Гопи Кришна - Кундалини. Эволюционная энергия в человеке.
Однако однажды утром, не найдя в себе сил подняться с постели, я внял увещеваниям шурина и согласился отправить телеграмму жене. Она тут же приехала, невероятно встревоженная, в сопровождении своего отца и нашего младшего сына. Дни и ночи напролет она просиживала у изголовья моей кровати, пытаясь изо всех сил хоть как-то облегчить мою агонию, глубину которой она не могла постичь, но признаки которой ясно читались на моем лице. Мой тесть, чья родительская любовь ко мне заставила его совершить столь трудное в его возрасте путешествие из Сринагара в Джамму, был вне себя от горя, видя мое плачевное состояние, но, удерживаемый мистическим ужасом, который чувствовали все окружающие, не решался высказывать какие-либо предположения или давать советы.
Не на шутку встревоженные, они в тайне от меня решили обратиться за советом к опытным садху и факирам. Но все они, пытаясь помочь мне, лишь могли расписаться в собственном бессилии. Один из них, прославленный святой, убеленный сединами старец, к которому при вести о его прибытии в Джамму стекались многотысячные толпы людей, выслушав мой рассказ, лишь покачал головой и заявил, что в жизни не слышал ничего подобного. В конце своего визита он посоветовал мне обратиться за помощью к учителю, порекомендовавшему мне эту практику.
Отчаявшись чем-либо помочь мне, мои близкие решили отправиться к кашмирскому садху, который остановился в те дни в Лахоре, и упросить его приехать ко мне в Джамму. Он провел в нашем доме несколько дней, внимательно изучая мое состояние. Я очень отощал и обессилел. Ноги и руки высохли, как палки, ребра торчали из под кожи, а глаза горели так, что моя жена вздрагивала каждый раз, когда ее взгляд падал на мое лицо. Я голодал на протяжении месяца, с трудом заставляя себя съедать немного варёного риса и выпивать по чашке молока два или три раза в день. Мои истерзанные нервы не могли регулировать работу кишечника, и я чувствовал ужас при самой мысли о еде, зная, что любой прием пищи может повлечь за собой крайне неприятные последствия. Однако, сознавая, что полный отказ от еды означает неминуемую смерть, я заставлял себя съедать хоть немного пищи, несмотря на спазмы в желудке и позывы к рвоте.
Будучи не в состоянии определить причину моей болезни, ученый садху, отнеся мое отвращение к еде к капризу, попросил меня поесть в его присутствии и распорядился, чтобы мне дали полную порцию — столько же пищи, сколько я съедал прежде. По его настоянию я через силу съел несколько больше, чем обычно, запив все водой. Как только я покончил с трапезой, невыносимая боль, пронзив живот и область крестцового сплетения, заставила меня упасть навзничь. Все мое тело извивалось от адских мук, а в моем взгляде садху мог явственно прочесть упрек за свой неуместный совет. Краски его лица сменила мертвенная бледность, и он поспешно покинул комнату. Ночью его поразила странная болезнь, которая не давала ему ни на минуту закрыть глаза, и рано утром он оставил наш дом, решив, что причина его недомогания крылась в силе, овладевшей мной.
Вскоре острый приступ миновал без заметных последствий, однако он явственно дал понять мне и моей жене, что ни один человек не в силах помочь мне. Через несколько дней после этого эпизода ко мне в комнату вошел мой маленький сын, держа в своих ручонках тарелку с едой. Был полдень, и я к тому времени уже съел свою обычную порцию — несколько чайных ложек отварного риса. Малыш уселся перед моей кроватью и принялся за еду, с удовольствием облизывая губы после каждой ложки, как это всегда делают дети, если им нравится пища. Я наблюдал за ним и впервые за долгое время не почувствовал отвращения при виде пищи. Более того, во мне зашевелилось нечто напоминающее чувство голода. Вместо обычной горечи во рту я ощутил вкус пищи. Мне показалось, что я смог бы слегка перекусить, но опасаясь последствий нарушения диеты, я не стал попросить жену принести мне дополнительную порцию. Через несколько минут это чувство исчезло, и я вновь возвратился в прежнее болезненное состояние.
Изумленный случившимся, я стал напряженно думать над причиной этой, казалось бы, пустяковой (но впоследствии оказавшейся очень важной) перемены в моем состоянии. Могло ли такое быть, спрашивал я себя, что интервалы между приемом пищи были слишком длинными с учетом моего нынешнего состояния? На следующий день я стал уделять еде самое пристальное внимание — съедал несколько ложечек риса и запивал его небольшим количеством молока каждые три часа. Делал я это против своего желания, и каждый раз мое сердце сжимал страх. Но л упорствовал в соблюдении этого режима, несмотря на отсутствие заметных результатов. Прошло несколько дней, и мое психическое состояние явно ухудшилось — конечности совершали неуправляемые конвульсивные движения, что сопровождалось жгучей болью, распространяющейся вдоль нервных путей. Мне казалось, что я иду ко дну, а воля к жизни почти полностью исчезла. Мое тело словно плыло по течению, готовое безропотно принять то, что уготовано ему судьбой.
Через несколько дней я к своему ужасу обнаружил, что время от времени начинаю бредить. У меня хватило здравого смысла понять: если мое состояние будет продолжать ухудшаться, я обречен. Я напрягал все свои мыслительные способности, надеясь найти решение, но задача казалась невыполнимой. Наконец, отчаявшись найти выход, я приготовился принять смерть, прежде чем безумие полностью охватит меня. Парализованный ужасом, я почти утратил способность рационально мыслить, так же как и волю сопротивляться этому ужасному импульсу. Тем вечером, прежде чем отправиться в постель, я обессиленными руками обнял свою жену, долго глядел на ее изможденное лицо и со слезами на глазах попрощался с ней, думая о неминуемой и уже близящейся разлуке. Подозвав к себе обоих сыновей, я также прижал их к груди и мысленно перепоручил заботу о них Богу. С болью в сердце я подумал о том, что так и не смогу бросить последний взгляд на любимую дочь, оставшуюся в Сринагаре. Мысленно также препоручив ее Богу и, увидев ее своим внутреннем взором, упал на кровать, не в силах сдерживать рыданий, теснившихся в моей груди.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя после того, как я (мне тогда так казалось) сказал последнее «прощай» своей жене и детям и приготовиться к встрече с неизбежным. Затем я серьезно задумался о своей болезни. Было наивностью думать, что болезнь, принявшая такое течение, может благополучно пройти. Смерти, безусловно, будет предшествовать период буйного помешательства, которого я хотел любой ценой избежать. Думая об этом, я перебирал в уме всевозможные способы покончить счеты с жизнью и никак не мог остановиться на самом простом и безболезненном. Я взвешивал все возможности, время от времени начиная бредить и беспрестанно переворачиваясь с боку на бок, не в состоянии выбраться из объятий бессонницы. Прошло несколько часов, а мой истерзанный мозг так и не смог принять окончательного решения. Не знаю, как это случилось, но к рассвету впервые за долгое время я забылся сном и увидел себя сидящим за столом напротив тарелки с отварным рисом и мясом — типичным кашмирским блюдом, которое всегда так нравилось мне.
Я тут же проснулся. Свечение, присутствовавшее в сновидении, некоторое время стояло перед моим взором и наяву. Неожиданная мысль пронзила мой почти помрачившийся ум. Я подозвал жену и попросил ее приносить мне пищу каждые два часа, добавляя к обычному рациону несколько унций хорошо проваренного мяса. Следуя моим инструкциям, жена тут же приступила к приготовлению пищи и приносила мне ее в указанное время с точностью до минуты. Я ел механически, мои руки дрожали, поднося еду ко рту, — явное свидетельство того, что я все еще пребывал в бреду. В этот день мне было особенно трудно разжевывать и проглатывать еду, но все же я умудрялся это делать, запивая твердую пищу большими глотками молока. Покончив с последней порцией в девять часов вечера, я почувствовал некоторое облегчение. Напряжение спало, и я продолжал ощущать лишь крайнюю усталость, сменившуюся глубокой сонливостью. С радостным чувством, от которого слезы навернулись на глаза, я вдруг ощутил, что на меня накатила волна благословенного сна. Я крепко проспал до утра, как обычно, окутанный покровом света.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Так неожиданно под влиянием сияющего потока мои пищеварительные способности значительно возросли, причем без всяких нежелательных последствий. Начался очередной период нового опыта, к которому подтолкнуло необычное функционирование моего организма. Трудно было поверить, что пищеварительные органы могут настолько активизировать свою деятельность, превратив меня из человека, всегда питавшегося очень умеренно, в настоящего обжору. Мой желудок, стимулируемый деятельностью внутреннего огня, начал поглощать огромное количество пищи, которая как будто сгорала, не вызывая при этом у меня никакого отвращения. Я читал и слышал о йогах, которые настолько научились контролировать работу органов пищеварения, что могли поглощать пищу в невероятных объемах в целях ее преобразования в светоносную энергию, однако я не испытывал особого доверия к этим историям. Но сейчас то, во что я никогда не верил, я мог наблюдать в самом себе, еще раз поражаясь силам и возможностям, скрытым в нашем теле.
