Джед МакКенна - Духовная война
– Такое может случиться?
– В основном так и происходит. Для этого есть все условия. Мир полон тёплых тёмных норок, в которые вы можете упасть.
– У меня никого не будет? – спросила она несчастным голосом. – У меня не будет вас?
– У вас будете вы сами. Это всё, что вам нужно.
– Неужели я сделаю это? – спросила она. – Заползу обратно? Найду норку, чтобы спрятаться?
– Несмотря на почти абсолютную статистическую вероятность этого, мне кажется, нет. Я могу ошибаться, я не силён в этом, но насколько я могу судить, вам уготовано нечто большее. В должны попытаться понять, что такое страх, иначе он захватит вас, и вы никогда даже не узнаете этого.
***
Мы вышли из ресторана и пошли побродить по берегу.
– Так, чем всё закончилось? – спросила она.
– Когда?
– С толпой? В Мексике?
– А, да ничем. Шеф полиции довёз меня до границы и сказал, чтоб я никогда не возвращался в его страну.
– Они вышвырнули вас из Мексики?
– Ну, – я пожал плечами, – это было довольно неформально.
– Похоже, у вас много проблем с законом.
Я снова пожал плечами.
– Совсем никаких проблем.
– И что вы делали потом?
– После того, как он выгрузил меня у границы? Аннулировал свои кредитные карты. Заявил о том, что у меня украли паспорт и дорожные чеки. Получил деньги переводом.
– Они украли ваш бумажник?
– Конечно, всё, что у меня было с собой, и рюкзак, который я оставил в машине.
Она покачала головой, расстроенная мелочной продажностью.
– Сволочи, – сказала она.
– Каждый просто играет свою роль, – сказал я. – Нет причин принимать что-либо на свой счёт.
Она долго смотрела на меня искоса.
***
Мы сели обратно в «Навигатор» и выехали на дорогу. Около часа мы ехали в тишине, хотя я слышал довольно сильный шум в голове Лизы.
– Мне кажется, я больше никогда не смогу относиться к людям как раньше, – сказала она наконец. – Мне кажется, я никому не смогу больше доверять.
Несколько минут я молча наблюдал сменяющиеся картинки – это счастье быть здесь, с Лизой, счастье ехать помянуть Брэтт, счастье быть. Неужто это мой последний день? Неужто это мои последние моменты? Неужто вечно нависающий надо мной палец смерти должен вот-вот опуститься? Эта мысль наполнила меня нежным приливом радости и окунула мир в красоту.
– Люди — это клочки пыли, – наконец ответил я, – маленькие пушинки и паутинки, собравшиеся в тени и тёмных углах и удерживаемые вместе страхом. Если видишь их ясно, доверять им становится очень легко. Я всем доверю и никогда не бываю разочарован. Вы тоже так можете.
– Трудно в это поверить.
– Нужно доверять людям не то, чтобы они не предали вас, или не разбили вам сердце, или не украли кошелёк – просто доверять им, чтобы они были теми, кто они есть. Когда ты понимаешь страх, когда отходишь от него на расстояние и видишь, что он из себя представляет и как действует в этом мире, тогда понимаешь про людей всё. В бытии с закрытыми глазами всё вытекает из страха – хорошее и плохое, смелость и трусость, любовь и ненависть, всё вытекает из одного источника.
– Как же можно доверять, если знаешь, что тебя могут предать?
– Вы сами ответили на свой вопрос – потому что ты знаешь. Всё, что с закрытыми глазами казалось таким загадочным и неизвестным, становится ясным и очевидным, когда мы открываем их. Это требует времени, опыта, усилий, чтобы стать взрослым, точно так же, как вам потребовалось время, опыт и усилия, чтобы стать тем, кто вы сейчас. Жизнь — это процесс постоянного становления и обновления, движение в направлении более ясного видения и большей простоты и уменьшение видимой разделённости между «я» и «не-я». Таким будет мир для вас, если вы продолжите движение вперёд. Всё будет совершенно по-другому.
– Если я продолжу, – произнесла она уныло.
– Когда вы заберётесь повыше и увидите более широкую картину, личные черты людей станут размываться, и вы будете распределять их по тому, в какой норке они прячутся.
– Звучит как-то цинично.
– Примерьте-ка вот это: жизнь не имеет смысла и все убеждения ложны.
– Это совсем уж цинично.
– Я думаю, циничность — это термин для закрытых глаз. Вам он больше не нужен. Ваши амортизированные, основанные на размышлениях отношения со своей средой теперь устарели, как и большая часть вашего лексикона. Вы проделали этот громадный переход, настоящий сдвиг парадигм, но ваша инфраструктура пока ещё отстаёт. Вы совершили революцию, свергли деспотический режим, а теперь настало время править, мудро руководить, направив это новоявленное островное государство в будущее, где оно будет расти и процветать. У вас есть люди, о которых нужно подумать – Мэгги, Диджей, и возможно, Дэннис. Возможно, также и другие. Раньше вы были матерью и женой, а теперь кто вы? Мэгги находится в критическом возрасте, ей и так уже пришлось столкнуться с довольно необычными вещами – она наблюдала ваш кризис, работала со своим дедом, допрашивала меня. Что вы собираетесь с ней делать?
– Возможно, я должна найти норку, – сказал она хмуро, – найти Иисуса. Может быть, так будет лучше для всех.
Я кивнул.
– Может быть.
***
– Спасибо вам, что говорите со мной, – сказал она. – Спасибо, что рассказываете мне всё.
– De nada*.
-------
*не за что (исп.)
-------
– Не могу поверить, как изменилась моя жизнь. Вот я, здесь с вами, в каком-то странном предприятии, чем бы оно ни было. Это совершенно неправдоподобно. У меня такое чувство, что я сейчас проснусь рядом с Дэннисом, выключу будильник и начну новый день, забыв об этом безумном сне о новой жизни. – Её начало немного трясти. – Что я здесь делаю?
– Почему вы думаете, что вы здесь? – спросил я. – Отойдите на шаг назад от событий и спросите себя беспристрастно: что происходит? Несколько месяцев назад вы были адвокатом, женой, провинциальной мамочкой и всё такое, а теперь, вот, вы ведёте этот большой чёрный катафалк через Вирджинию...
– С Джедом МакКенной, – вставила она.
– С одним пробуждённым существом по дорогое на панихиду по-другому. Для вас это может стать хорошим шансом, чтобы подумать о том, что происходит и почему.
Несколько мгновений она молчала.
– А вы знаете? – спросила она.
– Я знаю про себя.
– Вы знаете, что будете говорить?
– В общих чертах. Мэгги подала мне идею «расскажи и покажи», это я и собираюсь сделать.
– Правда? И что вы собираетесь показать?
– Две вещи. Одну, как вы знаете, мы надеемся найти в целости и сохранности ожидающей нас в гостинице.
– А другая? Что ещё вы собираетесь показать?
Я протянул руку за водительское сиденье, достал из пакета её ежедневник и положил его на консоль между нами.
– Вас.
26. Пост-утробная беременность.
Преувеличивая и восхваляя,
с самого начала переплачивая старых скупых торгашей,
сам становясь размером с Иегову,
литографируя Кроноса, сына Зевса,
и Геракла, его внука,
я покупаю изображения Озириса, Изиды,
Ваала, Брамы, Будды;
небрежно бросаю Манито в свой портфель,
Аллаха на листе бумаги, гравюру распятия,
с Одином и безобразным Мекситли –
и каждый идол и образ.
Я даю за них столько, сколько они стоят,
и ни центом больше,
допуская, что они когда-то были живы
и трудились для своего времени,
(они внесли свой скромный вклад для неоперившихся птенцов,
которые теперь должны сами встать,
взлететь и запеть).
– Уолт Уитмен –Лиза завезла нас неизвестно куда, что впрочем, было очень приятно. Мы не спешили, поэтому она, придерживаясь основного направления, сворачивала на более пустынную дорогу, когда только представлялась возможность. Так мы петляли больше двухсот миль. День близился к вечеру, мы оба немного устали от езды, поэтому остановились в маленьком городке у реки, чтобы найти место, где пообедать, и гостиницу с парой номеров.
Лизе не понравилось, когда я сказал ей, что она должна будет выступать перед группой на ферме Брэтт. Отказываясь, она приводила тот довод, что у неё нет ни знания, ни понимания духовных материй, и поэтому она была неподходящим кандидатом на выступление перед группой преданных духовных искателей. Я сказал ей, что за свой короткий путь она оставила далеко позади их всех, но она настаивала на своём решении не выступать.
– Я понимаю ваше нежелание, – сказал я, – но почти уверен, что вы всё же выступите. Это просто шаблон, который можно легко увидеть.
Она нашла прелестную старую гостиницу, и мы припарковались, но никто из нас не был сильно голоден, так что мы сначала решили размять ноги и посмотреть город.
– Как это чувствуется – быть сиротой? – спросил я её.
