Бхагаван Раджниш - Неведомое путешествие за пределы последнего табу
Люди накапливают богатство ценой собственной сущности. В конце концов, однажды они осознают, что потеряли себя и купили бесполезные вещи. Цена была огромной, но теперь ничего не сделаешь, время ушло.
Если ты сознаешь время, то будешь накапливать вещи как сумасшедший, превращая всю свою жизненную энергию в вещи. Человек, который осознает весь масштаб, будет наслаждаться этим моментом, как только может. Он будет течь. Он не будет беспокоиться о завтра, потому что знает, что завтра никогда не приходит. Он глубоко знает, что, в конце концов, нужно достичь только одного — и это его собственная сущность.
Живи, и живи так тотально, чтобы ты соприкоснулся с самим собой... И нет другого пути, соприкоснуться с самим собой. Чем глубже ты живешь, тем глубже знаешь себя, в отношениях, в одиночестве. Чем глубже ты в отношениях, в любви, тем глубже знаешь. Любовь становится зеркалом. И тот, кто никогда не любил, не может быть один, ему, самое большее, может быть одиноко.
Человек, который любил и знал отношения, может быть один. Теперь у его одиночества появилось совершенно другое качество; ему не одиноко. Он жил в отношениях, он осуществил свою любовь, он узнал другого, узнал себя посредством другого. Теперь он может узнать себя прямо, теперь зеркало не нужно. Только подумай о ком-то, кто никогда не сталкивался с зеркалом.
Может ли он закрыть глаза и увидеть свое лицо? Невозможно. Он не может даже представить себе свое лицо, он не может на него медитировать. Но человек, который подошел к зеркалу, заглянул в него, узнал в нем свое лицо, может закрыть глаза и увидеть свое лицо изнутри. Именно это происходит в отношениях. Когда человек движется в отношения, отношения отражают его, он отражается и узнает многие вещи, о существовании которых в себе никогда не подозревал.
Благодаря другому он узнает в себе гнев, жадность, ревность, стремление к владению, сострадание, любовь и тысячи настроений своего существа. В другом он сталкивается со многими климатами. Мало-помалу приходит момент, когда он может быть один; он может закрыть глаза и знать свое сознание непосредственно. Именно поэтому я говорю, что для людей, которые никогда не любили, медитация очень, очень трудна.
Те, кто любил глубоко, способны к глубокой медитации; те, кто любил в отношениях, теперь способны быть сами по себе. Теперь они стали зрелыми, теперь другой не нужен. Если есть другой, они могут делиться, но потребность исчезла; теперь нет никакой зависимости.
Сознание осознает, что в конце смерть. Если сознание осознает, что в конце смерть, возникает страх. Этот страх создает у тебя внутри постоянное стремление к бегству. Тогда ты бежишь от жизни; каждый раз, когда ты сталкиваешься с жизнью, каждый раз, когда ты сталкиваешься с намеком на жизнь, ты от нее убегаешь, потому что везде, где есть жизнь, приходит намек, проблеск смерти. Люди, которые слишком боятся смерти, никогда не влюбляются в людей, они влюбляются в вещи: вещи никогда не умирают, потому что никогда не живут.
Вещи могут оставаться с тобой вечно, к тому же они заменимы. Если одной машины не станет, ты сможешь заменить ее другой, точно такой же марки. Но нельзя заменить человека — если твоя жена умирает, она умирает навсегда. У тебя может быть другая жена, но никакая женщина никогда ее не заменит — лучше или хуже, но никакая другая женщина не может быть точно такой же. Если твой ребенок умирает, ты можешь усыновить другого, но ни у какого усыновленного ребенка не будет такого же качества, как у твоего собственного. Рана остается, ее нельзя исцелить. Люди, которые слишком боятся смерти, начинают бояться жизни. Тогда они накапливают вещи: большой дворец, большая машина, миллионы долларов, рупий, того и другого, вещи, которые бессмертны. Рупия более бессмертна, чем роза. Они не беспокоятся о розах, они продолжают накапливать только рупии.
Рупия никогда не умирает, она почти бессмертна, но роза... Утром она была жива, к вечеру ее больше нет. Они начинают бояться роз, они не смотрят на них. Или иногда, если возникает желание, они покупают пластмассовые цветы. Они хороши. Ты можешь быть непринужденным с пластмассовыми цветами, потому что они дают тебе чувство бессмертия. Они могут быть с тобой вечно и бесконечно. Настоящая роза — утром она так жива, к вечеру ее не стало, лепестки опали на землю, она вернулась к изначальному источнику. Она приходит из земли, цветет некоторое время, посылает свой аромат всему существованию... Затем — миссия выполнена, послание отправлено, она тихо падает снова на землю и исчезает, без единой слезы, без малейшей борьбы. Видели ли вы, как падают на землю лепестки цветка? Как красиво и изящно они падают, не цепляясь; ни на мгновение они не пытаются уцепиться. Просто налетает ветерок, и весь цветок уходит в землю, возвращается к источнику.
Человек, который боится смерти, будет бояться и жизни, будет бояться и любви, потому что любовь — это тоже цветок, любовь — это не рупия. Человек, который боится жизни, может жениться, но никогда не влюбится. Брак похож на рупию, любовь похожа на цветок розы. Может быть, она есть, может быть, ее нет, но ты не можешь быть в ней уверенным, в ней нет никакого легального бессмертия. Брак — это что-то такое, за что можно уцепиться, о нем есть свидетельство, за ним стоит суд. За ним стоит власть полиции и президента, и все они придут на помощь, если что-то пойдет не так.
Но с любовью... Конечно, и в розах есть собственная сила, но розы не полицейские, не президенты, они не могут защищать.
Любовь приходит и уходит, брак только приходит. Это мертвое явление, это институция. Просто невероятно, что люди продолжают жить в институциях. Испуганные, боящиеся смерти, они убили все возможности смерти отовсюду. Они окружают себя иллюзией, что все останется таким, как есть. Все надежно и безопасно. Скрываясь за этой безопасностью, они чувствуют себя в безопасности, но это по-дурацки, глупо. Ничто не может их спасти; смерть придет и постучит в их двери, и они умрут.
Сознание может принять два взгляда на жизнь. Один — бояться жизни, потому что посредством жизни приходит смерть. Другой — любить жизнь так глубоко, чтобы ты начал любить и смерть, потому что это глубочайшее ее внутреннее ядро. Первый подход приходит из мышления, второй — из медитации. Первый подход приходит из-за слишком многих мыслей, второй — из лишенного мыслей ума, из не-ума. Сознание может быть низведено до мыслей; мысли могут снова расплавиться в сознании.
Просто подумайте о реке холодной зимой. Когда начинают появляться льдины, определенные части воды замерзли. Затем, становится совсем холодно, температура падает ниже нуля, и вся река замерзает. Теперь нет никакого движения, никакого потока. Сознание — это река, поток: чем больше мыслей, тем более поток заморожен. Если мыслей слишком много, столько мысле-препятствий, нет никакой возможности потока. Тогда река замерзает полностью. Ты полностью мертв.
Но если река полностью течет, если ты расплавляешь льдины, расплавляешь все, что заморожено, все мысли... Именно это и есть медитация: это усилие разморозить все мысли. Их можно снова конвертировать в сознание. Тогда река течет, в реке есть течение, она жива, пульсирует жизнью, танцует, движется к морю. Море означает смерть. Река исчезнет, исчезнет навечно, станет одним целым с безбрежным, и у нее больше не будет никакой индивидуальности. У нее не будет собственного имени: Ганг больше не будет Гангом, Волга больше не будет Волгой. Они исчезают в необозначенном на картах.
Если ум боится, он становится водоворотом мыслей. Если ты тоже слишком думающий человек, постоянно думающий с утра до вечера, с вечера до утра: днем — мысли, мысли и мысли, ночью — сны, сны и сны, твоя река замерзла. Это тоже часть страха: твоя река настолько замерзла, что ты не можешь двигаться, и океан остается далеко. Если ты движешься, то впадешь в океан.
Медитация — это усилие тебя разморозить. Мысли мало-помалу тают, как снег, снова становятся текучими, ум становится потоком. Теперь ничто не преграждает ему путь, и он беспрепятственно движется к океану.
Если сознание становится медитативным, ты принимаешь смерть, и тогда смерть — не что-то отдельное, это ты сам. Тогда ты принимаешь смерть как отдых; тогда ты принимаешь смерть как окончательное расслабление; тогда ты принимаешь смерть как удаление от дел. Ты удаляешься от дел. Весь день ты тяжело работал, вечером приходишь домой и засыпаешь, удаляешься от дел. Жизнь подобна дню, смерть подобна ночи.
***Но страх, тревога, невроз времени — это становится хроническим. Это почти так, словно твоей второй натурой стало постоянно осознавать, что время проходит, и бояться. В своей основе, вот какой это страх: «Я еще не смог жить, а время движется. Его нельзя восстановить; я не могу этого переделать; как только оно ушло, оно ушло навсегда. И с каждым днем жизнь сжимается, становится меньше, меньше и меньше».
