Бхагаван Раджниш - Когда туфли не жмут. Беседы об историях Чжуан-цзы.
Они были полностью поглощены дискуссией, противоречили друг другу и спорили. Одна теория — и 20 интерпретаций. А мастер был жив, он сидел среди них, но они полностью забыли о нем! Тогда он постучал по столу и сказал: "Пожалуйста, одну минуточку! Я еще жив, вы можете спросить меня, что я имею в виду. Слушая вас, я понял, что вы будете делать, когда я умру. Я жив, и все же никто не спрашивает, что я имею в виду: у вас уже есть 20 значений! Когда я буду мертв, у вас их будет две сотни, две тысячи, два миллиона, и тогда не будет возможности спросить меня, что я имею в виду."
Вот так рождаются секты и верования.
Иисус был простым человеком, но посмотрите на католиков, на протестантов, на сотни христианских сект и их интерпретации. Иисус был простым человеком, сыном плотника, он никогда не пользовался технологическим жаргоном, он не был человеком слов — он был человеком опыта. Он просто рассказывал простые истории, анекдоты, притчи. И он говорил с людьми, не знакомыми с литературой.
Смысл его слов был прост, но посмотрите на протестантов, католиков: их теологи сотворили из него такую громаду — гору! Они продолжают спорить о простых вещах и дискутировать, и они добились того, что потерялись в этом, так что Иисус полностью забыт.
Если был забыт живой фрейд, как вы можете помнить мертвого Иисуса?
Спросите индуистов: у них уже есть тысяча интерпретаций Гиты, и каждый год добавляются новые интерпретации, и никто не соглашается ни с кем. Шанкара говорит, что это — послание об отречении, что Гита является посланием об отречении, о недеянии. Локманья Тилак говорит, что это — послание о действии: как раз противоположное. А Рамануджа говорит, что это послание о преданности, а не о деянии и недеянии.
И вы продолжаете так же: тысяча интерпретаций, никто ни с кем не согласен. И когда вы читаете Гиту, это будет 1001-я интерпретация, так как она будет вашей. Вы внесете в нее свой ум, и ум почувствует, что он укреплен знанием, информацией. Ум никогда не находится в опасности, кроме как в присутствии живого мастера. Тогда он просто на грани смерти. Вы бежите от Кришны и несете в своей голове Гиту. Вы бежите от Иисуса и всегда держите в кармане Библию.
Библию можно носить в кармане, но не Иисуса. Библия принадлежит вам, но с Иисусом вы должны будете принадлежать Иисусу. В этом и различие: вы можете владеть Библией, но не можете владеть Иисусом. Он должен владеть вами.
И, в-третьих, наука может быть записана, нет никаких проблем. Ведь это не мастерство, это — теоретизирование, это теория. Она может быть записана, это описание, а не таинство. Все основание науки в том, как демистифицировать все. Она имеет трещины, законы, которые могут быть записаны, а если вы расшифровали закон, все известно.
Религия не подобна науке, она больше походит на искусство, она символична. Главное в том, что она не реалистична, а символична.
Однажды случилось так, что к Пикассо пришел друг. Он был военным и служил в армии. Он посмотрел на студию Пикассо и сказал: "Что за чепуха! Все нереально, нет ни одной картины, представляющей реальность."
В реальности вы не найдете ничего, подобного картинам Пикассо. Этого там нет, это только чувство peaльности самого Пикассо.
Наука пытается открыть объективное, искусство продолжает пробовать найти субъективное в объективном. Вы смотрите на цветок, и если вы спрашиваете о нем ученого, он скажет о химических соединениях цветка. Конечно, они там есть, но они — не цветок, так как они не несут в себе красоты, они не несут значения. О красоте вы должны спрашивать художника, но он не скажет о химических соединениях и чем-либо подобном. Он даст вам поэму, и она будет ближе к истине, чем все, что мог бы вам дать ученый, но она будет необъективной.
Пикассо выслушал его молча, так как тот был солдатом, а вы не можете ожидать от солдата понимания такой большой субъективности, так как он живет в мире объектов. Позднее они говорили о других вещах, и тогда солдат показал Пикассо фотографию своей подруги, маленькую фотокарточку.
Пикассо начал смеяться и сказал: "Неужели эта девушка так мала? Видно нелегко заниматься любовью с такой маленькой девушкой". Солдат сказал: "О чем ты говоришь? Это лишь снимок". И Пикассо сказал: "Картина не объективна, она символична, она просто представляет, показывает. Это не описание, здесь нет точных пропорций, это лишь показатель, образ.
Помните: религия больше подобна искусству, чем науке, и она даже более тонка, чем искусство, так как искусство представляет объективное, а религия представляет субъективное. Искусство имеет символы, чтобы показать объективный мир. Художник рисует розу на картине, но роза есть там. Розы Ван Гога или Пикассо могут быть не такие в точности, как в саду, но они все же розы: вы сможете найти некоторое подобие, сможете найти что-то соответствующее.
Но когда Будда говорит о нирване, это не находится во внешнем мире, вы не имеете ничего, соответствующего ему. Когда Иисус говорит о Царстве Бога. его нет там в объективном мире. Искусство представляет объективное: символы различны, но вы все же можете найти соответствующее этому в мире.
Религия символизирует субъективное, и вы не сможете найти ничего подобного в мире. Пока вы не пойдете внутрь себя, вы не будете способны найти смысл, значение. Тогда вы будете нести слово, а слово — это не реальность. Тогда вы можете повторять слово "бог", но вы не знаете ничего о Боге. Это более подобно искусству и даже еще более подобно ремеслу.
Что делает Будда? Он — ремесленник, он делает из вас богов. Совсем как скульптор, он все стучит по камню молотком, обтесывая здесь и там, отсекая все, что несущественно, и тогда открывается образ. Он там был. Он там был до того, как художник начал работу со своим молотком и долотом, но там было и несущественное.
Несущественное должно быть разбито и отсечено, чтобы существенное вышло наружу и было открыто. Так что же делает Будда? Вы подобны камню, и он будет трудться со своим долотом и молотком, он отсечет все несущественное, и тогда существенное придет к своей всеобщей славе. Тогде рождается великолепие, тогда живой мир проникает в этот мир. Он не приносит в мир ничего нового — он просто меняет вас, преображает. Вы уже несете в себе иной мир, но он слишком перемешан с этим миром. Необходимо разделение, отделение того, что существенно, от того, что несущественно; отделение того, что вы есть, от того, чем вы обладаете; отделение обладателя от обладаемого, духа от тела, центра от периферии.
Это как мастерство. Ни один художник не сможет сказать вам, как рисовать, — вы должны жить с мастером. Если вы приходите к Пикассо и говорите: "Как вы рисуете? Расскажите мне что-нибудь, дайте мне какое-нибудь руководство", он не сможет дать вам никакого руководства, так как сам не осознает этого. Это такое удивительное явление, оно настолько бессознательно, что когда Пикассо рисует, он не сознает никаких правил, регулировок, законов, руководства. Он становится своей живописью, его больше нет, он полностью поглощен ею. И вы должны быть с ним. Когда художник становится своей картиной и когде его больше нет и остается только картина, когде картина уже больше не сознательное усилие, когда его сменяет бессознательное, вы -должны увидеть явление и почувствовать, что это такое. Тогде это уже не руки Пикассо, тогда бессознательное Дао, природа приходит на смену.
Руки Пикассо — инструмент, они работают, как приспособления. но там присутствует какая-то иная энергия. Следите за тем, как рисует Пикассо, — он уже больше не человек, он вообще уже не часть вас, он стал творцом, он — не течение. Вот почему, когда рождается картина, она несет в себе нечто от иного мира. Но это — ничто.
Когда говорит Будда, он — не оратор; когда Будда движется, он — не прохожий; когда Будда кладет руку на вашу голову, он — не рука. Теперь Дао — или вы можете называть это Богом или любым именем, которое вы выберете, — пришло на смену. Теперь рука не Будды, это инструмент. Бог касается вас через него, а Будды вообще больше нет, он не стоит между вами и Богом, но это должно быть испытано.
Невозможно научиться чему бы то ни было у мертвого Будды. И если вы не можете научиться у живого, как вы можете надеяться научиться у мертвого?
Это мастерство, величайшее мастерство, и оно настолько деликатно и тонко, что ничего нельзя делать сознательно, — вы должны просто быть рядом и впитывать.Это слово нужно помнить — впитывать. Будда должен быть впитан, съеден. Он становится вашей плотью и кровью, он течет внутри вас. Его присутствие должно быть поглощено, и вы должны носить это в себе. Это величайшее мастерство в мире — делать из человека бога, из человека, который всегда тяготеет к тому, чтобы стать животным. Сделать из него бога, изменить его ум, отбросить его это, позволить окончательному случиться с ним.
Это привнесение океана в каплю, это раздробление океана на капли, это величайшее, самое великое мастерство. Ни в каких описаниях это не может содержаться, они могут лишь указывать. Вы должны быть рядом с живым Буддой, чтобы узнать, что это значит. И такое случается только раз в тысячу лет, в две тысячи лет, что здесь есть личность, подобная Будде. А потом рождаются мертвые культы, и люди продолжают поклоняться, не зная, что они делают.
