Карл Оноре - Без суеты: Как перестать спешить и начать жить
– Пусть привыкает работать десять часов в день, как я! – рявкнул он.
Мальчику четыре года.
В 1989 г. Дэвид Элкинд, американский психолог, опубликовал книгу «Задерганный ребенок: Они растут быстро» (The Hurried Child: Growing Up Too Fast Too Soon). Как ясно из самого названия, Элкинд выступал против новой моды подгонять детей во взрослую жизнь. Кто его услышал? По-видимому, мало кто. Прошли годы – а дети еще больше задерганы.
Ребенок не рождается с манией скорости и продуктивности – это мы делаем его таким. Одинокие матери взваливают на детей дополнительное бремя – помогать, но, по сути дела, нести взрослую ответственность. Реклама торопит их становиться потребителями. Школа учит жить по часам, максимально эффективно распоряжаться своим временем. Родители подкрепляют это требование, забивая все время после уроков дополнительными занятиями. Со всех сторон дети слышат одну и ту же мысль: меньше – это не больше, а вот быстрее – точно лучше. Знаете, какую фразу мой сын заучил чуть ли не первой и начал повторять? «Давай! Скорей!»
Родители состязаются друг с другом, а участвуют в скачках дети. Каждому хочется, чтобы его отпрыск преуспел в жизни. В нашем деловом мире это значит, что нужно оказаться первым во всем – в школе, в спорте, в художестве, в музыке. Раньше требовалось быть не хуже соседей, но теперь этого мало – пусть наша кроха превзойдет их во всем. Сам по себе страх, как бы твой ребенок не оказался хуже, ничуть не нов. Уже в XVIII в. Сэмюель Джонсон советовал родителям не медлить в раздумьях: «Пока вы решаете, какую из двух книг вашему сыну прочесть в первую очередь, другой мальчик прочтет обе». Но в нашей глобальной экономике, круглосуточной и без выходных, желание обскакать всех стало еще агрессивнее, и у психологов появился термин «гиперродительство» – навязчивая потребность добиться от ребенка совершенства. Чтобы ребенок оторвался от всех ДО старта, честолюбивые родители еще в утробе заставляют эмбрион слушать Моцарта, сразу после рождения начинают обучать языку жестов, а с года расширяют словарный запас ребенка с помощью карточек Baby Webster. В лагеря для юных компьютерщиков и на мотивационные семинары записывают ныне четырехлетних. Занятия гольфом начинаются с двух лет. Когда все вокруг так вкладываются в своих детей, не будешь же сидеть сложа руки. На днях я видел объявление о курсах иностранных языков BBC: «Французский с трех лет! Испанский с семи! – вопил заголовок. – Кто не успел, тот опоздал!» Я чуть было не набрал этот номер и не записал сынишку на курсы. И потом я еще долго чувствовал себя виноватым – как же это я не позвонил. В мире беспощадной конкуренции школа превращается в поле боя, где важно только одно: стать лучшим в классе. В странах Восточной Азии это доводится до абсурда; вся система образования сосредоточена на «адском испытании» экзаменами. Чтобы не отстать, миллионы детей в этом регионе проводят все вечера и выходные на курсах и в школах подготовки к экзаменам, 80-часовая рабочая неделя для школьника здесь норма. И школы англоязычного региона благополучно усваивают азиатскую модель, гонясь за максимальными баллами на международных экзаменах. За последние 20 лет многие страны приняли доктрину «интенсификации», т. е. усиленного давления, увеличения домашних заданий, больше экзаменов, жесткий набор школьных предметов. Зачастую эта каторга начинается задолго до первого класса. В детском саду Лондона мой сын начал учиться держать ручку и писать – не слишком, правда, успешно – в возрасте трех лет.
Расцвело на Западе и репетиторство, причем частных учителей приглашают уже чуть ли не к младенцам. Чтобы попасть в желанный детский сад, американцы обращаются к специалистам, которые натаскивают малышей перед собеседованием. Лондонские «тьюторы» принимают и трехлеток.
Интенсификация затронула не только школы. После уроков и перед уроками детей лихорадочно тащат с кружка на кружок, не оставляя им времени расслабиться, поиграть, дать волю воображению. Некогда быть «медленным».
За эту поспешность дети жестоко расплачиваются. Пятилетние дети уже страдают от расстройства пищеварения, головной боли, бессонницы, депрессии, анорексии – все это последствия стресса. В нашем «вечно бодрствующем» мире и дети не высыпаются. Из-за этого они становятся капризными, нервными, нетерпеливыми. Недосыпающий ребенок с трудом сходится с другими детьми{83}. Дети не набирают нормальный вес и рост, потому что гормон роста выделяется в глубокой фазе сна. А что касается учебы – тут от гонки больше вреда, чем пользы. Американская академия педиатрии предупреждает: ранние занятия спортом грозят физическими и психологическими травмами. То же самое и в образовании. Накапливается все больше доказательств того, что дети учатся лучше, когда их не торопят. Кэти Хирш-Пасек, профессор детской психологии в Темпльском университете (Филадельфия) недавно протестировала 120 детей дошкольного возраста. Из них половина посещала детские сады с упором на общение и игровой подход к учебе, а остальные – сады, которые добивались академических успехов методом «зубрежки и загона». Выяснилось, что дети из более спокойных, «медленных» садов не так нервозны, охотнее учатся и способны самостоятельно думать.
В 2003 г. Хирш-Пасек с соавторами опубликовала книгу «Эйнштейн никогда не учился по карточкам: Как на самом деле учатся дети и почему им нужно больше играть и меньше зубрить» (Einstein Never Used Flash Cards: How Our Children REALLY Learn – and Why They Need to Play More and Memorize Less). Исследования, положенные в основу этой книги, развенчивают миф о «раннем обучении» и «академической акселерации»: эти методы ничуть не способствуют развитию мозгов. «Современная мантра “быстрее значит лучше” и убеждение, будто необходимо “каждую минуту проводить с пользой”, попросту неверны применительно к воспитанию и обучению детей, – говорит Хирш-Пасек. – Научные данные подтверждают, что дети лучше учатся и развиваются как личности в спокойной, нерегламентированной, неспешной обстановке». В Азии та жесткая трудовая этика, из-за которой еще недавно школам этого региона завидовал весь мир, теперь обернулась против самих же детей{84}. На международных тестах они уже не первые, а креативные навыки, необходимые в информационной экономике, так и не приобрели. Сами школьники и студенты протестуют как могут против системы «учись, пока не сдохнешь». Растет уровень преступности и суицида, прогулы, некогда исключительно проблема Запада, превратились здесь в эпидемию. Более 100 000 японских учеников младшей и средней школы ухитрились прогулять свыше месяца за учебный год. А некоторые просто наотрез отказываются ходить в школу.
Повсюду в развитом мире началась обратная реакция против такого покушения на детство. Манифест Льюиса подхватили все: и студенты, и преподаватели, и журналисты. Родители, чьи старшие дети привозили это послание из Гарварда, показывали его младшим отпрыскам.
– В некоторых семьях мое послание стало чем-то вроде Библии, – усмехается Льюис.
Идеи манифеста проникли и в СМИ. В журналах для родителей все чаще пишут о том, как опасно прессовать детей. Каждый год появляется множество психологических и педагогических книг, в которых вполне научно доказывается, что воспитание детей не должно превращаться в «скоростную магистраль».
Недавно New Yorker опубликовал комикс, наглядно передающий опасения, как бы нынешнее поколение не лишилось детства: двое мальчишек идут по улице, под мышкой учебники, на головах бейсбольные кепки, и один со взрослой усталостью говорит другому: «Игрушек полно – поиграть некогда».
Все это мы уже проходили. Как и все Медленное движение, так и борьба за нормальное детство корнями уходит в эпоху промышленной революции. Современные представления о детстве как о поре невинности и богатой фантазии выросли из романтического движения, которое зародилось в Европе под конец XVIII в. До романтизма на детей смотрели как на маленьких взрослых: поскорее бы приспособить к делу. Французский философ Жан-Жак Руссо добился определенных перемен в образовании, обрушившись на традицию обучать детей словно взрослых. В «Эмиле» (главном своем трактате о том, как воспитывать детей в соответствии с природой) Руссо писал: «Детство видит, думает и чувствует по-своему, нет ничего глупее, чем заменять его зрение и чувства нашими». В XIX в. реформаторы сосредоточили внимание на ужасах детского труда на заводах и в шахтах. Вот где ковалась новая индустриальная экономика. В 1819 г. Кольридж назвал юных работников английских ткацких фабрик «белыми рабами». Постепенно Великобритания начала отказываться от детского труда, возвращать детей в школы, возвращать им детство.
Сегодня педагоги и родители в разных странах вновь начинают принимать меры к тому, чтобы замедлить детей, чтобы дети оставались детьми. В поисках людей, которые могли бы дать мне интервью для этой главы, я поместил объявление на нескольких сайтах для родителей. Почти сразу в мой почтовый ящик посыпались письма с трех континентов, в том числе от подростков, которые жаловались на свою горькую жизнь. Девочка из Австралии по имени Джесс называла себя «загнанным тинейджером»: «Ни на что не хватает времени». Но гораздо больше писем пришло от родителей, довольных тем, как удалось снизить темп жизни детей.
