Бхагаван Раджниш - О возвышенном
Обычно, верующий — верит, а мистик — познает. Что касается блаженства, здесь не может быть никаких споров, никаких разногласий — его ищет каждый. Теист, атеист* христианин, индуист, мусульманин, католик, коммунист — все ищут его. Его ищет не только человек: птицы, звери, деревья — все они, сознательно или нет, устремляются к блаженству. Однако, в отличие от многих других, мистик идет к блаженству сознательно — вот и вся разница. Но это действительно существенная разница, потому что, идя бессознательно, ты почти не имеешь шансов достичь его. Только через глубинное сознание ты можешь прийти к высочайшей вершине блаженства.
Месяц седьмой, день тринадцатыйМы постоянно мыслим — двадцать четыре часа в сутки и изо дня в день. Это чистое безумие. Ум производит всевозможные мечтания и мысли, и из-за этих мечтаний и мыслей мы остаемся закрытыми. На самом деле между нами и истиной нет никакого барьера, кроме нескончаемого мыслительного процесса. Процесс мышления должен прекратиться, он может прекратиться, потому что это не естественный процесс. Это — болезненное и противоестественное состояние. Нас научили быть такими — все эти школы, университеты, они научили нас, как нужно включать свой ум, но никто не учил нас, как следует его выключить.
Моя задача — научить вас выключать свой ум. Когда тебе нужен ум — включай его, пользуйся им, но, когда он тебе не нужен, погружайся в глубочайшую тишину сознания, потому что лишь в этом безмолвном пространстве Бог приходит к тебе и лишь в этом безмолвном пространстве ты осознаешь все великолепие бытия. Тогда жизнь обретает смысл, о котором ты прежде и не мечтал, тогда каждое мгновение становится столь бесценным, что любая твоя благодарность Богу будет недостаточной.
Месяц седьмой, день четырнадцатыйШумный человек никогда не обретет блаженства — тут нужна музыка тишины. Но наш ум слишком шумен. Мы носим в своей голове галдящий базар, всякую чепуху. И каждый из нас — не один человек. У нас внутри толпа, где все ссорятся, толкаются и стремятся к власти. Каждый фрагмент нашего ума хочет стать самым главным. Это целая внутренняя политика.
Блаженство возможно лишь в том случае, если война в нашем сознании прекратится. И эта война может быть прекращена; не так уж трудно подняться над ней. Все, что для этого нужно, — это осознание.
Начни наблюдать за шумом в своем уме. Постепенно ты начнешь осознавать, что у тебя голове заключен сумасшедший дом. И нам приходится жить в этом кошмаре!
Благодаря наблюдению произойдет чудо: то, что ты наблюдаешь, испарится. И в то мгновение, когда оно испарится, ты остаешься наедине с безмолвием. Вначале появятся лишь интервалы — небольшие промежутки между мыслями. Через эти маленькие окошки ты сможешь взглянуть на действительность. Вскоре промежутки станут большими; они будут наступать чаще, они будут продолжительнее.
Древние мистики подсчитали, — и я полностью с ними согласен, — если человек сможет пребывать в полном безмолвии сорок восемь минут, он обретает просветление, он обретает абсолютное блаженство. После этого пути назад нет. Ты вышел за пределы времени — за пределы его зыбучих песков. Ты достиг скалы вечности.
Месяц седьмой, день пятнадцатыйУм всегда тускл. Ум не бывает блестящим, блистательным. Он не может быть таким по своей природе. Ум — пылесборник. Ум означает прошлое. Он всегда мертв — сплошное нагромождение воспоминаний. Как пыль может быть блестящей? Как прошлое может быть разумным? Прошлое мертво. Лишь живое может быть разумным, блистательным.
Медитация жива, блистательна, оригинальна. Ум всегда вторичен, стар, ум — это свалка. Умом ни до чего не дойдешь. Все то, чего мы достигли, — и не только в религии, но и в науке, — было достигнуто благодаря медитации. Безусловно, в науке медитация неосознанна; медитативные моменты в науке редки, и все-таки абсолютно все научные прорывы происходят через эти интуитивные промежутки. Все новое приходит не через ум, а минуя ум.
Все великие ученые сознавались в этом. Ученых это приводит в недоумение: всякое великое открытие, сделанное ими, не умещалось в их уме. Идея приходила неизвестно откуда. Они сами были лишь средством, в лучшем случае, передатчиком. И только в религии медитация — процесс преднамеренный и сознательный. Религия практикует медитацию. В науке медитация случайность, в религии это преднамеренный процесс.
Месяц седьмой, день шестнадцатыйЯ стремлюсь к синтезу научного подхода и религиозных ценностей. Со стороны наука и религия являют собой крайние противоположности, но это лишь при поверхностном взгляде. Существует нечто такое, что делает их взаимодополняющими, а не взаимоисключающими явлениями. У них различные сферы применения. Наука работает с объективным миром, религия работает с субъективным миром, но подход один и тот же. Наука пытается познать истины внешней действительности, религия же пытается познать истины внутренней реальности.
Безусловно, религия работает на более высоком уровне: ведь ученый может знать очень много вещей о материи, электричестве и тому подобном, но при этом он зачастую вообще ничего не знает о самом себе. Ученый ничего не знает о самом ученом, но он знает все об окружающем мире.
Это явный перекос. Наука станет совершенной, если она признает религию как свою окончательную цель. Религия тоже не совершенна — ты не можешь жить только во внутренней реальности. Тебе нужен хлеб, тебе нужна одежда, и тебе нужно еще множество вещей, которые может дать только наука.
Месяц седьмой, день семнадцатыйУм находится в постоянных сомнениях. Сомнения — это климат, необходимый для существования ума. Но сердцу нужен климат доверия. Сердце и ум — противоположности. Если ты хочешь жить умом, необходимо умножать сомнения. Все твои усилия должны быть направлены только на это. Сомнения должны быть такими, чтобы ты вообще никак не мог прийти к окончательному выводу.
Успехи науки зависят от сомнений, потому что наука — проекция ума. Вот почему наука никогда не приходит ни к каким окончательным выводам. В лучшем случае, она ограничивается гипотезами. Гипотеза не может быть окончательной. Поскольку гипотеза — это временное заключение, она лишь усиливает сомнения; рано или поздно мы отказываемся от любой гипотезы. Следовательно, в науке существует лишь приблизительная истина; не может быть точной научной истины. Наука не может претендовать на истину, это не ее территория.
В религии все наоборот. Религия действует через доверие, веру. Это противоположный подход к жизни. Такой подход основан на любви. Вот почему религия приходит к окончательным выводам — это помогает человеку центрировать себя, расслабиться, отдохнуть. С гипотезами ты никогда не сможешь расслабиться и почувствовать себя в своей тарелке. Ты ведь знаешь, что гипотеза — это всего лишь гипотеза и завтра ей на смену придет что-то еще. Можно ли построить дом на таких зыбучих песках?
Месяц седьмой, день восемнадцатыйКогда растет доверие, растет блаженство. Когда растут сомнения, растет напряженность, растут страдания. Сомнения неизменно приводят к боли, к беспокойству. Вот почему научный подход делает человека сумасшедшим; все человечество начинает сходить с ума. Учти: я не против науки как таковой, но я хочу, чтобы человек сперва укрепился в своем сердце, и только потом использовал науку как средство. Наука может быть только слугой, но никак не господином.
Наука никогда не будет пристанищем человека. Она может принести тебе комфорт и удобства, но она не способна улучшить качество твоей жизни — это невозможно.
Наука должна быть использована для удобства человека. Она может дать человечеству множество полезных вещей, но к ней нельзя относиться как к Богу. Бог не в ее компетенции, но именно на такое отношение она претендует. Вот почему все человечество чувствует себя так, словно оно в пустыне и все ориентиры потеряны. Жизнь утратила смысл, ценность. Ты можешь кое-как тащиться по жизни, но не можешь танцевать.
Танец, блаженство, праздник приходят только через доверие.
Месяц седьмой, день девятнадцатыйМы знаем, что любовь мимолетна. Сегодня она здесь, а завтра вдруг уже куда-то исчезла. Но если любовь мимолетна, значит, это не настоящая любовь, это что-то иное, маскирующееся под нее: возможно — похоть, возможно — физиологический импульс, биологическая потребность, возможно — страх одиночества, попытка заполнить пустоту существования. Это может быть что угодно, только не любовь. Если это любовь… самое важное качество истинной любви — ее бессмертие.
Вкусив бессмертие любви, вечность любви, ты преображаешься. Перестав быть частью обыденного мира, ты вступаешь в священный, сакральный мир. Ты продолжаешь вести все ту же обычную жизнь, ты становишься даже более обычным, чем раньше. Но ты теряешь все свои претензии, амбиции, все свои эгоистические замашки, ты забываешь о том, что ты личность, ты становишься более чем обычным.
