Бхагаван Раджниш - Библия Раджниша. Том 2. Книга 2
Он был в каком-то конфликте с моим отцом - судебное дело о каком-то участке земли. Земля эта действительно принадлежала ему, но мой отец заплатил за нее его младшему брату. Этот младший брат сделал вид, что эта земля принадлежит ему, поэтому мой отец и заплатил за нее. А в день регистрации обнаружилось, что этот человек обманывал: земля принадлежит другому брату. Тот не возвращал деньги, а мой отец не давал управлять землей другому брату, которому она принадлежала; вокруг этого и было судебное дело.
Я сказал своему отцу: «Я приду, чтобы поддержать этого мастера».
Он сказал: «Что! Ты будешь свидетельствовать против меня?»
Я сказал: «Конечно. Я знаю, что вы заплатили, но это была ваша ошибка. Вам следовало бы узнать, кому принадлежит земля, прежде чем платить. А этот бедный золотых дел мастер, в чем его вина? Земля-то принадлежит ему. И, между прочим, он беднее вас; поэтому, если вы потеряете деньги, это будет лучше, чем если он потеряет землю, он ведь по-настоящему беден».
Мой отец сказал: «Но ты не понимаешь простой вещи... ты будешь против своего собственного отца?»
Я сказал: «Вопрос не в том, чтобы быть против своего собственного отца. Я не верю в это "правильно или неправильно, моя семья..." Я знаю, что ваше восклицание правильное, но в этом ваша ошибка; вы будете страдать. Я изводил этого бедного человека, так что теперь есть шанс помочь ему. Я буду помогать ему».
Семья хочет, чтобы вы были с ней. Я видел семьи, которые поколения за поколениями сражались друг с другом в судах, уничтожали друг друга, убивали друг друга на протяжении поколений. Ведь ваши отцы были против кого-то, - вы не имеете никакого отношения к тем людям, которые живут сейчас, они не сделали вам ничего плохого, - когда-то в прошлом, четыре, пять, шесть поколений тому назад... Вы можете и не знать имен тех людей, которые сражались, но вражда продолжается.
Семья пытается отсоединить вас от всего общества, как нация отделяет вас от другой нации. Это все та же стратегия разделения.
Коммуна - это не семья.
Никто здесь не отец, никто здесь не мать.
Никто здесь не брат и не сестра.
Никто здесь не муж и не жена.
Здесь вы только лишь индивидуальности, и эти индивидуальности решили жить свободно и поддерживать друг друга на жизненном пути свободы.
Никто никем не владеет.
Каждый находит поддержку в том, что он есть или чем он может быть.
Семья - это диктат.
Коммуна - это просто поддержка.
Я не даю вам даже наставлений, ведь даже наставления могут стать диктатом для вашего ума, ваш ум ведь создан обществом. Если я дам вам наставления, вы подумаете, что это заповеди.
Наставления - это не заповеди. Вы не обязаны следовать им, достаточно лишь понимать их. Потом вы последуете своим путем. Может быть, на вашем пути пригодится то, что я говорил вам, или, может быть, ничего не пригодится. Так что не нужно обращать это в веру.
Коммуна - это собрание свободных индивидуальностей — без насилия, без диктата, без требований - просто для поддержки и помощи. Ведь одному будет трудно; вы найдете, что почти невозможно быть собой в так называемом обществе, общество ведь не дает поддержки. Да, если оно и поддерживает, то поддерживает с условиями, это всегда торг, бизнес. Общество сделает для вас это, если вы готовы сделать для общества то: все это лишь только сделка, контракт.
Коммуна - это не бизнес, это не родственные отношения.
Нет контракта.
Всего лишь несколько людей, которые чувствовали себя в обществе, как в тюрьме, отбросили это и создали сообщество таких же бунтарей. Все они бунтари, и все они поддерживают друг друга. Всякого, кто хочет быть мятежным, всякого, кто хочет быть, коммуна поддерживает безусловно.
Но коммуна может существовать только в том случае, если вы сливаетесь с нею. Если вы держите себя особняком, коммуны нет, поскольку нет сообщества.
Поэтому я и говорю, чтобы вы растворили себя в коммуне.
И помните, что в этом растворении вы станете индивидуальностями. Вы не потеряете своей индивидуальности, вы обретете ее - это единственный способ обрести ее.
В обществе вы все время изменяете свою личность, но вы никогда не обретаете своей индивидуальности. Вы можете из католика перемениться в коммуниста, но это не создаст совсем никакого различия. Вы больше не будете ходить в Ватикан, но теперь в Кремль... святыми станут те красные звезды. Теперь Россия станет для вас святой землей.
Вы просто выбрались из одной канавы и упали в другую. Может быть, у них немного разные формы, но канава есть канава. Из одной тюрьмы вы перешли в другую. Конечно, пока вы переходите из одной тюрьмы в другую, как раз посредине вы ощутите немного вкус свободы. Не думайте, что это станет вкусом другой тюрьмы. Это всего лишь посредине.
Бегите! Не идите в другую тюрьму; бегите из любой тюрьмы. Никогда не возвращайтесь в структуру, потому что все структуры одинаковы.
Коммуна - это потрясающее духовное явление.
Вы с людьми, и все же вы одни.
Никто не нарушает вашей уединенности.
Каждый уважает вашу уединенность. Вы со многими людьми, вы все вместе, но никто не пытается навязать вам никаких условий, никаких связей, никакого рабства. Никто не берет с вас никаких обещаний на завтра, ведь завтра вы изменитесь, изменятся и другие люди. Кто знает, что будет завтра? Когда придет завтра, тогда и посмотрим.
У коммуны нет завтра, она живет здесь и сейчас.
И она живет полно, интенсивно, ведь мы живем не ради какой-то другой жизни.
Мы живем как цель для самих себя.
Католики живут для какой-то другой жизни; эта жизнь - всего лишь лестница. То же относится и ко всем другим религиям: этой жизнью нужно пожертвовать. Они все учат вас жертвовать - и они действительно жертвуют вами. Все вы как на бойне - на разных алтарях, в разных храмах, - но все вы как на бойне.
Единственный способ спасти себя от этих мясников, которые повсюду вокруг, - это объединиться с такими же бунтарями, чтобы путь революции стал сильным, основательным, поддерживающим сам себя. И тогда вы найдете, что каждый живет интенсивно, Мы живем не ради другого мира, так зачем же нам жить вяло, тепловато?
Мы должны жить по-настоящему жарко!
В Ахмедабаде я часто ходил на один мост, на котором находилась очень большая реклама. Мне нравилась эта реклама; всего лишь одно слово в ней было неправильным. Это была реклама какого-то прохладительного напитка. Реклама гласила: «Живи немного погорячее, но - потягивай при этом золотой напиток», - золотой напиток - это что-то вроде кока-колы. Они нашли по-настоящему хороший лозунг: «Живи немного погорячее», - но почему немного? В этом было мое затруднение. Потягивай что-нибудь, но почему немного?
Джаянтибхай возил меня через этот мост, и он обычно прибавлял ходу, когда появлялась эта реклама. А я просил его: «Джаянтибхай, подожди!»
Он говорил: «Именно поэтому я и еду быстрее; иначе вы снова увидите эту рекламу...»
И я сказал ему: «Этот рекламный щит очень философский - всего лишь небольшая ошибка, но все философы делают ошибки. Немного погорячее? - это задевает. Будьте по-настоящему горячими, ведь нет ничего, ради чего стоило бы жертвовать».
Все религии учат вас быть мучениками.
Все семьи учат вас быть мучениками.
Все нации учат вас быть мучениками.
Странное слово. Почему людей учат быть самоубийцами? Ведь мученик - это всего лишь красивое слово для обозначения самоубийства.
Никто не учит жить.
Никто не осмеливается жить.
Никто не учит вас, что вы можете быть немного более горячими, жаркими, - почему вы просто дымитесь без огня? Многие люди просто дымятся без огня.
Как долго вы дымились и как долго вы собираетесь дымиться?
Сделайте какой-нибудь огонь.
А когда есть настоящий огонь, нет дыма. Когда по-настоящему жарко, нет дыма. Горите как пламя, без дыма! Но все говорят вам держаться пониже. Почему? Такая короткая жизнь, зачем держаться пониже?
Прыгайте так высоко, как только можете.
Танцуйте так безумно, как только можете.
Расплавляйтесь так полно, как только можете.
И из этого горения, жизни, расплавления вы обретете свою подлинность, свою индивидуальность.
Индивидуальность никогда не боится.
Перед моим домом росло высокое тамариндовое дерево, тамариндовое дерево не очень крепкое, его ветви легко ломаются. Оно было очень высоким, и я постоянно забирался на него. Вся моя семья собиралась вокруг. Они говорили: «Остановись, дальше не надо!» Я же продолжал взбираться все выше и выше, а они кричали: «Ты слышишь или нет? Дальше не надо».
Я говорил: «Пока вы не прекратите кричать: "Дальше не надо", - я буду взбираться. Самое большее, я упаду - может быть несколько переломов; но высота так манит, она зовет меня наверх. Замолчите совершенно, тогда я остановлюсь». Когда они видели, что я добираюсь до точки, с которой падение было вполне вероятно, они замолкали. И это было условием: «Если вы не прекратите останавливать меня, я буду взбираться выше и выше».
