Ари Ясан - Дом тысячи дверей. Часть 1
— Так вот, тебе придется простить Джаджу, что он подзабыл, что когда-то был так же, как и ты сейчас, немного туповат. Дело в том, что он уже многие годы находится в таком состоянии, в каком ты пребывал, — Мистер посмотрел на несуществующие часы на своей руке, — каких-то пять минут. И потому ему кажется пустой тратой времени разъяснять тебе вещи, которые для него самого очевидны. Ему кажутся совершенно бессмысленными твои вопросы, так как он знает, что слова никогда не отражают точно то понимание, которое приходит само по себе, свободно и непринужденно. Слова — это всего лишь слова, а понимание — это гораздо больше, чем самое глубокомысленное высказывание. Ведь сегодня ты сам узнал ответы на многие свои вопросы, не так ли? И при этом никто тебе ничего не объяснял. Так вот. Для Джаджа словоблудие бессмысленно. Но не для меня. И не для тебя. И потому я здесь — для того, чтобы ты выяснил все, что тебя смущает, пролил свет на все темные пятна в этой «мрачной истории», короче, для того, чтобы ответить на все твои вопросы, ясно?
В. кивнул, и, вспомнив странное лицо Джаджа, спросил:
— Можно узнать, что это такое с Джаджем? Что у него с лицом?
— А, — махнув рукой, отвечал Мистер, — ничего особенного, обыкновенная раздвоенность личности, но сейчас не об этом.
Я весьма рад тому, что ты полон вопросами, как бочка маринованной сельдью. Не задает вопросов только тот, кому и так все известно. К сожалению, в большинстве случаев это связано не с реальной осведомленностью, но как раз наоборот — с ужасающим неведением. Или вернее, с непревзойденной самоуверенностью. Или и с тем, и с другим одноврЕменно, — Мистер покрутил тростью перед носом В. — Именно непревзойденная самоуверенность и ужасающее неведение заставляют человека поверить в то, что он знает все об этом бесконечно загадочном мире.
Мистер, скрестив руки на груди, печальным взглядом уставился куда-то в район нагрудного кармана костюма В. Молчание его затянулось, а взгляд остекленел. Казалось, Мистер на несколько минут отлучился в неизвестном направлении, оставив вместо себя недвижИмое молчаливое изваяние. В. хотел было даже щелкнуть его пО носу, дабы проверить, жив ли он вообще, но тут внимание В. переместилось от Мистера к прозрачному кувшину с волшебным напитком, от которого вокруг разливался мягкий теплый свет.
В. наклонился, приблизив к кувшину лицо, и почувствовал, как его щеки обогрелись нежным теплом. Волшебный свет завораживал. В. наклонялся ниже и ниже, вот он уже почти касается носом кувшина. На какой-то момент в поле зрения В. осталась только сияющая медовая жидкость, заключЁнная в стеклянный сосуд. Как зачарованный В. смотрел на светящуюся жидкость. Тут В. показалось… Но нет, какая нелепая догадка! И все же… В. почудилось, что и жидкость смотрит на него! Как это могло быть, он и сам не понимал, но он отчетливо ощущал то неясное чувство, что ощущает человек, на которого кто-то пристально смотрит. В. моргнул. И жидкость моргнула! В. знал, что это звучит нелепо, но несомненно в жидкости произошло движение, которое В. захотелось сравнить с морганием.
В. протянул руку к кувшину, но боялся до него дотронуться. Он колебался, но все-таки осторожно приложил палец к стеклу. И почувствовал толчок изнутри кувшина, мягкий, несильный, в том месте, где был его палец. От испуга он отпрянул и отдернул руку, но так резко, что, кажется, нечаянно толкнул кувшин. Жидкость заколыхалась в прозрачных границах, но как-то слишком уж бурно. В. чувствовал внутренний трепет, чувствовал что имеет дело с чем-то необыкновенным, волшебным. Он был не в силах отвести взгляд от кувшина.
Опять В. наклонился вниз. Таинственная субстанция переливалась янтарным светом, словно в ней играли тысячи солнечных зайчиков. Какое захватывающее зрелище! В. целиком погрузился в созерцание кувшина, наполненного восхитительным нечто. Он позабыл обо всем. В один миг то, что было в кувшине, вдруг разлетелось на тысячу солнц, стало целой вселенной! Оказалось, что загадочное нечто и вправду состояло из множества солнечных зайчиков — сияющих лучей, которым тесно было сидеть взаперти. Они беспрестанно двигались, играли, и вместе их движение складывалось в волнующую гипнотическую картину, от которой невозможно было отвести глаз. В. казалось, что эта солнечная вселенная — лучшее, что есть на свете, самое-самое волшебное, самое восхитительное! Там было столько жизни!
В. приложил руку к кувшину и солнечные зайчики устремились к его ладони, и он сразу почувствовал их тепло, их ласку. Он не знал как это было возможно, но волшебная жидкость, заключенная в стеклянный сосуд, не была ограничена его рамками, ее вообще нельзя было ограничить, нельзя было заключить в чем-то или в ком-то, хотя она и могла пребывать в ком-то или в чем-то. И она не только грела или светила, но обладала каким-то особым сознанием, особым, все понимающим разумом и чутко чувствующей душой. В. мог даже общаться с нею. «Я восхищен тобою», — сказал он ей безмолвно, а она ответила ему без слов: «А я тобою», — и засмеялась, а вернее заиграла новыми бликами. В. чувствовал очень близкое родство с этими солнечными зайчиками, как будто он и сам когда-то был одним из них, когда-то давным-давно. А сейчас он хотел вернуться в солнечную вселенную, хотел играть среди солнечных братьев, хотел раствориться в медовом свете.
И он ощутил жажду, и даже не жажду, а странное томительное чувство, которое было гораздо сильнее и жажды, и голода. Словно много лет ему чего-то недоставало, чего-то жизненно важного, насущно необходимого и теперь он нашел это нечто. Ему так хотелось утолить жгучее желание, он хотел выпить, или съесть, или поглотить, или впитать в себя — никакое из этих слов не подходило для описания того невероятного слияния с чудесной субстанцией, которого он жаждал всем своим существом. Он жаждал вобрать в себя Свет.
Вдруг В. опомнился. Он увидел, что уже, оказывается, взял кувшин в руки и поднес его ко рту. Мистер ухватил своей стальной пятерней В. за локоть.
— Не советую, — проговорил Мистер и осторожно отобрал у В. кувшин. — Передозировка крайне опасна.
В. очумело смотрел на него. Наконец он пришел в себя:
— Что это? Что там? — спросил он хрипло, указывая на кувшин.
— Там? — весело переспросил Мистер. — Там всего лишь то, чего жаждут миллионы людей по всему свету. Всего лишь то, без чего не рождается ни один человек и без чего нет ни силы, ни красоты, ни жизни. Всего лишь то, что в основе всего сущего.
Мистер поднял кувшин, любуясь чудесным светом, блики от игры солнечных зайчиков падали на его лицо. Мистер продолжал:
— Это нечто может решить все твои проблемы. Хочешь осуществить невероятный замысел? Это претворит в жизнь самые чудесные мечты. Хочешь стать красивым и желанным для других людей? Это самого уродливого квазамодо сделает милым, как херувим. Устал от своей глупости и никчемности? Это дарует тебе бесконечную мудрость и позволит раскрыть тайны мироздания.
Что же это, спрашиваешь ты меня. И как мне ответить на такой простой вопрос? Я мог бы назвать это любовью, но, к сожалению, человек привык именовать этим словом все, что попало. Я мог бы назвать это светом, но над светом властна тьма, а над тем, о чем мы говорим, ничто не властно. Я мог бы назвать это энергией или силой, но это не то, что грубо повелевает. Так что же это? — Мистер расплЫлся в улыбке: — Мы предпочитаем называть это… шушкой.
У В. вырвался возглас изумления:
— Как? — воскликнул он. — Шушкой? Что за глупое слово? Как можно называть шушкой то, для чего даже «любовь» и то недостаточно весомое наименование? Что за дикая причуда?
Мистер пожал плечами:
— Почему? Если все слова мира не достойны того, чтобы именовать это, тогда не все ли равно, как мы это называем? И потом, почему глупое? Мы ее спрашивали, — Мистер ткнул пальцем в кувшин, — ей понравилось.
Но уверения Мистера не убедили В. Он благоговел перед волшебным веществом, так как же он может называть «шушкой» воплощенное чудо! Он наклонился к кувшину и, глядя опять прямо в солнечную вселенную, неуверенно прошептал: «Шушка…» И тОтчас увидел, как заиграли солнечные блики. Ей действительно нравилось! «Шушка…» — опять прошептал В. и опять заиграли солнечные блики. «Привет, шушка!» — радостно проговорил В., начиная понимать, в чем прелесть такого наименования. Все эти высокопарные холодные слова — любовь, сила, энергия, свет — были так далеки, так высоки, а то, что сияло в кувшине, было близким, родным и теплым. Если любимых людей называют «зайками» или «рыбками», то почему бы не назвать то, что так близко тебе, ближе, чем самый родной человек, «шушкой»? «Шушка…» — прошептал В. и улыбнулся. Мистер понимающе следил за всеми манипуляциями В. Но так как В., по видимому, готов был чуть ли не вечность общаться с шушкой, Мистер отодвинул от него кувшин и произнес:
