых псов под именем вероучений и догма-тов — догматов, которые человек должен был принять и которым должен подчиняться под страхом осуждения на вечные муки вечным небесным судьей точно так же, как он должен был принимать законы общества и подчиняться им под страхом осуждения на временное заключение или смерть смертным земным судьей. Эта неправомерная социализация религии всегда являлась главной причиной того, почему ее попытки преобразовать человечество заканчивались неудачей.
Ибо для религии не может быть ничего более губительного, чем подавление или превращение в мертвую формулу ее духовного эле-мента внешними средствами, формами и структурами. Ошибочность неверного применения религии в прежних обществах становится очевидной из его последствий. История не раз демонстрировала, что эпохи величайшего религиозного пыла и благочестия одновременно являются эпохами самого непроходимого невежества, мрачного убожества и беспросветного застоя и прозябания человеческой жизни, эпохами безусловного господства жестокости, несправедливости и притеснения или эпохами самого заурядного, лишенного вдохновения и благородства существования, иногда оживляемого редкими проблесками ин-теллектуального или полудуховного света на поверхности — и все это в конечном счете приводило к протесту широких народных масс, направленному в первую очередь против официальной религии как главного источника лжи, зла и невежества, царящих в обществе. Другим признаком неверного применения религии является то, что излишне педантичное следование социально-религиозной системе, ее ритуалам и формам — которые начинают утрачивать свой смысл и истинную религиозную ценность именно потому, что им придается неправомерно большое значение превращается в закон и главную цель религии и перестает способствовать духовному росту индивида и человечества. И еще одно знаменательное свидетельство несостоятельности религии заключается в том, что индивид вынужден бежать от общества, чтобы найти пространство для своего духовного роста; обнаружив, что человеческая жизнь отдана во власть не преобразованным духовно уму, жизни и телу, а вместо духовной свободы навязываются оковы формы, Церковь и Шастра, некий закон Неведения, он вынужден бежать от всего этого, ища возможности духовного роста в монастыре, на горной вершине, в пещере, в пустыне и в лесу. Когда существует такое расхождение между жизнью и духом, человеческой жизни выносится суровый приговор. Она либо обрекается на то, чтобы вершить привычное движение по замкнутому кругу, либо открыто осуждается как недостойная и нереальная, как суета сует, и теряет ту уверенность в себе и ту внутреннюю веру в значимость своих земных целей, шраддха, без которых ничего не может достичь. Ибо дух человека должен стремиться к высотам; когда напряженность его усилий ослабевает, человечество неминуемо переходит в статичное и застойное состояние или даже погружается во мрак и повергается во прах. Даже там, где жизнь отвергает дух или дух отвергает жизнь, еще может иметь место самоутверждение внутреннего существа; там может быть даже обильный урожай на святых и отшельников, возросших на почве тепличной духовности, но пока человечество, общество, нация не начнут процесс одухотворения жизни или не устремятся к свету идеала, они неизбежно кончат ничтожеством, слабостью и загниванием. Или же человечеству придется обратиться к интеллекту в поисках спасения, в поисках какой-то надежды или нового идеала, совершить движение по витку рационали-стического века и прийти к новой попытке сформулировать духовную истину, к новой попытке одухотворить человеческую жизнь.
Общество в своем стремлении к истинной и совершенной цели будет рассматривать человека не как ум, жизнь и тело, но как душу, воплощенную для божественного осуществления на земле, а не только на небесах — которые, в конце концов, ей вовсе не обязательно было покидать, не будь у нее некого божественного предназначения здесь, в мире физической, витальной и ментальной природы. Поэтому оно будет рассматривать жизнь, ум и тело не как самоцели, находящие удовлетворение в самих себе, не как пораженные болезнью смертные части, которые необходимо отбросить, чтобы освобожденный дух мог воспарить в свои чистые сферы, но как непосредственные орудия души, еще несовершенные орудия, предназначенные для осуществления пока не постигнутого божественного замысла. Оно поверит в их предназначение и поможет им обрести веру в себя — но веру именно в возможности своих высочайших, а не только низших или менее высоких сил. В понимании общества их предназначение будет заключаться в том, чтобы в процессе одухотворения превратиться в видимые части духа, светоносные средства его выражения — духовные, озаренные, все более и более сознательные и совершенные. Ибо, признав истину человеческой души как начала, совершенно божественного по своей сути, общество признает также способность всего человеческого существа достичь божественного состояния (несмотря на то, что на первых порах Природа явно отвергает такую возможность и упрямо отрицает неизбежность этого высочайшего предназначения человека) и даже примет противодействие Природы за необходимую отправную точку земной эволюции. Рассматривая человека-индивида как воплощение божественной души, оно будет рассматривать и человека-общность как выражение души Бесконечного, коллективную душу, в мириадах форм воплощенную на земле для божественного осуществления в разносторонних отношениях и многогранной деятельности. Поэтому оно будет считать священными все части человеческой жизни, соответствующие частям человеческого существа, — всю физическую, витальную, динамическую, эмоциональную, эстетическую, этическую, интеллектуальную, психическую эволюцию человека, и видеть в них средства восхождения к божественному существованию. Оно будет рассматривать каждое человеческое общество, нацию, народ и прочие естественно сформировавшиеся сообщества с той же точки зрения — т. е. как субдуши, как средства многогранного выражения и самоосуществления Духа, божественной Реальности, сознательного Бесконечного в человеке на земле. Вера в способность человека прийти к божественному состоянию — поскольку внутренне он одной природы с Богом — станет единственным религиозным убеждением и догматом общества.
Но даже эту единственную возвышенную догму общество не станет навязывать силой внешнего принуждения низшим частям природного существа человека; ибо подобное принуждение есть ниграха, насильственное подавление человеческой природы, которое может привести к кажущемуся ограничению зла, но не к истинному и здоровому росту добра; оно, скорее, утвердит эту веру и этот идеал как свет и источник вдохновения для всех частей человеческого существа с тем, чтобы они развивались к божественному состоянию изнутри и обретали божественную свободу. Общество не будет стремиться что-либо ограничить, оградить, подавить, обеднить ни в индивиде, ни в обществе, но позволит всем частям существа выйти на широкий простор и устремиться к высшему свету. Боvльшая свобода станет законом духовного общества, а расширение свободы будет свидетельствовать о том, что человече-ское общество приближается к истинному одухотворению жизни. Попытка одухотворить в этом смысле общество рабов — рабов силы, рабов власти, рабов традиции, рабов догмы, рабов всевозможных навязанных законов, под давлением которых, а не в согласии с которыми они живут, внутренних рабов собственной своей слабости, невежества и страстей, от худших последствий которых они ищут или чувствуют необходимость искать защиты в другом, внешнем рабстве, — никогда не завершится успехом. Чтобы стать достойными высшей свободы, люди должны сначала сбросить с себя оковы. Да, на пути своего восхождения человеку приходится связывать себя многими узами; но лишь те узы, которые он принимает как выражение (чем более совершенное, тем лучше) высшего внутреннего закона и стремления его природы, будут по-настоящему способствовать его росту. Остальные приносят пользу дорогой ценой и могут так же — если не больше — замедлять развитие человека, как и ускорять его.
