Радханатха Свами - Путешествие домой
Я был не в силах вынести его взгляд и потому уставился на стакан чая, стоявший на столе. Там не было ни молока, ни сливок, лишь кубик сахара медленно таял на дне.
Схватив меня за подбородок, мой собеседник заставил меня смотреть ему прямо в глаза Мне захотелось исчезнуть и раствориться, как этот кубик сахара. Незнакомец опять ткнул мне пальцем в лицо и прорычал: «Алла-а-ах!»
Очевидно, что в моих интересах было удовлетворить желание этого незнакомца, поэтому я с глубоким почтением пробормотал: «Аллах».
Но моего собеседника буквально затрясло от бешенства. Он посмотрел на меня так, словно хотел своим пронзительным взглядом сжечь меня дотла. Не в силах больше терпеть, он с размаху ударил кулаком по столу: «Нет! Алла-а-ах!» Стаканы попадали на пол, и вокруг нас стали собираться люди. Незнакомец еще больше повысил голос: «Нет! Алла-а-ах!» — и снова ткнул мне в лицо пальцем.
На этот раз я крикнул «Аллах» гораздо громче.
Но незнакомцу этого показалось недостаточно. Он уже дошел до безумия, а я, наоборот, окаменел от ужаса. Мужчина опять грохнул кулаком по столу и в четвертый раз проревел во всю мощь своих легких: «Нет! Алла-а-ах!» При этом посетители чайханы посмотрели на меня так, будто поймали меня за осквернением их святыни. Ткнув могучим пальцем мне в грудь, он придвинул меня к стене вместе со стулом и грозно потребовал, чтобы я произнес имя Господа с таким же рвением, как и он.
Уже в который раз за свое путешествие я отчетливо ощутил, что ангел смерти простер над моей головой свои крылья. Что мне еще оставалось, как не взмолиться Всемогущему Аллаху о спасении? Я встал, воздел руки и от всего сердца крикнул: «Алла-а-а-ах!»
Наступила тишина. Незнакомец долго смотрел мне в глаза, а потом, одобрительно кивнув, вышел из чайханы. Все вернулись за свои столики, а я, потрясенный, опустился на стул и некоторое время приходил в себя. Так мне еще никто не проповедовал.
8
Когда я выздоровел, мы с Рэмси и Джеффом продолжили свое путешествие на восток. В те времена существовала целая субкультура путешественников, странствующих по миру без гроша в кармане. Большинство из них были обычными искателями приключений, но встречались и те, кто пустился в путь в поисках смысла жизни. Таких людей можно было встретить в самых неожиданных местах. В Эрзеруме Рэмси и Джефф натолкнулись на нескольких таких путешественников, которые уже до этого уговорили водителя автобуса бесплатно довезти их до Тегерана. Мы решили составить им компанию. Одна половина салона автобуса была занята грузом, а в другой оставалось предостаточно места для нескольких пассажиров. Так в обществе собратьев-путешественников мы пересекли турецкую границу и оказались в Иране.
В величественном здании иммиграционного контроля висела фотография шаха размером во всю стену. Но еще более внушительно выглядело написанное крупным шрифтом предупреждение Государственного департамента США о том, что, согласно иранским законам, хранение, транспортировка и сбыт гашиша и опиатов карается смертной казнью. В случае ареста иранскими властями американского гражданина Госдеп был бессилен что-либо сделать.
Водитель задержался, оформляя документы, а мы вернулись в автобус. Был вечер. Вскоре вокруг автобуса поглазеть через окна на иностранцев собралась целая толпа ребятишек. Несмотря на потрепанную одежду, дети были очень красивы. Любуясь ими, я улыбнулся мальчику лет четырех. В ответ он бросил на меня взгляд, исполненный такой лютой ненависти, что у меня перехватило дыхание. Неужели ребенок способен так ненавидеть?
Потом этот взгляд еще долго преследовал меня по ночам. Как страшно видеть такую податливость ребенка! Влияние семьи или стечение обстоятельств может запрограммировать его на любовь, страх или ненависть еще до того, как он научится что-либо понимать.
Мы прибыли в древний город Тебриз. Пока я в одиночестве бродил по улицам, дожидаясь отправления автобуса, меня пригласила в гости одна доброжелательная семья. Эти люди жили в небольшом кирпичном домике, в котором было всего две комнаты. Все женщины в этой семье уже несколько лет кропотливо ткали вручную большой персидский ковер. Сидя на полу своего небогатого жилища, мать и дочери терпеливо создавали неповторимое произведение искусства. Замысловатые узоры ковра состояли из множества завязанных вручную узелков. Их количество на один квадратный сантиметр исчислялось сотнями. Шерстяные нити, покрашенные натуральными красителями, сияли и переливались неповторимыми цветами. Красный и синий, зеленый и оранжевый, желтый, белый и фиолетовый — это лишь малая часть того многоцветья нитей, из которых женщины прилежно ткали узоры ковра.
Хозяева дома были так добродушны и гостеприимны, что я сразу почувствовал себя членом их семьи. Они не знали ни слова по-английски, но это не было помехой. Собравшись ужинать, мужчины устроились на полу и пригласили меня сесть рядом. Перед трапезой, состоявшей из лепешек и чая, они прочитали красивую благодарственную молитву. В разгар ужина в комнату, гордо улыбаясь, вошел десятилетний сын хозяев. Он нес в пригоршне приятный сюрприз — финики, собранные с растущего во дворе дерева. Подойдя ко мне, он положил роскошные финики прямо мне в тарелку. Все засмеялись и принялись поздравлять меня.
Пять раз в день члены семьи оставляли все свои дела, чтобы вознести молитвы Аллаху и священному городу Мекке. Меня глубоко тронуло их смирение и непоказная преданность Богу. Я был благодарен Господу за встречу с такими замечательными людьми и благодарен этим людям за их доброту ко мне — случайному страннику.
Наш автобус продолжил путь, пролегавший по овеянной тайнами древней земле Ирана. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась ровная бесплодная пустыня. Можно было проехать несколько часов кряду, и так и не увидеть ни одного признака жизни. Иногда вдалеке можно было видеть песчаные холмы или аулы, состоявшие из маленьких глинобитных хижин. Избегая дневной жары, мы ехали, в основном, ночью. Одна из таких ночей выпала на новолуние. Огромное безлунное небо вплоть до горизонта было усыпано мириадами звезд. Завороженные этим зрелищем, мы прильнули к окнам. Мои попутчики попросили меня сыграть на гармонике, и я, не сводя глаз с простершегося над нами океана звезд, неожиданно для себя заиграл о своем искреннем стремлении к Богу. В эту мелодию я вложил все свое сердце. Никто не проронил ни слова, пока звучала моя печальная песнь, а когда я закончил играть, салон автобуса огласился восторженными возгласами. Оглядевшись, я увидел, что глаза моих друзей мокры от слез. Джефф с улыбкой потрепал меня по плечу, перегнувшись с заднего сиденья, а сидевший напротив Рэмси в знак одобрения показал большой палец. Я смутился. Понимая, что на самом деле я толком не умею играть на гармонике, я мысленно поблагодарил Бога и Джимми-Медведя из далекой Опа-Локи.
Пока мы ехали по пустыням Ирана, меня вдруг охватило беспокойство за отца и мать. Я должен был вернуться домой еще несколько недель назад, но после Афин даже не удосужился отправить родителям письмо. Наверняка они очень переживали за меня. Почему я не написал им? Честно говоря, я просто не знал, что писать. Где взять такие слова, чтобы, не разбив им сердце, объяснить свое решение отправиться автостопом в Индию? Но что еще мне оставалось? Духовные поиски стали для меня единственным смыслом жизни. Отказавшись от них, я потерял бы себя.
Отец и мать без остатка посвятили себя нам, своим детям. И отец, и мать происходили из небогатых еврейских семей. Их предки, спасаясь от гонений за веру, эмигрировали в Америку из Литвы, Румынии, России и Польши. Насколько нам было известно, все наши родственники, оставшиеся там, позже погибли от рук нацистов.
У моей матери было тяжелое детство. Она рано потеряла отца, а ее старшая сестра вскоре после этого ночью подверглась нападению на пустынной улице. Травма от этого нападения осталась у нее на всю жизнь. В подростковом возрасте матери пришлось устроиться на работу, чтобы прокормить двух сестер и больную мать. При этом она оставалась жизнерадостной и благодарила Бога за все, что Он посылал ей. Позже она вышла замуж и целиком посвятила себя служению мужу и детям. Но даже после замужества она не забывала своих родных и, экономя на всем, на чем только можно, регулярно высылала им деньги.
Растя троих сыновей, мать умудрялась при этом одна, без посторонней помощи, вести домашнее хозяйство. Она сама наводила порядок в доме, сама стирала и гладила белье, ходила за покупками и каждый вечер готовила праздничный ужин для всей семьи. Мать была стройной, веселой и сильной женщиной с безукоризненным вкусом. Родители всех моих друзей восхищались ее красотой и изяществом.
Ее желание служить другим не ограничивалось рамками семьи. Сколько я себя помню, мать всегда вызывалась помогать разным благотворительным организациям и с особым удовольствием выступала на благотворительных танцевальных вечерах. Нам с братьями приходилось быть все время начеку, чтобы мать по доброте душевной не отдала наши игрушки или одежду нуждающимся. Воспитывая нас, она все время подчеркивала важность такой добродетели, как благодарность. И когда я обедал у своих друзей, она неизменно спрашивала, поблагодарил ли я их родителей. Для нее было очень важно, чтобы я благодарил всех, кто оказал мне хоть какую-то услугу. Больше всего ее сердили в нас любые проявления неблагодарности. Она очень боялась избаловать нас и потому никогда не потакала нашим капризам. Всякий раз, когда мы получали подарки, мать напоминала: «Дорог не подарок, а внимание». И это были не просто слова: она сама одинаково радовалась как подаренным ей дорогим украшениям, так и простому цветку, и объясняла, что источник счастья заключен не в самом подарке, а в любви, с которой его преподнесли.
