Александр Нотин - Путешествие в осознанность
Мыслеформы — субстанции вполне материальные, это уже доказано наукой.
Вы можете возразить: все это так, если речь идет о простом недомогании. А если болезнь действительно серьезная?
Ничего это не меняет, поверьте. Предположим, вы заболеваете. Что вы в этот момент реально ощущаете (вне рассудка, вне мыслей и нервозных предположений)? Онемение в руках, сухость во рту, слабость и ломоту в суставах, головные боли. И все! Как реагирует на подобное состояние кошки или собаки? Активно пьют воду, отдыхают, стараясь не перегружать организм, летом находят травку, чтобы прочистить желудок. Они инстинктивно смиренны и безропотно ожидают либо исцеления, либо… Болея, они продолжают жить.
Совсем иное дело, если за работу берется рассудок. На те же самые ощущения срочно навешивается ярлык «болезнь», а после ознакомления с медицинской литературой к нему добавляется ее название, а то и несколько. Так наш рассудок из точечного недомогания формирует проблему «болезнь», загодя сообщая ей некую ожидаемую протяженность во времени.
В нашем распоряжении на случай болезни целый арсенал средств: врачи, современное оборудование, «медикаментов груды». Это посильнее кошачьей «чистящей травки». Однако в части здорового образа жизни, силы иммунитета, а главное — природного смирения перед лицом недомогания — мы кошкам и собакам проигрываем, и с разгромным счетом.
Смирение — это сознательное и свободное по воле принятие того, что есть. Даже если вам вдруг стало известно, что жить осталось полгода, необходимо смирение. Как ни странно, это ваш единственный шанс одолеть болезнь, выжить вопреки приговору врачей. Сколько примеров того, как чудовищным самоистязанием обреченные на смерть люди не только ускоряли свой конец, но и отравляли жизнь близким. И наоборот: медицине известно немало случаев необъяснимого выздоровления безнадежных больных, исполненных воли к жизни. Если же жить на земле действительно осталось уже совсем недолго, смирение поможет сделать правильные выводы, очистить душу покаянием и приготовиться к переходу в жизнь вечную, в светлый удел Высшего Сознания.
Не будем путать понятия смирения и пассивного отчаяния! Речь, как вы понимаете, идет не о смирении в смысле нытья на тему «все пропало!», но о смирении деятельном: принятии болезни как факта, как жизненной ситуации, которую нельзя отменить и из которой, увы, пока не выйти. Это смирение — рубеж, открывающий поле для действия и нравственной победы. Умирая физически, человек до последнего вздоха продолжает полноценно жить духовно, наслаждаться каждым свободным от боли мгновением. Целиком и без остатка. Он тверд, терпелив, спокоен… и в результате у него появляется надежда, что со смертью ничего не кончается, что она — лишь таинственный переход в вечность. Ну, а иногда по велению свыше смерть отступает. Врачам в таких случаях остается только руками разводить.
Именно так, достойно, «в полный рост» умирал русский академик Павлов, до самого финала диктуя рыдающим ассистентам свои ощущения в последние секунды жизни.
Современная медицина с ее великими открытиями и широчайшими возможностями, как и рациональная наука в целом, тоже несет на себе отпечаток «обреченности» в познании. До сих пор почти ничего не известно об истинных корнях и причинах большинства смертельно опасных хронических заболеваний. Почему, например, раковые клетки, присутствующие в организме любого человекам, в некий момент времени начинают ускоренно и смертоносно делиться? Кто или что дает им команду «на старт!»? А может, набравшись смелости, поискать ответы на этот и другие жизненно важные вопросы в глубинах человеческой духовности, на тончайших сопряжениях физического и психического начал, в тех плоскостях познания, где наука граничит с верой?
Общепризнанно, что причины сердечно-сосудистой недостаточности, от которой страдает большая часть населения «цивилизованного» мира, коренятся в загрязнении среды обитания (плата за теплое «стойло»), сумасшедших скоростях, запредельных интеллектуальных и физико-психических нагрузках, бесконечных страхах и стрессах, испытываемых человеком. За бегство от естества, которое начинается с потери своего истинного «я» и подмены его целым сонмом иллюзий, приходится платить, и весьма дорого. По статистике только 10–12 процентов людей, переживших инсульт, возвращаются к нормальной жизни. Остальные превращаются в инвалидов.
А лекарства? Ни для кого не секрет, что фармакология не уступает по доходам даже глобальному нефтяному картелю (хотя об этом как-то не принято говорить вслух). Ежедневно человечество поглощает тонны лекарств. Миллионная армия врачей обеспечивает продвижение этого «товара» от аптек до желудков пациентов. В результате, заверяют нас, выросла продолжительность жизни. Наверное, так и есть. Наверное… Вот только в какой степени эти препараты «настроены» на каждого конкретного больного (диагнозом, составом, дозировкой)? Не возникает ли при их применении скрытой и нарастающей медикаментозной зависимости? Наконец, какую задачу решают лекарства: исцеляют или просто заглушают симптомы заболевания?
Один наш известный ученый отмечал восьмидесятилетний юбилей. После застолья гостей пригласили в кабинет, и юбиляр представил им своего лечащего врача. Затем открыл шкаф, доверху набитый пузырьками и коробочками с лекарствами, и сказал: «Все это В., мой друг и врач, прописал мне за последние сорок лет. Я честно покупал медикаменты, но не вскрывал. Как вы думаете, дожил бы я до сегодня, если бы принял внутрь такое количество лекарств?»
Едва ли кто-нибудь возьмется оспаривать тот факт, что в человеческом организме действуют тончайшие биохимические процессы и любое внедрение в эту сферу чуждых, особенно сильнодействующих, синтетических веществ чревато для них вредными, а то и непоправимыми последствиями. Гомеопатия, травы, средства и методы народной медицины, углубленные изыскания в области гармонизации сознания — все это, несомненно, заслуживает гораздо большего, чем сейчас, внимания со стороны официальной медицины. Вот только как быть с интересами глобальной фармакологии?..
В этой связи не могу не поделиться собственным скромным опытом. После годичной депрессии ни с того ни с сего у меня начались ежедневные, довольно-таки продолжительные и неприятнейшие приступы аритмии покоя: ты предельно напряжен, все внимание приковано к «рваным» ударам сердца, и даже возникает подленький страх: а вдруг оно остановится!? Лекарства не помогали. Надо сказать, что к тому времени я уже начал активно практиковать осознанность. Теперь понятно, что по мере того, как мое сознание освобождалось от скверны рассудочного «беспредела», эти приступы становились все слабее, случались все реже. Особенно показательно, что сейчас — год спустя — стоит мне «прозевать» серьезный эмоциональный срыв, как аритмия тут же дает о себе знать. Однако даже в этом случае без поддержки болевого поля негативная эмоция скоро гаснет, а вместе с ней считанные минуты спустя проходит и аритмия. Чудо!..
Я не врач и, Боже упаси, не пытаюсь никого поучать. Но ведь очевидно, что свойственное современному миру забвение души и оскудение духовности не может не влиять, в том числе и на коллективное здоровье людей. В 1929 году Н. Рерих, будучи еще под влиянием христианских традиций, писал:
«На Земле заботимся и о теле, потому надо проникать в происхождение болезней. Врач мог бы сказать больному: припадок корыстолюбия у вас, или анемия самомнительности, или камни предательства, или чесотка сплетен, или удар ненависти.
На кладбищах так любим поминать достоинство лежащего, не мешало бы поставить истинную причину болезней — зрелище стало бы поучительным.
Друзья, повторяю — держите мысли чистыми, это лучшая дезинфекция и самое знаменитое тоническое средство».
Конечно, и душу, и духовность надо понимать в истинном, первичном значении этих слов. Не путать их с показным, иногда весьма впечатляющим «благочестием» с вычитыванием молитв, соблюдением постов и обрядов, формальной благотворительностью. Иной политик из молодых принародно крестится с таким размахом, что, ей-богу, страшно становится за целость его рук. Но при этом, правда, в нем напрочь могут отсутствовать две главные предпосылки настоящей духовности: смирение и подлинная любовь. Смирение — в смысле стирания важности личности (что, впрочем, никому еще не мешало с успехом занимать любые самые высокие посты в иерархии земной власти). Любовь — но не та липкая, назойливо-невротическая под девизом: «Только попробуй меня бросить, увидишь, что будет!..» — другая, идущая из глубины сердца, от понимания боли близкого человека как своей собственной, всепрощающего сострадания и мудрого сочувствия.
Наивная иллюзия? Пусть так, но жить в такой «иллюзии» чище и здоровее, чем в сумеречно-болезненном одиночестве разума, поскольку такая жизнь не знает страха болезни и смерти, ибо четко понимает условность и той и другой.
