Томас Троуб - Лицом к лицу со страхом. Путеводитель на пути к близости
Вместо того чтобы реагировать, я говорю другому что-то вроде: «Я чувствую, что мы начинаем вовлекаться в борьбу. Я не хочу вступать в борьбу. На самом деле, меня просто ранило, что ты сказал(а), потому что...» Или: «Я чувствую себя так, словно прямо сейчас должен защищаться, потому что боюсь, что...» В эти моменты мы на самом деле уводим энергию из солнечного сплетения и переносим ее вниз, в живот. В этом пространстве другой больше не чувствует, что подвергается нападению. Совершая этот ход, мы принимаем ответственность за то, чтобы прекратить борьбу. Если один из нас останавливается, перемещается в живот и хочет быть уязвимым, ссора прекращается.
Когда мы выбираем не реагировать, то тем самым приглашаем уязвимость. Реакция по своей сути направлена именно на то, чтобы не чувствовать себя беспомощными и уязвимыми. В любовных отношениях или с друзьями мы всегда хотим, чтобы другой стал уязвимым первым. Нам хочется оставаться в безопасности и защищенности, и мы ожидаем, что другой сделает первый шаг. Быть уязвимым первым больно для нашей гордости. Нам хочется быть на вершине, доказать другому, что он должен чувствовать раскаяние и видеть свои «мертвые зоны». Это глубоко пугает – отпустить потребность быть всегда правым и держать все под контролем. Тем не менее, у нас не может быть любви и медитации, пока мы держимся за желание быть правыми и контролировать, оставаясь в безопасности.
2. Обратное отслеживание от раздражителя до раны
Вот еще одно понимание, которое помогает в процессе движения от борьбы к уязвимости, от контроля к тому, чтобы отпустить и идти вовнутрь. Осознание последовательности событий, которая приводит от раздражителя к реакции, когда в нас открывается спровоцированная рана. Под реакцией – боль или страх. Раздражитель приводит в действие ожидание, а ожидание скрывает рану ранней неудовлетворенности. Вместо того чтобы чувствовать боль или ее выражать, мы реагируем или осуждаем, обвиняем или резко прерываем контакт.
Небольшой пример: недавно я отправил другу факс, делясь некоторыми интимными и болезненными обстоятельствами, происшедшими в моей жизни в то время. По той или иной причине он не отвечал несколько недель. Все это время я чувствовал, что отчуждаюсь от него и отступаю. Внутренне я начал осуждать его за то, что он не чувствителен и недотягивает до моего представления о настоящем друге. Отсутствие ответа было раздражителем. Мое ожидание подсказывало, что если я открываю сердце, то должен получить быстрый отклик. Когда это ожидание не осуществилось, я начал реагировать. Реакция скрывала раннюю рану того, что меня не хотели слушать, и теперь я ожидаю, что никто никогда не будет этого делать.
Но часто ли мы принимаем решение увидеть происхождение раны и поделиться этим? Обычно мы реагируем, что только вызывает еще больше боли и непонимания. Как я уже говорил раньше, наши ожидания и реакции – только результат неудовлетворенности. Раненый маленький Ребенок внутри ожидает, потому что чувствует интенсивную жажду любви. Если мы можем распознать ожидание и отследить его обратный ход к ране эмоционального голода, которую оно скрывает, то снова оказываемся «в седле». Нам не нужно избавляться от ожидания, ни от чего не нужно избавляться, нужно только внести осознанность в то, что происходит внутри. Каким бы ни был раздражитель, – неважно, будь это друг, любовный партнер или окружающая среда, – в движение приходит одна и та же последовательность. Отслеживание этой последовательности в обратном порядке, от раздражителя к ожиданию, от ожидания к ране неудовлетворенности – инструмент осознанности. Мы можем это постоянно практиковать и делиться результатами с любимым человеком и друзьями.
3. Обнимая страхи раненого Ребенка
Позволение приводит нас в уязвимость, а став уязвимыми, мы сталкиваемся со страхами раненого Ребенка. Испуганный Ребенок – первая остановка на пути к тому, чтобы сдаться существованию. Когда мы отбрасываем стратегии выживания, на поверхность выходит страх, потому что все они образовались, прежде всего, в результате страха и недостатка доверия. Следовательно, в позволении нет никакой ценности, пока мы не бережны со страхами нашего раненого Ребенка и не принимаем их как часть поиска истины. Прежде чем стать ближе со своим Ребенком внутри, я отталкивал эту часть себя, потому что считал ее регрессией, инфантильностью и самопотаканием. Позволение, которое мне удавалось, было скорее отступлением в безнадежности, чем подлинной капитуляцией. Чувствуя себя беспомощным, я притворялся, что мне все равно. Но это нисколько не приближало меня к тому, что на самом деле происходило внутри. Подлинное позволение – это когда мы вовлечены безмерно, но все же позволяем и отпускаем попытки изменить другого. Оглядываясь назад, я вижу, что справлялся с большинством значительных ситуаций отвержения в прошлом, преуменьшая то, как глубоко они меня ранили и пугали.
Отторгая нашего испуганного Ребенка, мы отщепляем от себя собственную уязвимость, и она словно переходит в «ничейную зону». Из этой «ничейной зоны» она продолжает оказывать мощное влияние, но делает это подспудно. Мы создаем внутреннюю расщепленность между «бунтарем» – исследователем, искателем приключений внутри – и своей уязвимой стороной, несущей страхи, неуверенность, восприимчивость и мягкость. Клиентка, с которой я недавно работал, может быть примером полярности, которая случается, когда мы отказываемся от собственности на наши страхи. Она была расстроена, потому что собиралась покинуть Индию и вернуться в Германию, где находился ее интимный партнер, но сомневалась в том, что хочет с ним быть. «Он скучный, – сказала она мне, – и я больше не чувствую к нему сексуального влечения. Он не хочет рисковать и идти в новое, он не медитирует и не хочет работать над собой».
Я попросил ее вообразить, что у нее есть две стороны. Слева была ее уязвимая сторона, справа – буйная. Находясь в «правой стороне», она продолжала жаловаться, как неинтересен ее партнер, и как мало он ее сексуально привлекает. Когда я попросил ее переместиться на другую сторону, все изменилось. Она тут же заплакала и стала говорить, как нуждается в нем, как ей с ним безопасно, как он заботится о ней; что мысль о том, чтобы быть без него, была для нее просто ужасающей. Исследуя дальше, она смогла увидеть, что внутри у нее была расщепленность между «ищущим» и «уязвимым». Ни один из них не испытывал большого доверия к другому и не был к нему чувствителен. Эта расщепленность отражалась и в отношениях.
В конце концов, когда я попросил ее сесть между этими двумя позициями, ей стало легче признать эту расщепленность. Было ясно, что сейчас для нее не время принимать никакого решения о том, должна ли она сохранить отношения или их прекратить. Но важно было начать интегрировать эти две части, становиться более чувствительной к потребностям и характеристикам каждой из них. С такой радикальной расщепленностью внутри ей не удалось бы найти никого, кто сможет удовлетворить потребности и ее раненого Ребенка, нуждающегося в безопасности и защищенности, и искателя, жаждущего приключений в неизвестном.
Обнять нашего раненого Ребенка – важная часть нашей работы над собой, которая требует большой заботы, терпения и доверия. Так легко бежать в реактивно-требовательного Ребенка – искусного политика и стратега. Многие ситуации, особенно в интимных отношениях, отражают, какую мы создали внутреннюю расщепленность между частями, которые справляются со страхами и их избегают, и частью, которая их в себе несет.
4. Играя на краю
Жизнь со всеми ее аспектами, включая даже самые тривиальные ситуации, может представляться нашему внутреннему видению как возможность играть на самом краю наших страхов. Каждая ситуация, с которой мы сталкиваемся и которую в жизни создаем, дает нам возможность играть на переднем краю страха. Когда мы не приветствуем эти вызовы, то с ними боремся. Мы низводим себя до состояния жертвы и обвиняем других или внешние обстоятельства в том, что они приносят дискомфорт или разочарование.
Пара, с которой я недавно работал, переживает большие трудности, потому что она чувствует, что он недостижим, а он чувствует, что она слишком многого требует. Очень распространенная ситуация. Когда мы ее исследовали глубже, то обнаружили, что он, хотя и очень уверенный в себе человек и преданный искатель истины, был в ужасе от собственной уязвимости. Когда я ему обрисовал, что вхождение в эту его чувствительную сторону и есть то, где нужно расти и проявлять храбрость, он смог это принять, потому что это удовлетворяло его часть «искателя». Похожим образом в ее случае снижение требовательности, когда она чувствовала разочарование, ставило ее перед лицом страхов неудовлетворенности, и это было возможной зоной ее роста.
