Люк Рейнхард - Трансформация
– Иди сюда, Марси, – говорит тренер. Он берет ее за руку и подводит к правому краю шеренги. – Посмотри на Диану, Марси. Она так испугана, что даже не может смотреть на аудиторию. Ты видишь?
– Да, – почти неслышно говорит Марси.
– Посмотри на аудиторию, Диана, – мягко предлагает тренер сексуальной окоченевшей женщине в прозрачной блузке. Поморгав, Диана бросает беглый взгляд на аудиторию, и нервно улыбается.
– Спасибо, Диана. Теперь посмотри на аудиторию, будь с аудиторией и не улыбайся… Спасибо.
– Хорошо, Марси, посмотри теперь на Ларри. Выглядит ли он счастливым?
– Нет, – отвечает Марси после паузы.
– Он испуган?
– Да.
– Чего он боится?
– Я не знаю.
– Чего ты боишься, Ларри?
– Я немного нервничаю.
– ТЫ – ИСПУГАННЫЙ ГОВНЮК, посмотри на Джерома. Он испуган?
– …Нет. Кажется, он в порядке.
– Ты испуган, Джером?
– Я не думаю.
– Почему ты не испуган, Джером?
– Я не знаю. Мне кажется, бояться нечего.
– Разве он глуп, Марси? Разве он глуп, что не боится?
– Нет.
– Он улыбается?
– Нет.
– А ты улыбаешься?
Марсия, по-прежнему сохраняя застывшую улыбку, хмурится, плачет и улыбается одновременно.
– Вероятно, то есть да.
– Хорошо, я хочу, чтобы ты встала на место и смотрела на кого-нибудь в первом ряду. Я хочу, чтобы ты сконцентрировалась на переживании своей улыбки. Ощути мышцы лица, губ, рта. Полностью переживи свою улыбку. Если она останется, пусть останется. Если исчезнет, пусть исчезнет.
Марси встает на место. Через несколько минут восемь каменнолицых ассистентов проходят по боковому проходу, поднимаются на платформу и становятся нос к носу с восемью учениками. В их числе хорошенькая блондинка в прозрачной блузке и с холодным лицом. Одна из тех, кого выбрали ассистенты. Через пять минут ее холодное лицо залито слезами. Представительный мужчина, который раньше смотрел в пол, начинает шумно и тяжело дышать, но все-таки смотрит в глаза. Через десять минут, в течение которых тренер с руганью приказывает всем по очереди прекратить свои действия и просто быть, ассистенты уходят, и первым двадцати пяти ученикам разрешают сесть на свои места.
Следующая группа не так драматически перепугана, как первая, но и в этой группе один мужчина начинает плакать. Женщина из четвертой группы падает в обморок. Ассистент, стоящий позади нее, очевидно, готов к таким происшествиям. Он подхватывает ее и опускает на платформу, после чего снова стоит, как робот. Дон подходит к женщине и говорит абсолютно нейтральным голосом:
– Посмотрите на нее. Она готова на все, даже упасть в обморок, только бы не быть с нами. Встань, Элания.
Тебе инструкция – встать и быть с другими учениками.
Нам не нужны твои дамские штучки. Встань.
Элания, женщина средних лет в пурпурном брючном костюме, гротескно лежит на спине в центре платформы. Дюжина учеников стоит по обеим сторонам.
Приходят ассистенты, работают с учениками и снова уходят, перешагивая через распростертое тело Элании.
Выходит пятая группа. Элания все еще лежит. Тренер продолжает увещевать учеников просто быть. Кажется, что он вообще забыл об Элании. Даже ученики перестают ее замечать.
Когда шестая группа уже готова уйти, тренер подходит к Элании и что-то шепчет ей на ухо. Через минуту он отпускает шестую группу и говорит:
– Элания, это твой последний шанс. Я хочу, чтобы ты встала.
Элания стонет, переворачивается на живот, встает на колени и поднимается. Она изумленно смотрит на аудиторию.
– Прекрасно, можете вернуться на свои места.
Все уходят, включая Эланию.
Когда процесс «опасности» закончен, ученик Ричард спрашивает у Дона, что он такое шепнул Элании, что та сразу очнулась.
– Я не сказал ей «истины», – говорит Дон, – я не рассуждал. Я просто сказал нечто, что, я был уверен, сработает. Элания? Ты хочешь поделиться тем, что я тебе шепнул?
Тишина и очень тихое «нет».
– Вот видишь, Ричард, Элания не хочет поделиться тем, что я ей шепнул. То, что она слышала, что я шепнул, показывает, что ее обморок был притворством. Я не хочу сказать, что она не падала в обморок. Я хочу сказать, что она могла прекратить его в любой момент после того, как упала. Она это знала, и я это знал. Поэтому я шепнул ей кое-что, после чего она решила, что продолжать лежать не стоит.
– Так что же ты шепнул? – спрашивает Ричард.
– Элания сама расскажет через неделю, – ласково говорит тренер.
* * *
Последний процесс дня. Мы все лежим на полу с закрытыми глазами. Мы размещаем пространства, расслабляемся и играем на пляжах. Новая инструкция – теперь мы все актеры и актрисы и изображаем страх. Мы боимся тех, кто лежит рядом с нами.
Мы немного переигрываем (но такова уж инструкция) и слегка стонем. Теперь нам велят распространить страх на соседей со всех четырех сторон – они опасны и страшны. Крики «нет!», «нет!» Все в зале хотят убить нас…
Целый город – наш враг и наполняет нас страхом… Вся земля против нас, все враги, все пугают нас. Медленное постепенное нагнетание приводит к тому, что весь зал корчится, стонет, охает, кричит, плачет. Некоторые действия наигранны, а некоторые очень реальны.
В апофеозе драматизированного страха тренер слегка успокаивает нас, чтобы его голос был слышен через шум.
– Тебе бы надо знать, – говорит он, – что человек, которого ты боишься и который лежит рядом, смертельно боится тебя. Удивительная правда состоит в том, что каждый, кто кричит и корчится в этом зале, смертельно боится тебя (слышен смех). И, как ты, конечно, понял, каждый человек на планете, которого ты боишься, смертельно боится тебя. Они все боятся тебя, все, они всегда боялись и всегда будут бояться. Люди, на которых ты никогда не осмеливался смотреть в лифте, боятся смотреть на тебя. (Смех) Люди, с которыми ты боишься встретиться глазами на улице, охуели от страха перед тобой.
Твой босс боится тебя, как черта. Швейцары, официанты, чиновники, полисмены, да, да, и полисмены – все боятся тебя.
Поэтому я хочу, чтобы ты был осторожен, когда выйдешь сегодня на улицу. Если ты случайно скажешь «бу!» лифтеру, он, вероятно, упадет в обморок. И будь помягче со своим боссом. Помни, что он боится тебя.
Помни также, что каждый, кого ты встретишь, боится тебя точно так же, как ты, жопа, боялся его. Все это похоже на жестокую шутку какого-нибудь сумасшедшего механика, который смастерил четыре миллиарда роботов и запрограммировал их смертельно бояться друг друга…
Первая половина тренинга окончена. Ученики вырываются на улицы города, как орды Чингисхана, взглядами убивая мужчин и насилуя женщин. Во всяком случае они так бесстрашны, как только могут быть бесстрашны роботы, запрограммированные бояться.
День третий: кто меня испачкал?
Я заперт в клетке, которую построил Сам.
Схвачен стражниками, которых создаю Каждый день.
Осужден судьями, сидящими Во мне.
Приволочен в камеру Собственными руками.
Я и тюрьма, и тюремщик.
Я узник.
Сам себя запер Внутри себя.
В кругу себя, который называю Собой.
В кругах кругов Только моих.
Мы встретили Создателя, и он – это Мы.
* * *
– Случилось нечто потрясающее… потрясающее. Я в первый раз решила поделиться, первый раз в жизни говорю в микрофон, потому что я… заикаюсь. То есть я заикалась, я заикалась семнадцать лет, с восьми лет.
В действительности… Я теперь вижу, что в действительности – это был мой способ жить. Это определяло всю мою жизнь. Люди должны были слушать меня, как будто я говорю что-то важное. Ну а теперь – я не заикаюсь.
В прошлое воскресенье я прикоснулась к своему барьеру – заиканию – и тем чувствам, которые бывают у меня, когда я начинаю говорить. Я вошла прямо в эти чувства, и когда Дон попросил вернуться к ранним событиям, ассоциирующимся с заиканием, я внезапно увидела, что мне четыре года. Я лежу на земле. Я знаю, что
меня сбила машина, и слышу, как чей-то голос – это могла быть моя мать – повторяет: «Ничего не говори! Ничего не говори!»
Я не пережила удар машины, я только видела, как лежу на дороге. Моя левая нога болела, я чувствовала гравий под спиной и слышала голос. Я не знаю, какое отношение имеет это все к заиканию. По рассказам моей матери, я не заикалась до семи или восьми лет.
Когда после тренинга я искала такси, я заметила женщину, которая тоже ехала на Северо-Запад. Я подошла к ней и сказала: «Эй, давайте поедем вместе». Она ответила: «Конечно».
Когда мы уже ехали, я вдруг осознала, что не заикаюсь. И это невероятно – я с тех пор не заикаюсь (неожиданно аудитория прерывает Лоретту долгими аплодисментами).
Еще одно, – продолжает Лоретта, когда аплодисменты стихают. Ее лицо сияет от удовольствия. – Все эти три дня я жду, что кто-нибудь, кто меня давно знает, скажет:
«Перестань, Лоретта, не делай вид, что ты не заикаешься».
(Аплодисменты.)
