Григорий Курлов - Путь к Дураку. Книга 2. Освоение пространства Сказки, или Школа Дурака
Любое наше деструктивное состояние — это «недоделанный» плач, то есть попытка привлечь к себе внимание и пассивное ожидание помощи извне. Мы как бы регрессируем до уровня младенца и становимся (а точнее — намеренно делаем себя) абсолютно беспомощными, так как включается мощная программа «на предмет защитника» и мы попросту «ждём маму», которая нам всегда помогала в таких случаях.
Но в то же время плач — это всегда «недоделанный смех». Психологи хорошо знают, что отрицательные эмоции всегда первичны в человеческом сознании. А вот положительные эмоции — это продукт уже определённой «эволюции» сознания, они появляются позже и именно вследствие этого — почти всегда менее устойчивы. То есть вполне можно сказать, что плач — это «ещё не повзрослевший смех», его младенческая стадия.
Очень характерно, что любая отрицательная эмоция возникает в такой же ситуации, которая обычно соответствует смеху /То есть сталкиваются разнонаправленные программы и происходит не то, что ожидалось: в ответ на моё «да» следует чьё-то «нет», в ответ на моё «нет» звучит чьё-то радостное «да!».
Но при всём этом чего-то явно не хватает, для того чтобы превратить всё происходящее в гротеск, абсурд и вызвать реакцию смеха. Какая-то «вялотекущая» энергия бродит в нас, нет в ней предрасположенности к «взрыву»!Что же делать?
Необходимо усиление нашего «энергонаполнения», необходим дополнительный «впрыск» энергии, некий «внутренний пинок», для того чтобы привести застрявшую в нас энергию в движение.
Итак, техника «Внутреннего пинка».
Любое болезненное состояние является всего лишь предупреждающим сигналом об остановленной и запертой в нас энергии. Всё страдание, испытываемое нами, как раз и обусловлено её попытками вернуть утраченную динамику за счёт привлечения к себе нашего внимания.
Но ментал, трепетно соблюдая наказы программы выживания, надёжно удерживает эту энергию в связанном и подавленном состоянии, не позволяя ей проявить себя в полной мере.
Поэтому задача, стоящая сейчас перед нами, как раз и заключается в необходимости такого освобождения, мы намеренно хотим вернуть динамику энергии, скопившейся в нас, мы стремимся спровоцировать её взрыв для немедленной интеграции с ней и превращения в смех.
Как это сделать? Как оживить такую «полузадушенную» и вялотекущую энергию? Оказывается, достаточно просто — всего лишь использовав нашу универсальную технику согласия «Да-да». «
При этом каждое «Да» словно посылает импульс дополнительной энергии в запертый в нас «комок эмоций», постепенно провоцируя в нём взрыв. Хотя, если уж быть совершенно точным, всё происходит с точностью «до наоборот».
То согласие, которое мы транслируем остановленной в нас энергии, просто снимает с неё ментальные оковы. То есть мы при этом не столько подпитываем энергию своих подавленных эмоций, сколько разряжаем энергию ментала, подавляющего эти эмоции. Ментал от этого «слабеет», а заряд связанной им энергии всё больше «всплывает», стремясь обрести искомую свободу.
И в какой-то момент, после очередного «Да!», нам остаётся сделать всего лишь некое неуловимое внутреннее усилие, своего рода «внутренний пинок», для того чтобы ощутить в себе всплеск освобождённой энергии и сразу же превратить её в смех. Причём такое «превращение» происходит практически самопроизвольно и определяется только нашей готовностью к смеху, изначальной настройкой на него.
Примечательно, кстати, что чем болезненнее было начальное состояние, тем быстрее и проще наступает его разрядка.
— Чем безвыходнее положение, — хитро улыбается Дурак, — темвозможнее смех.
— Какое звено в цепи самое сильное»? — смеётся он. — То, котороесамое слабое. Именно оно рвёт оковы.
Где самое слабое звено любой болезненной конструкции? В её внутреннем несоответствии нашим желаниям. В народе говорят: «Я просто разрываюсь от противоречивых желаний». Вот и позвольте лопнуть этому «перенапряжённому» чувству вашей ложной значимости, «пните» его хорошенько, взорвите его смехом.
— Скажи «да» своему «внутреннему плачу», — смеётся Дурак, — позволь ему стать «внутренним смехом»!
Шестое занятие
Брёл Петя по узенькой лесной тропинке вслед за клубком волшебным, едва поспевая за ним следом. Догонял он этот клубок второй день уже, притомился изрядно да оголодал не на шутку. Однако бодрости душевной не терял.
— Ничего, ничего, — подбадривал себя, — пустой желудок, он ведь к сердцу ближе. А что сердцу близким сделалось, то в накладе никогда не останется.
В очередной раз свернула тропинка лесная куда-то вбок, а как подошёл старик к её повороту, то застыл в недоумении полном. Обрывалась тропка прямо посреди поляны большой, заканчиваясь совершенно вдруг и никуда дальше не ведя. В самом её конце клубочек волшебный лежал. Впервые за два дня пути увидел его Петя в полной неподвижности.
Хотел он к нему поближе подойти, только не успел — подпрыгнул клубочек тот, на мгновенье в воздухе зависнув, а потом огнём-пламенем вспыхнул и исчез неведомо куда.
Потоптался Петя на краю тропинки, туда-сюда покрутился, да в чувствах растерянных прямо наземь уселся.
— Вот так помощника мне Яга подгадала, — сказал сокрушённо, — зря што ли я за ним два дня бегал?.. Обидно даже как-то…
— Не спеши обижаться, Петя, — неожиданно услышал он в себе голос насмешливый, — никогда не забывай, что это не ты испытываешь обиду, это обида испытывает тебя. И пока ты её испытываешь, ты это испытание не проходишь.
— Ну да, ну конечно, — упорствовал в своих расстроенных чувствах старик, — все вы здесь дураки, один я такой умный…
— Не суди по себе, Петя, — примета плохая, — уже вовсю веселился колпак. — На самом деле, не всё то плохо, что плохим кажется. Но если ты всё же не хочешь признавать счастье, когда оно приходит, не жалуйся потом, когда оно уходить будет.
Долго ещё сидел старик на поляне, мысли невесёлые пережёвывая, пока не устал от уныния своего. От нечего делать стал тени узорчатые разглядывать, которые от деревьев падали. Смотрел Петя на мозаику эту лесную, пока не поплыло всё перед глазами, в сплошной набор пятен цветных превратившись. Ив этот самый момент словно пронзило его настроением необычным.
— Ведь давно мне терять в этой сказке нечего, — как-то по-особому, безмысленно ощутил он, — может, пора уже найти?
Да так ему вдруг найти сильно захотелось, такой подъём он внутри себя почуял, как никогда прежде… Колыхнулся неожиданно воздух рядом с ним, скрип странный раздался, да запахом непонятным повеяло… Глянул старик вокруг, от дурмана внутреннего пробуждаясь, и сам себе не поверил.
Стояла посреди поляны — будто из-под земли выросла! — хибара огромная, двухэтажная, из брёвен сосновых скатанная. Протер старик глаза свои, головой потряс — не спит ли он? — только никуда она не исчезала.
Подошёл он тогда к ней поближе, со всех сторон внимательно осматривая. На крыльцо взошёл, постоял немного, с неуверенностью своей разбираясь, да наконец руку поднял — постучаться чтоб. Вот только не успел.
— Это ты? — неожиданно спросил его кто-то из-за запертой двери. Старик от неожиданности вздрогнул даже.
— Боюсь, что я… — наконец выдавил он из себя неуверенно.
— А что — в дверь постучать языка нет? — пробурчал в ответ недовольный голос.
Что-то грюкнуло, стукнуло, и дверь отворилась.
Стоял перед Петей человечек маленький — по колено всего ему ростом и страшно волосатый. Спускались волосы у него до самого пола, всё его тело укутывая. Один лишь нос, острый и длинный, торчал из них, да время от времени руки с несуразно большими ладонями показывались.
— Сколько ждать можно, — всё тем же недовольным голосом гово рил маленький волосатый, — в который уж раз обед разогреваю.
Шумно шаркая ногами, он поплелся вглубь избы. Петя, ничего не понимая, нерешительно потоптался на месте, но всё же за ним следом отправился.
В горнице, куда он вошёл, царил неожиданный для солнечного дня полумрак. Оглядевшись вокруг, не заметил старик ни единого окна, только лампа керосиновая освещала комнату слабым светом.
— Именно так, — словно в ответ на его удивление послышался голос откуда-то сверху, — ко мне, действительно, нет окон — только двери.
