Джулия Кэмерон - Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни
– Конечно.
И Доменика прочла мне список своей чепухи, который был очень похож на мой – да и чей угодно, кто берется за что-то новое. «Боюсь, я паршивый писатель».
«Боюсь, я хороший писатель, но никто так не подумает».
«Боюсь, у меня ничего не выйдет».
«Боюсь, у меня выйдет как надо, но этого никто не оценит».
«Боюсь, что я бестолочь».
«Боюсь…»
– А теперь как ты себя чувствуешь? – спросила я, когда она закончила читать.
– Лучше. Уже не так боюсь. Даже готова попробовать писать.
– Вот и хорошо.
«Я боюсь» – и есть то, что так часто отделяет нас от бумаги. Когда говорят о дисциплине, обычно имеют в виду именно это – как преодолеть «я боюсь».
Мы часто не осознаем своих страхов, именно поэтому они так коварны. Когда мы откладываем в долгий ящик, вместо того, чтобы писать что-то или кому-то, как правило, останавливает нас именно страх. Он может прятаться за грудой дел, «потребностью сосредоточиться» или чем угодно еще, но все сводится к страху раскрыться перед самим собой и окружающими.
Если исходить из трудовой этики, то кажется, будто заставлять писать нас нужно под дулом пистолета. Это все последствия кальвинизма[33], ставшего частью американского характера, именно поэтому нам кажется, что для того, чтобы писать, требуется дисциплина. Нам кажется, что мы должны быть «готовы» писать. Что нельзя просто заявиться одетому как попало. Что это событие государственной важности. Что это обязательство. Нам много чего кажется, и мы не замечаем, что писать – это, в первую очередь, потеха.
Да, потеха. Можно подобрать и другие слова: это «насыщает», «удовлетворяет», «вознаграждает», но все это взрослые слова, чтобы описать инстинктивный опыт. Мы «думаем», что писательство – умственно, а стоит только взяться самому, как сразу становится ясно, что это гораздо более заземленное и интуитивное занятие.
На самом базовом уровне писать – это шалость. Одержимость самим собой. «Я думаю вот что…» Внутри каждого из нас живет непослушная двухлетка, и ей хочется заявить о себе. Если позволить себе писать именно с таким настроем – поделиться секретами с самим собой, ликуя от собственной дерзости, особой «дисциплины» для этого не понадобится.
Сейчас у меня есть окно в мир нового друга. Этот мир – рок-н-ролл: вспышки, гудящий бас, пот и прожектора. Я наблюдаю его в стопке видеокассет, и мне не слышно певчих птиц за окном, пока музыканты не тряхнут головами в последний раз и не убегут со сцены.
Это видеозаписи живых концертов. Когда мы пишем, происходит то же самое. Текст видится нам эдакой классикой, тем, для чего нам нужно учиться и готовиться, но тексты могут быть и «живыми» – потными и все такое. Можно писать, как будто разучиваешь несколько аккордов на потасканной гитаре. С голосовым вступлением и кривой ухмылкой прямо посреди соло. Не обязательно писать красиво. Не обязательно писать совершенно. Главное – писать энергично, совершенно во всем своем несовершенстве, по-человечески.
Когда писательство – «незавершенка», когда оно «живьем», как рок-н-ролл, тогда оно заразительно, а не дисциплинировано. Оно «берись и делай» и «айда танцевать».
Когда дело касается писательства, многие из нас ведут себя, как тихони на вечеринках. Нам так трудно выйти на танцпол. Нам хочется танцевать «правильно», хотя еще больше хочется просто танцевать. Как и без секса, без того, чтобы писать, можно прожить, даже привыкнуть к такой жизни, но можно привыкнуть и к жизни, в которой все это есть. Как и секс, стремление писать – человеческое влечение. Влечение называть вещи по именам, говорить – все это наш третий по значимости инстинкт: «Накорми меня, прикоснись ко мне, дай расскажу, что я чувствую».
Одна из моих любимых рок-н-ролльных штук – рок-опера «Томми» с лейтмотивом: «Увидь меня, тронь меня, чуй меня, исцели меня». Именно для этого мы пишем. Это так же первично, так же первобытно, как рок-н-ролл.
«Но, Джулия, я не настолько крут».
Никто из нас не настолько крут – и все мы достаточно круты.
Одна из лучших известных мне джазовых пианисток – монахиня. Розарио Карелли, который преподает западноафриканские барабаны, говорит, что все способны играть, у всех есть ритм, все умеют говорить и понимать барабанный язык. Общение – естественная потребность человека. Все мы говорим на родном языке – и все по-разному.
«Отчего б не прямо на ходу?»[34] – вопрошали «Битлз».
Именно так и нужно писать.
Писать – значит делать детей умом. Зачинать можно и не в миссионерской позе.
Не нужно готовиться к этому, как к чему-то особенному. Занимайтесь этим на кухонном столе. Пусть ваша проза обнажается, как белые трусики Джессики Лэнг в фильме «Почтальон всегда звонит дважды». Делайте это на задней скамье в церкви. Во дворе, у сиреневого куста. В ванной. В кафе. В самолете. Давайте, давайте, давайте.
Когда меня только-только узнали как преподавателя творчества, стали спрашивать, как я себя чувствую в новой роли. «Как Мастерз и Джонсон[35], – отвечала я. – Мне нравится помогать людям заниматься чем-то приятным, но еще больше нравится заниматься этим самой».
Эта глава может показаться читателю чересчур сладострастной. Но мы сами сладострастны. Мы – писатели.
«Ты скинь с себя костюм…»
«Отбрось высокий слог…»
«Выбери что поуютней…»
Писать удобнее, чем не писать. Писать веселее. Удобное и веселое не требует дисциплины. Оно требует позволения. Позволения себе. Я пишу не для того, чтобы себя прижать себя к ногтю. Скорее наоборот. Я пишу, потому что это приятно.
«Да, но ты – писатель. У тебя это хорошо получается. Поэтому тебе и приятно».
Я же сказала, что это занятие похоже на секс, правда? Это приятно вне зависимости от того, хорошо у нас получается или не очень. Неприятно бывает только тогда, когда мы беспокоимся о том, хорошо ли у нас получится, и вместо того, чтобы отдаться процессу, думаем: «Ну как у меня выходит?»
Когда дело касается творчества, мы привыкли сомневаться в себе и в собственных успехах. Но точно так же можем и отвыкнуть. Можно делать это на ходу. Мы все способны на это от природы. Это в наших генах. И раз эта глава про рок-н-ролл, и в джинсах тоже.
Это так же легко и удобно – надел и пошел.
«Но, Джулия, я не ношу джинсов. Я одеваюсь официально».
Ну так назначьте себе официальное время, чтобы писать. Отправляйтесь на встречу с собой, как на свидание в ресторан. Главное, чтобы вам подходило. И было удобно.
Для меня писать – как носить старую китайскую шелковую пижаму, свободную и легкую. А мой приятель Алекс надевает костюм, когда пишет. Ему нравится быть организованным. Он делает это только в кабинете.
Нам всем важно найти свой подход. Кому-то проще писать по утрам. Кому-то поздней ночью. Кто-то засекает время. Кто-то считает страницы. Некоторые пишут в кафе. Другим нужны тихие библиотеки. Немного везения и практики – и у вас может быть несколько разных стилей, в зависимости от самочувствия. Главное – чтобы обстановка была уютной. Или официальной – если вам так больше нравится.
Не важно, как это делать, важно просто это делать.
В фильме «Криминальное чтиво»[36] подруга одного из главных героев недоумевает, почему маленький животик может быть так приятен владельцу и так осуждаться в обществе. Я ее понимаю. Ничего страшного, если у ваших текстов есть небольшой животик. Нет ничего страшного в предложениях с округлостями. Не обязательно, чтобы проза была плоской, жесткой, рифленой, как стиральная доска – как нас учат в школе. Нас учат писать так же, как качают пресс. Но писательство бывает приятнее этого. Писательство бывает житейским.
Способ приобщения
Теперь вы уже готовы писать в полевых условиях. Это упражнение попросит вас делать это на ходу.
Засеките один час. Отправьтесь куда-нибудь, где разворачивается настоящая жизнь: в кофейню, на концерт, в приемную к стоматологу, в торговый центр. Идите в людное место с блокнотом наготове. Авторучку – к бумаге, опишите, что видите и что по этому поводу чувствуете. Позвольте себе писать все, что думаете о даме в смешной шляпе, о ворчливом мужике с толстой сигарой, о плачущем ребенке, о влюбленной парочке. Пишите быстро и точно. Изложите, что вокруг происходит. Магазины игрушек отлично для этого подходят. Как и свадебные салоны. Дайте себе побыть настоящим репортером. Запишите, что видите и слышите.
Вспомните совет гонзо-журналиста Хантера Томпсона, что секрет к хорошим текстам – хорошие записи. Что на стенах? Какие там окна? Кто разговаривает? Что они говорят? Пишите в течение часа, затем остановитесь. Можете послать это кому-нибудь письмом.
Глава 19
Связь
Мы живем в скоропортящуюся эпоху. Обедаем лапшой быстрого приготовления и даже отношения строим по тому же принципу. Говорим по телефону. Уверяем друг друга, что скучаем и любим, но, как говорится, слова в карман не положишь, и одно только то, что слова эти преданы бумаге, значит для нас гораздо больше, чем смысл этих слов. Писать старомодно, но это помогает нам выжить и поддерживать связь в современном мире.
