Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды. Проза
В.В.П.: - Поймут, надеюсь, скоро то. Посмотрим дальше мы про что?
Федор: - Священник где у нас теперь, коль не стучит овца уж в дверь?
В.В.П.: - Иван, про то давайте глянем, идут как овцы к Богу сами!
Камера вновь меняет ракурс, вылетает из здания института, петляя узкими и извилистыми коридорами, взмывает в небеса и несется в белесых облаках, периодически глядя как будто на солнце удовольствия ради. Затем резко пикирует вниз, едва не врезавшись в украшающий верхушку здания крест, и влетает в открытые врата какого-то большого храма. Перед зрителями раскрывается достаточно интригующая картина: единственный оставшийся в храме священник делает, кажется, что-то невообразимое. Он то периодически берет в ладони пригоршни “святой” воды и “пробует” ее на язык, стремительно морщась и что-то невнятно шепча себе под нос; то снимает висящий на шее крест и ударяет им себя по лбу, прикрикивая “Аминь” для пущего эффекта; то подходит к произвольной иконе, и начинает “строить ей глазки”; то садится на пол в позе лотоса и начинает выбивать чечетку на обвешивающих его тело крестах, ожерельях и прочей бижутерии; то с воплями “Сгинь, кому говорю!” начинает носиться по залу, грозясь кому-то невидимому позолоченным крестом. Зрелище пугает, интригует и завораживает одновременно.
Федор: - Он не сошел ли там с ума?
В.В.П.: - То ритуальная чума!
Федор: - Все ритуалы перепутал, как будто бес его попутал?
В.В.П.: - Давно их уж попутал бес, исчез для них весь мир чудес, и даже глупый ритуал сегодня весь он переврал!
Федор: - Не будет коль у них овец, то жлобству уж придет конец?
В.В.П.: - С себя пусть шерстку постригут, и злато сбросят где-нить тут.
Федор: - Тельцу они все послужили, попировали и пожили – а чем платить придется им?
В.В.П.: - Мы это в тайне сохраним!
Федор: - Ну, хорошо, а что теперь? Пойдем к политику мы в дверь?
В.В.П.: - Мой друг, зачем в нее ходить - овес чтоб жрать, да водку пить?
Федор: - Овес и водка? Вот так дело! Братва вся на диету села?
В.В.П.: - Давно, мой друг, давно уже! Они ж все яйца Фаберже отдали гражданам все в руки, скрипя зубами “Ешьте, суки!”.
Федор: - Вот ведь – и правда! Сие чудеса!
В.В.П.: - Здравствуй, политик! Отведай овса!
Федор: - Сточили зубки то свои, боясь увидеть миг зари? Иль озаренье снизошло, своих делищ познали зло?
В.В.П.: - Они увидели Ивана, когда пикировал он рьяно! Да и к тому же в своих снах могилки видели и прах. Им показали, что их ждет – теперь то знают наперед.
Федор: - Скупой тот рыцарь побелел, раздал все злато, в лужу сел?
В.В.П.: - Примерно так, примерно так ... политик наш ведь впрямь дурак. Уйдет со сцены скоро он – пора на сон, на вечный сон.
Федор: - А коль раздаст свое все злато?
В.В.П.: - Душа дарить должна быть рада! А он к себе все в нору греб и заработал себе гроб.
Федор: - Подарит может что-то где-то ... дарить – хорошая примета!
В.В.П.: - Примета всяка хороша, коли чиста твоя Душа.
Федор: - Овес не будем с ними есть - невелика та, право, честь. Давайте глянем под конец на медицинский мы венец! Тела спасали лишь они – что стало с ними в наши дни?
В.В.П.: - Иван, кажите нам сюжет, небесный наш апологет!
Камера вновь меняет ракурс, отворачиваясь от беснующегося священника, вопящего “Лети, лети отседова, нечистый!”, вылетает в раскрытые храмовные врата и устремляется к небесам. Некоторое время зритель может наблюдать сменяющие друг друга далеко внизу пейзажи, начиная от лесных массивов и кончая бесконечными, казалось бы, дорогами, уводящими неведомо куда и, главное, неведомо зачем, а затем начинается традиционное резкое пикирование и перед зрителями раскрывается картина загородной свалки. Огромной, знаете ли, свалки – можно даже сказать картина всеобщего свалища. Отчетливо видно, как к свалке выстроилась целая колонна машин, соревнующихся друг с другом в праве опорожниться как можно быстрее. При “облегчении” очередного мусоровоза становится отчетливо видно, как из его кузова выкатываются и сваливаются в итак уже изрядно большие кучи каких-то таблеток всех форм и расцветок, каких-то пакетиков с порошками, каких-то, наконец-таки баночек и колбочек с всевозможными микстурами и настоечками. Все это лекарственное барахло дружно стекает вниз с вершины кучи, на которую происходит выгрузка, звеня и как будто цокая невидимыми копытцами. Картину довершают шествующие тут и там пешком между кучами огненосцы с факелами, которые настойчиво и методично стараются отправить все это выгруженное барахло на съедение огню.
Федор: - Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
В.В.П.: - Глянь-ка в небо – Ваньки летят и пробирочки звенят!
Федор: - Как приятно вспомнить детство, годы духа малолетства – и узреть сейчас уж вновь к сим лекарствам всю “любовь”!
В.В.П.: - Друг друга лечат люди наши, и медицинской им параши не нужно более уже – почти яиц как Фаберже!
Федор: - Яиц знатна, конечно, тема ... но в медицине перемена, гляжу, однако же, видна – и даже, право, не одна!
В.В.П.: - Способна вера исцелять! Ошибки только лишь понять свои обязан каждый был – и в вере Бог их исцелил. Теперь и любят, и поют – иную жизнь совсем живут!
Федор: - Как рад за них, однако, я! Любима тема то моя ... Как и они, я вновь в дороге, и счастлив думать я о Боге.
В.В.П.: - Мы знаем, Федор, с вами это – была больна сия планета, но исцеляться начала ... та перемена не мала. Век обновленья все ж грядет ...
Федор: - ... Но кто ж его переживет?
02.11.2010
В преддверии Нового Века. Весеннее продолжение
В.В.П. : - Колитесь, Федор, как дела ?
Федор : - Нас снова, вот, судьба свела !
В.В.П. : - Ага, я вижу ... это клево ! Смотреть сюжеты будем снова ?
Федор : - Да можно просто поболтать, что происходит - рассказать !
В.В.П. : - Весна идет, там что-то тает ...
Федор : - А Дух мой снова уж летает !
В.В.П. : - Как высота ? И скорость как ? И видишь ль неба личный знак ?
Федор : - Как высота, увы, не знаю. Но скорость вроде набираю ...
В.В.П. : - Я рад за то, мой друг-поэт, что с вами снова тет-а-тет !
Федор : - Да ладно вам, не стоит льстить ... нам нужно спящих пробудить.
В.В.П. : - Вещать решили вновь стихами, маша все крыльями-руками ?
Федор : - Такой вот век, такое дело ... Небес нам птица не допела, мы с каждой песней больше знаем - и сказ наш вновь мы продолжаем !
В.В.П. : - Мы для того как раз вдвоем. Ну что, потоп для них прольем ?
Федор : - Потоп грядет святого рода ... катарсис это и свобода !
В.В.П. : - Смотри за речью, зритель-друг. Жизнь совершает новый круг !
Федор : - Но на иной уже ступени. И от огня там пляшут тени ...
В.В.П. : - Но без огня лишь был бы мрак.
Федор : - Дается братьям нашим знак. Река Времен течет весной, и всех тревожит их покой.
В.В.П. : - Куется вечности дорога. А сколько их ?
Федор : - Довольно много !
В.В.П. : - Могло быть больше ведь, наверное ?
Федор : - Могло быть больше, это верно ...
В.В.П. : - Сражаться будем тем, что есть.
Федор : - И да прольется в мир сей Весть !
В.В.П. : - Давай же, камера, живи ! Иван небесный наш, лети !
Федор : - Иван уходит вот, на взлет, как истребитель-самолет ...
В.В.П. : - Он истребитель суеверий !
Федор : - Вот только нет на нем все ж перий.
В.В.П. : - Ага, увы, и крыльев нет - но все ж небес апологет.
Федор : - Получит крылья в Тонком Мире и искупается в эфире ?
В.В.П. : - Пусть стать как Ангел все же сложно, но у Творца ведь все возможно !
Федор : - Для недостойных ж крыльев нет ?
В.В.П. : - Иван, кажите нам сюжет !
Камера вместе с Иваном (или все же Иван вместе с камерой ?) устремляется прочь из съемочной студии, длительное время петляет по коридорам, на ходу уклоняясь от снующих тут и там сотрудников, которые при виде камеры (или все же Ивана ?) весьма недвусмысленно улыбаются и уступают дорог; затем, наконец, пролетает в раскрывшуюся дверь на открытый и чистый воздух. Отчетливо видно, как затем камера разворачивается полукругом, набирает скорость и начинает петлять улицами столицы, поднявшись на уровень третьего-четвертого этажа домов, дабы уклониться от побочных эффектов возможных столкновений с еще менее двусмысленно улыбающимися нижеходящими прохожими. Спустя какие-нибудь три минуты перед телезрителями раскрывается вид недавно отстроенного торгового центра, и камера, аккуратно вписавшись в образовавшийся при раскрытии входных дверей проем, наконец-то как будто в нерешительности застывает на месте.
