Ошо - Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 2
Третий вопрос:
Ошо,
Ты знаешь итальянский язык?
Майкл Потато, я мало знаю итальянский, но то немногое, что я знаю, настолько прекрасно, что я хотел бы знать этот язык лучше. Однако я ленив, я не могу ничему учиться. На самом деле, я такой какой есть, потому что научился одной вещи: я научился разучиваться. Я такой благодаря процессу разобучения. Я бы хотел лучше знать итальянский язык, он чрезвычайно красивый. Но сейчас нет для этого возможности. Я знаю всего чуть-чуть, совсем немного.
Старый итальянец и молодой сидят в открытом кафе, мимо них проходит женщина.
Старик спрашивает молодого:
— Эй, Джузеппе, тебе нравятся большие толстые задницы?
— Нет, — отвечает молодой, — мне нравятся маленькие хорошенькие попочки!
Через некоторое время старик спрашивает:
— А тебе нравятся большие мясистые сиськи?
— Нет, — отвечает юноша, — мне нравится маленькая симпатичная грудь.
Еще через некоторое время старик спрашивает:
— Слушай, а тебе нравится чесночный запах изо рта?
— Нет, мне нравится приятное свежее дыхание.
Тогда старый итальянец говорит:
— Если тебе не нравятся большие толстые задницы, большие мясистые сиськи, тебе не нравится чесночный запах изо рта, тогда зачем ты спишь с моей женой?
Больше по-итальянски я ничего не знаю! Но этого достаточно для моих целей.
Четвертый вопрос:
Ошо,
То, о чем ты здесь говоришь, и то, что делаешь, не кажется мне ни философией, ни религией.
Преподобный Банан, впервые для разнообразия вы правы, сэр. Это не философия и не религия, это тотально иное явление. Мне неинтересна философия в принципе, поскольку философия ничем не помогла человечеству, она лишь наполнила умы людей всякой болтовней и шумом. Она не дает людям никакой радикальной трансформации, она наполняет лишь ложным ощущением, что человек что-то знает. Это ложное явление, оно отвлекает вас от поиска настоящей истины. Вы слишком сильно привязываетесь к словам, вы забываете о том, что истина не является словом, что Бог — это не слово, любовь — это не слово. Философы все больше и больше увязают в словах. Они переполнены словами, они совершенно забывают о своем внутреннем существе. Они окружены толпами слов, облаками теорий, гипотез, претендующих на истинность, но ни одна из них таковой не является.
Философия так и не пришла ни к одному окончательному заключению и никогда не придет, ее попытки тщетны. Это хорошая игра, если вам хочется играть в интеллектуальные игры, интеллектуальная гимнастика; все это казуистика.
Но мне она совершенно неинтересна, я знаю ее изнутри, я закончил философский факультет, был преподавателем философии. Я познал на собственном опыте, что философия является самым бесполезным занятием в мире, самым непродуктивным, самым претенциозным — но и — самым удовлетворяющим эго. Она дает вам убеждение в вашей исключительной образованности, на самом деле не делая вас мудрее.
Когда доктор философских наук Успенский впервые встретился с Гурджиевым, он был уже всемирно известным философом, математиком. Он написал самую значительную свою книгу «Тертиум Органум». Книга поистине прекрасна. Если вам интересна философия, то эту книгу стоит прочитать, она уникальна. Если человек, изучающий философию, не читал «Тертиум Органум» Успенского, он упустил нечто очень значительное.
Успенский представил книгу «Тертиум Органум» Гурджиеву. Тот просмотрел ее в течение пяти минут, открывая на разных страницах, а затем сказал Успенскому: «Возьмите лист бумаги и идите в другую комнату. На одной стороне напишите то, что вы знаете, на другой — что не знаете. Если вы познали Бога, напишите об этом с этой стороны, если нет — на той. То же касается истины, любви, просветления и бессмертия».
Успенский был слегка озадачен, шокирован и несколько обижен, потому что его великая книга была отброшена так, словно она что-то не слишком приятное. И я могу его понять: он, должно быть, чувствовал себя очень уязвленным. Но поскольку он сам приехал к этому странному человеку, то согласился поступить так, как его попросили. Успенский отправился в другую комнату, взяв с собой карандаш и бумагу. «Впервые в жизни, — потом говорил он, — я начал осознавать, что вообще ничего не знаю». Была холодная ночь, за окном падал снег. Даже внутри комнаты температура была ниже нуля... Но Успенский вспотел. Известный всему миру человек не смог написать ни одного слова: ни любовь, ни просветление, ни истина, ни Бог — на той стороне, на которой Гурджиев сказал ему записывать то, что он знает. Ни одного слова!
Через час он вышел с пустым листом, отдал его Гурджиеву и сказал: «Прошу прощения, но вы действительно странный человек! Вы только что совершили чудо! Впервые в жизни я осознал, что ничего не знаю!»
Гурджиев засмеялся и сказал: «Как бы вы иначе написали столько прекрасных книг? Легко писать замечательные книги, легко философствовать, когда вы ничего не знаете. Если бы вы знали, вам было бы куда сложнее».
Успенский стал учеником Гурджиева, признав свое невежество.
Гурджиев сказал, что первое условие, которое должно быть выполнено учеником, — это признание невежества. Только тогда возможен внутренний рост. Ложное нужно признать как ложное, только тогда настоящее можно будет идентифицировать как настоящее.
Я не философ. И мои люди не философы. Да, иногда мы шутим насчет философии, но это все.
Мужчина заходит в паб, пересекает зал, доходит до дальней стены, затем идет по потолку, доходит до стены, прилегающей к двери, спускается и выходит, не произнеся ни слова.
— Вы видели? Невероятно! — произнес потрясенный бармен, обращаясь к местному философу.
— Кончено, видел, это ужасно! — воскликнул философ. — Желтые ботинки и розовые носки!
Капрал призывает солдат к вниманию и вызывает добровольца для выполнения опасного задания.
Через несколько мгновений он подходит к солдату и говорит:
— Поздравляю, бравый солдат! Я слышал про тебя, ты великий философ. Ты единственный сделал шаг вперед! Ты доказал свою мужественность и железную волю.
Солдат-философ удивленно оглядывается по сторонам.
— Вообще-то, — неуверенно говорит он, — это все остальные сделали шаг назад!
Философы живут в глубоком сне, они дремлют. Этот солдат не сразу понял, что все остальные отодвинулись назад. Он, наверное, витал где-то в облаках, находился где-то в другом месте.
Вендель Холмс, судья Верховного суда Америки, был хорошо известен в Америке за свое философское отношение к жизни. Однажды он покинул зал суда и отправился на железнодорожную станцию, где сел в экспресс. Через час, когда поезд проезжал Мэриленд, в вагон зашел контролер и попросил Венделя предъявить билет. Холмс вывернул все карманы, обыскал кошелек, но не смог найти билета. На его лице отразилось беспокойство.
Контролер узнал Холмса, поскольку видел его фотографии в газетах.
— Не стоит беспокоиться насчет билета, мистер Холмс. Я уверен, что вы забыли купить его на станции. Я могу вам выдать его сейчас.
На лице Холмса отразилась еще большая тревога. Совершенно подавленным голосом он сказал:
— Меня беспокоит не билет, я только что осознал, что понятия не имею, куда еду.
Философы никогда не знают, куда направляются.
Преподобный Банан, я могу понять вашу обеспокоенность, обстановка здесь не выглядит философской, так оно и есть. Это экзистенциальная коммуна. Мы верим в существование, а не в философию.
И, как вы говорите, наша коммуна не похожа на религиозную. Это тоже правда. Мы не религиозны, как христиане. Здесь у нас нет религии, похожей на индуизм; нет религии, какую исповедуют мусульмане. Здесь нет фанатизма, нет догм, нет убеждений. Это религия в том смысле, в котором Будда был религиозным. Это религиозность Христа, религиозность Ко Суана. Это не религия, а религиозность, это вопрос не веры, а жизни.
Религия для меня не ритуал. Если вы ищите ритуалы, то вы их здесь не найдете. Для меня религия — это прозрение, это проникновение в красоту существования, проникновение в великую тайну, окружающую нас, проникновение в ваше существо и в существа других. Это не имеет ничего общего с догмами, с убеждениями, с кредо, с сектами, это вовсе не секта, это тотально иное явление.
Мы стараемся жить медитативной жизнью, мы выполняем самую обычную работу, но работаем, пребывая в ином качественном состоянии.
Люди готовят еду на кухне, моют туалеты, работают в столярной мастерской, в магазине, в пекарне или в саду. Это самые обычные дела, но люди делают их, находясь в абсолютно ином качественном состоянии: с радостью, с тишиной, с любовью, с блаженством, с танцем в сердце, празднуя.
Для меня истинная религия — это способность праздновать бытие. В самом праздновании вы приближаетесь к Богу. Если человек способен праздновать, Бог уже недалеко. Если человек не способен праздновать жизнь, тогда Бог для него не существует. Бог появляется только в глубоком праздновании, когда вы настолько полны радостью, что страдания оставляют вас, темнота покидает вас. Когда вы настолько полны, что внутри вас не остается пустоты, когда вы начинаете понимать всю значимость обычной жизни, повседневного существования, когда каждое мгновение вы проживаете тотально, насыщенно, со всей страстью, тогда появляется Бог.
