Бхагаван Раджниш - Син Син Мин: Книга ни о чем
Ум имеет фиксированные разграничения. Фиксированность — это природа ума, а текучесть — это природа жизни. Вот почему ум — это навязчивость: он всегда фиксирован, у него есть твердость, а жизнь не тверда, она текуча, гибка — она продолжает двигаться к противоположному.
Что-то живо в этот момент, а в следующий оно мертво. Кто-то молод в этот момент, а в следующий он состарился. Глаза были так прекрасны — теперь их уже больше нет, только развалины. Лицо было подобно розе, теперь ничего этого нет — нет даже тени прошлого. Прекрасное становится уродливым, жизнь становится смертью, а смерть обретает новое рождение.
Что поделать с жизнью? Вы не можете выбирать. Если вы хотите быть с жизнью, с Целым, вы должны быть без выбора.
Ум — это выбор. Аристотель сделал это основой своей логики и философии. Вы не можете найти человека, более удаленного от Сосана, чем Аристотель, потому что Сосан говорит: «Мы ни это, ни то — не выбирайте». Сосан говорит: «Будьте без выбора». Сосан говорит: «Не делайте различий!» В тот момент, когда вы делаете различие, когда входит выбор, вы уже разделены, фрагментированы — вы становитесь больны, вы не Целое.
Христианин не принадлежит в действительности Иисусу — он в основном принадлежит Аристотелю: христианство основано более на Аристотеле, чем на Христе. Иисус больше подобен Сосану. Он говорил: «Не судите!» Он говорил: «Не делайте никакого выбора, не говорите: «Это хорошо, а то плохо» — это не ваше дело, пускай Целое решает, не будьте судьями». Но христианство не является ориентированным действительно на Иисуса: основатели христианства были более аристотельянцами, чем христианами.
Вы не можете сделать церковь из Сосана или Иисуса. Как вы можете создать церковь, если вы остаетесь без выбора? Церковь должна быть за что-то и против чего-то: она должна быть за Бога и против Дьявола. А в жизни Бог и Дьявол не являются двумя, они одно. Дьявол — это одно лицо, а Бог — это другое лицо одной и той же энергии, они не являются двумя.
Иногда он приходит как Дьявол, а иногда как Бог. А если вы пойдете глубже и посмотрите, то обнаружите, что они оба одно и то же. Иногда он приходит как вор, а иногда как добродетельный человек. Иногда вы обнаруживаете его в респектабельных кварталах, а иногда среди тех, кого не уважают, а проклинают. Он движется, он — движение: он движется в каждом.
Иисус не делает различий, но христианство делает различия: ведь религия должна это делать — религия должна стать моралью. А если религия становится моралью, она уже больше не религия. Религия — это величайшая смелость из всех возможных. Она имеет величайшую храбрость быть без выбора, хотя ум говорит: «Выбирай!». Ум говорит: «Скажи что-нибудь — это плохо, то хорошо; то прекрасно, это уродливо; я люблю это, я ненавижу то». Ум говорит: «Выбирай!»
Ум — это искушение разделением. Если вы разделяете, уму легко. Если вы не делите, если говорите: «Я не собираюсь что-либо говорить, я не собираюсь судить», тогда ум чувствует себя так, как если бы он был на смертном одре.
Аристотель говорит: «А есть А и не может быть не-А — противоположности не могут встречаться». Сосан говорит: «Нет противоположностей — они уже встречаются, они всегда встречаются».
Вот одна из самых фундаментальных истин, которую нужно понять: противоположности — это не противоположности. Посмотрите глубже и вы ощутите их как одну и ту же энергию.
Вы любите человека... Одна женщина пришла ко мне и сказала: «Я была замужем десять лет, и мы никогда не ссорились, а что вдруг произошло теперь? Он бросил меня».
Она думает, что если они никогда не ссорились, это показывает, что они глубоко любили друг друга. Это глупо, но это по-аристотелевски — женщина абсолютно логична.
Она сказала: «Мы были женаты десять лет. Мы никогда не ссорились, никогда не сердились друг на друга». Она говорит: «Мы так глубоко любили друга друга, что никогда не спорили ни о чем. Не было ни одного момента конфликта. А что произошло теперь? Неожиданно он бросил меня. Может, он сошел с ума? Наша любовь была так глубока».
Она неправа. Если любовь глубока, тогда обязательно должны быть какие-то ссоры: иногда вы будете конфликтовать, но конфликт не разрушит любовь — он обогатит ее. Если есть любовь, она будет обогащена конфликтом; если ее нет, тогда вы разделяетесь, расходитесь. Десять лет — это долгое время, даже двадцать четыре часа слишком долго, чтобы пребывать постоянно в одном состоянии ума, потому что ум двигается к противоположности.
Вы любите человека и иногда чувствуете гнев. В действительности только из-за любви вы и чувствуете гнев. Иногда вы ненавидите. Временами вы хотели бы пожертвовать собой за вашего любимого, а иногда хотели бы его убить, и оба — это вы.
Если вы никогда не ссорились за десять лет, это значит, что любви вообще не было; это значит, что не было связи. Вы боялись, что любой гнев, любой конфликт, любая мелочь могут разрушить все Вы так боялись, что никогда не ссорились. Вы никогда не верили, что любовь может быть глубже, чем ссора, что ссора может быть временной и что после ссоры вы еще глубже падете в объятия друг друга. Нет, вы никогда в это не верили, вот почему вы старались не ссориться. И не удивительно, что мужчина ушел. Я сказал ей: «Я удивлен, что он оставался с вами десять лет.»
Один человек пришел ко мне и сказал:
«Что-то не в порядке с моим сыном. Я знаю его двадцать лет, и он всегда был послушным. Вы нигде не нашли бы такого хорошего мальчика. Он никогда не перечил, никогда не шел против меня. А сейчас он вдруг стал хиппи, теперь вдруг он перестал слушаться. Он смотрит на меня так, будто я вообще не его отец; он смотрит на меня так, как если бы я был незнакомцем. А ведь двадцать лет он был так послушен. Что произошло с моим сыном?»
Ничего не произошло. Это то, чего можно было ожидать, потому что если сын действительно любит своего отца, он бывает и непослушным. Кого еще он может ослушаться? Если сын действительно любит своего отца и верит ему, он когда-нибудь уйдет, потому что он знает: связь так глубока, что непослушанием она не будет нарушена. Скорее наоборот — она будет обогащена: противоположность обогащает.
В действительности противоположность не есть противоположность, это просто ритм — ритм одного и того же: вы слушаетесь, а потом не слушаетесь — это ритм. Иначе, если вы просто продолжаете слушаться и слушаться, все становится монотонным и мертвым. Монотонность — это природа смерти, потому что там нет противоположности.
Жизнь — это жизненность, там есть противоположность, есть ритм. Вы идете — вы возвращаетесь, вы уходите — вы приходите; вы не подчиняетесь, затем подчиняетесь; вы любите и вы ненавидите — это жизнь, но не логика. Логика говорит: если вы любите, вы не можете ненавидеть. Если вы любите, как вы можете гневаться? Если вы любите таким образом, тогда вы любите монотонно, на одном и том же уровне, но тогда вы станете напряженным и расслабиться невозможно.
Логика верит в линейные явления: вы двигаетесь по одной линии. Жизнь верит в окружность: одна и та же линия поднимается, опускается и становится кругом.
Вы, наверное, видели китайский круг «инь и янь». Вот такова жизнь — противоположности встречаются. Этот круг «инь и янь» — наполовину белый, наполовину черный; в белом есть черная точка, в черном — белая точка. Белое переходит в черное, а черное переходит в белое — это круг. Женщина переходит в мужчину, мужчина переходит в женщину — такова жизнь, и если вы посмотрите внимательно, вы увидите это внутри вас.
Мужчина не есть мужчина двадцать четыре часа в сутки, не может им быть; временами он — женщина. Женщина не есть женщина двадцать четыре часа в сутки, временами она также и мужчина.
Они переходят в противоположности. Когда женщина гневается, она больше не женщина: она становится более агрессивной, чем любой мужчина, и она более опасна, чем любой мужчина, потому что ее мужское начало чище и никогда не использовалось. Поэтому когда она использует его, оно имеет такую остроту, с которой никакой мужчина не сравнится. Это так же, как почва, которая не использовалась много лет: когда вы бросаете зерно — рекордный урожай!
Женщина становится мужчиной иногда, но когда она становится мужчиной, тогда никакой мужчина не может с ней соревноваться,— тогда она очень опасна и тогда мужчине лучше подчиниться. Это делают все мужчины — они подчиняются, сдаются, потому что мужчина должен немедленно стать женщиной, иначе будет проблема. Два меча в одних ножнах — и будет проблема. Если женщина стала мужчиной, если она сменила роль, мужчина немедленно становится женщиной: теперь все восстановлено — круг снова завершен.
А когда мужчина становится подчиненным и сдается, эта сдача обладает такой чистотой, с которой не может сравниться ни одна женщина, потому что обычно он никогда не пребывает в этом положении, в подобной игре. Обычно он упорствует и сражается. Обычно он воля, а не отдача, но когда он поддается, это обладает такой невинностью, с какой ни одна женщина не сравнится. Посмотрите на мужчину в любви: он становится как малый ребенок.
