Дэвид Фельдман - Заново рожденные
Разумеется, жизнь дает нам не так уж много возможностей для глубокого осмысления идеи смерти. А когда такая возможность предоставляется, размышления, как правило, приводят не к самым приятным выводам. Более того, зачастую они приводят к психологической травме.
* * *В то утро, когда был убит Дэвид Шарлебуа, множество людей по всему миру одновременно пережили психологическую травму. Даже если большинство людей не были напрямую знакомы ни с кем из жертв террористических актов 11 сентября, многие перенесли на себя этот чужой опыт, что и привело к травме.
Проведя опрос среди специально отобранных для этой цели студентов американских колледжей, Георг Мэтт из Государственного университета Сан-Диего и Кармело Васкес из мадридского университета Комплутенсе обнаружили, что в течение нескольких недель после событий 11 сентября 2001 года у 30–40 % из них наблюдался посттравматический стресс и психологическое расстройство общего характера, даже несмотря на то, что в момент атак они находились очень далеко. Аналогичные выводы были получены после взрывов в поездах в Мадриде 11 марта 2004 года, приведших к самым большим в истории Европы человеческим потерям в результате одного террористического акта.
Но в своей реакции на события 11 сентября люди продемонстрировали обе стратегии, изученные Филипом Коццолино. Для большинства атаки были чем-то далеким. Несмотря на всю реальность происходящего, восприятие событий этой группой людей ограничивалось картинкой на экране телевизора. Они не переживали их как что-то по-настоящему личное, как это делали многие другие — те, кто в тот день находился на Черч-стрит, Либерти-стрит или Визи-стрит, те, кто потерял кого-то под окутанными дымом обломками, те, кто сам чудом избежал гибели. В первой группе наверняка были люди, у которых сработали подсознательные механизмы управления страхом, защитившие их от боязни смерти. Если верить теории, то, возможно, именно по этой причине в новостных программах по всей стране появились репортажи о растущей враждебности по отношении к иностранцам: многие американцы использовали сформированную культурой картину мира в качестве защитного механизма. Но люди во второй группе, такие как Пол Уоткинс, для которых смерть стала чем-то глубоко личным, не смогли так быстро справиться с новым опытом. Многим пришлось пересмотреть свои жизненные ценности. Спросите ньюйоркцев — они расскажут вам, как сильно изменился их город в течение нескольких недель и месяцев после атак. Люди стали иначе говорить друг с другом. Они стали вежливее, терпеливее, заботливее, щедрее.
Пола не оставляли мысли об избранном жизненном пути. Впервые за много лет он задался вопросом, почему религиозным обетам он предпочел карьеру бизнесмена. Он уже точно не помнил, что им тогда двигало. Вероятно, дело было в амбициях и возрасте. Теперь ему было сорок. Его друзья зарабатывали деньги, живя обычной жизнью — такой жизнью, которая прежде казалась Полу правильной. Но был ли в этом образе жизни какой-нибудь смысл лично для него, смысл, выходящий за пределы внешних атрибутов, которые еще несколько дней назад казались ему столь важными?
За время, что прошло после трагической гибели Дэвида и множества других людей, Пол осознал и прочувствовал истину, которая прежде воспринималась им как ничего не значащая абстракция: смерть не так далека, как кажется, и нам не остается ничего другого, как стараться сделать максимально осмысленный выбор. Общество диктует нам, какой путь стоит выбрать в жизни и что делать, чтобы заслужить уважение окружающих. По мнению общества, создание собственной компании — один из таких путей, поэтому тогда Пол и выбрал его без особых сомнений. Но с тех пор все изменилось.
Теперь, когда Пол пустился на поиски более достойного пути, он понял, что этот путь всегда лежал прямо перед ним.
Он выехал из своей роскошной квартиры и раздал большую часть имущества, чтобы присоединиться к братии небольшого монастыря св. Антония Падуанского на Кэнал-стрит в Новом Орлеане, став членом Доминиканского ордена. Он доверился Господу, решив посвятить себя благотворительности, жизни в общине, общей молитве, учебе и служению.
Сейчас он рассматривает собственное преображение как проявление благодати, как то, что дало ему возможность помогать другим. Столкнувшись со злом, обрушившимся на людей 11 сентября, Пол, предприниматель с миллионным состоянием, не мог говорить о милости или присутствии Бога. «Я никому не мог помочь, — вспоминает он. — Я был вынужден молчать». Истинное призвание все время было в шаге от него, но условности и упрощенное понимание успеха мешали Полу разглядеть его. «Я чувствовал в себе нечто такое, что все это время я игнорировал, от чего пытался спрятаться».
В 2005 году Пол стал помощником викария в приходе св. Доминика в Новом Орлеане. Три недели спустя на город обрушился ураган «Катрина». Дамба на находящемся неподалеку канале на 17-й улице не выдержала натиска. Вода хлынула в город, неся с собой кучи мусора. Во время наводнения Пол потерял свою Библию и подаренные отцом четки.
Священники прихода св. Доминика покинули город в числе последних, повинуясь приказу об обязательной эвакуации, и Пол был первым из тех, кто вернулся назад. Огромная церковь, размерами напоминающая ангар для самолетов, была затоплена черной водой, глубина которой достигала трех метров. Скамьи и подставки для коленопреклонений потонули в грязи; даже алтарь был опрокинут потоком воды.
Следующие несколько недель близлежащие улицы пустовали. Все дома были повреждены или уничтожены. Электричества не было, не хватало элементарных вещей. Район оставался непригодным для жизни. Оценив масштаб разрушений, Пол пришел к неутешительному выводу: борьба с последствиями катастрофы казалась задачей, превышающей человеческие возможности.
Но опасения не оправдались: началось возрождение, в котором Пол принял самое деятельное участие. «Кто-то должен был рискнуть и первым взяться за восстановление, — говорит он. — Священники вернулись, и мы начали все расчищать. Солдаты национальной гвардии откопали скамьи. Мы снова открыли приход и школы, несмотря на то, что ходить в них было некому. Видя, что церковь возобновила работу, люди быстрее приходили в себя — это было частью процесса исцеления. Слыша от представителей церкви заявления о том, что она передана городу и приходу, люди обретали надежду».
Но, к удивлению Пола, район не просто вернулся к жизни — он еще и шагнул вперед по многим направлениям, как будто родившись заново. «Если вы хотите переосмыслить свою личную систему ценностей после такой большой трагедии, в конечном счете вы придете к переосмыслению системы ценностей всего сообщества, что и случилось, — рассказывает Пол. — Ураган, несомненно, изменил город. В людях стало больше сострадания. Отношение к вере изменилось. Она окрепла. Сегодня люди, которые никогда не планировали жить в Новом Орлеане, переезжают сюда, и город встречает их с распростертыми объятиями».
И по удивительному стечению обстоятельств в числе новоприбывших окажется художница по имени Кэнди Чанг. Она приедет в Новый Орлеан, оплакивая смерть дорогого ей человека.
Несколько недель спустя она принесет ведро грифельной краски к полуразрушенному дому с крышей оранжевого цвета, покрасит одну из стен и напишет на ней слова: «Прежде чем я умру…»
7
Вера — благо или зло?
Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц[9]Полная драматизма история второго рождения школьника по имени Джеймс Кэмерон началась одной жаркой августовской ночью 1930 года, когда на штат Индиана опустилась давящая темнота. Для жителей города Марион Джеймс был приветливым крепышом, чистившим обувь белым людям на станции междугородной железной дороги на Адамс-стрит. У Джеймса было два друга — Томас Шипп и Эйб Смит, которые, в отличие от него, не знали угрызений совести и не останавливались перед мелкими (и не только мелкими) преступлениями. Все трое возвращались от приятеля после игры в Подковки в купе-кабриолете Томаса, когда Эйб внезапно достал из кармана спецовки «айвер-джонсон» 38-го калибра. «Давайте грабанем кого-нибудь, — предложил он и посмотрел на остальных безумным взглядом. — Я буду главарем, а вы, пацаны, — моей бандой».
Джеймс — самый младший из троих, слишком низкорослый для своих шестнадцати лет, неспособный спорить, — не знал, как уклониться от участия в том, что, как он боялся, должно было вот-вот произойти. Друзья выехали из города по мосту, которым заканчивается Тридцать восьмая улица, и уже через минуту мчались по погруженной во мрак проселочной дороге. Эйб поднял руку, давая Томасу сигнал, что нужно притормозить. В перелеске у реки он заметил «бьюик».
