Бхагаван Раджниш - Книги, которые я любил
Санайи только заявляет, ничего не доказывая. Он просто говорит: это так. А если вы спросите: «А почему?» — он крикнет в ответ: «Заткнись! Никаких ″почему″!»
Вы не спрашиваете розу: «Почему?»
Вы не спросите снег — «Почему?.»
Не спросите звёзды…
Так почему вы спрашиваете таких людей, как Санайи, — которые просто знают, как есть, и больше им ничего не надо!? Тут нет доказательств. Это реальность.
Я люблю Санайи; я не забыл о нём. Я не собирался упоминать о нём — я хотел сохранить его для себя, просто оставить его в своём сердце. Но в постскриптуме вы должны раздать даже своё сердце.
Мой отец таким образом писал письма ко мне. Письма были очень короткие — не было особенно о чём писать, — а потом он писал постскриптум. Меня каждый раз удивляло, сколько он мог упустить в письме и сколько значимого мог сказать в постскриптуме. И постскриптума не было достаточно. После P.S. могло следовать P.P.S. Я думал: «Мой Бог, что он ещё забыл?» И это было по-настоящему прекрасно, то, что не напишешь просто в письмах. P.S. — это более интимное явление, а P.P.S. — ещё более.
Моего отца больше нет, но я вспоминаю его в иные моменты, когда вдруг я замечаю, что веду себя, точно как он. Когда я вижу его фото — я знаю, что если Господь позволит и я доживу до семидесяти пяти, я буду выглядеть так же, как он. И это замечательно — чувствовать, что я не предам его, что я буду представлять его до самого последнего своего вздоха.
Дэварадж — нет, я не перепутал: Дэварадж, а не Дэвагит. Я имею ввиду Дэвараджа. Моё тело функционирует так же, как и у моего отца, когда он болел. Я горд этим. Мой отец страдал астмой, и когда я страдаю от астмы, я знаю, что моё тело следует за моим отцом, включая все ошибки и несправности. Он был диабетиком, я тоже. Он любил говорить, и я всю свою жизнь только и делал, что говорил. Во всех смыслах я был его сыном.
Он был великим отцом — не потому, что он был моим отцом, но потому что этот отец коснулся ног своего сына и стал его учеником. Это его величие. Никогда такого не случалось прежде, и я думаю, вряд ли это случиться опять на этой прогнившей Земле. Это кажется невозможным. Отец, становящийся учеником собственного сына? Отец Будды колебался… мой отец не колебался ни секунды.
Теперь это было бы легко — отцу Будды стать его учеником, так как Будда теперь был бы тем, чего ждут так называемые религии, святым. Очень сложно для любого стать санньясином такого человека, как я. Я не святой ни по каким из принятых критериев, и мне нравиться это, потому что я не потерпел бы быть катологизированным. Я бы отвернулся и от рая, если бы увидел там этих так называемых святых. Я видел их много на этой земле. Я не святой. Я совершенно другой человек — то, что я называю Зорба-Будда.
И, зная всю мою дурную славу, знаю то, как меня осуждают во всех официальных институциях, — он стал моим санньясином. Это огромная храбрость. Даже я был удивлён, когда он впервые коснулся моих ног. Я плакал — в моей комнате, конечно, — никто не мог видеть. Я до сих пор чувствую эти слёзы. Когда он просил об инициации, я не верил ему… В тот момент я просто молчал. Я не мог сказать да или нет, я был просто молчалив, шокирован, поражён. Да, вы правы в своём языке, когда говорите: ″взят неожиданностью[6]″ — и взят так сильно!
Какой был номер? Не ты, Ашу. Ты ведь настолько вне чисел. Позвольте мне задержаться немного больше на числах.
″Следующий номер четыре, Ошо″.
Следующий — четыре, хорошо. Ты очень умён. Ты не сказал ″три″, ты сказал: «Следующий номер четыре». Ты знаешь, что не обманешь меня. Ты прекрасно знаешь, что если ты скажешь ″три″, я начну считать дальше с трёх. Что ж, иногда я позволяю моим ученикам идти их собственным путём.
Четыре: четвёртое имя Дионисий. Я говорил о его утверждениях, которые лишь часть из записанного его учениками, но я говорил о нём просто чтобы сделать его известным миру, — люди, подобные Дионисию, не должны быть забыты. Они настоящие люди.
Настоящих людей можно пересчитать по пальцам. Настоящий человек, с которым вы сталикваетесь, он не только вне вас, как объект, он более сама ваша субъективность. Дионисий принадлежал великому сообществу будд. Я снова ссылаюсь на несколько его утверждений — я не могу назвать это книгой; книга должна быть чем-то больше, чем несколько фрагментов.
Пять… Я приближаюсь к одному из самых странных моментов в этой серии. Книга называется «У ног Мастера». Имя автора — Джидду Кришнамурти, хотя сам Кришнармурти говорит, что он и не помнит, когда писал эту книгу. Она была написана давно, очень давно, ещё когда ему было между девятью и десятью годами. Как он может помнить всё, что было тогда, когда книга была издана? Но это великая работа.
Я хочу открыть миру впервые, кто яляется настоящим автором этого: Анни Безант! Анни Безант написала книгу, не Кришнамурти. Тогда почему она не называет это собственной работой? Этому есть причина. Она хотела, чтобы Кришнармурти был известен миру как мастер. Это была просто материнская амбиция. Она вознесла Кришнамурти, и она любила его, как любая мать любит своё дитя. Её единственным желанием в её преклонном возрасте было чтобы Кришнамурти стал мировым учителем, джагатгуру. Но как может Кришнамурти быть назван мировым учителем, если ему нечего сказать миру? В этой книге, «У ног Мастера», она пыталась выполнить данное требование.
Кришнамурти не автор книги. Он сам говорит, что даже не помнит, что писал её. Он искренний человек, правдивый и и честный, но книга всё равно была опубликована и продавалась под его именем. Ему нужно было помешать этому. Нужно было сообщить издателям книги о том, что он не является автором. Если они хотят опубликовать её, пусть публикуют анонимно. Но он не сделал этого. Вот что даёт мне возможность сказать, что он только девятая карта из Десяти Дзэнских Карт, Карт Укрощения Быка Дзэн. Он не мог отказаться от этого; он просто говорит, что не может вспомнить. Оставь это! Скажи, что это не твоя работа…
Но книга красива. Фактически, каждый мог бы гордиться её написанием. Те, кто хотят идти по пути и быть в согласии с мастером, должны изучить «У ног Мастера». Я сказал «изучить», не прочитать — потому что кто-то читает белллетристику, кто-то — спиритуалистические выдумки, вроде Лобсанга Рампы и его десятков книг, или книги других фиктивных авторов. Их так много сейчас, потому что есть спрос, это рынок. Любой сейчас может быть мастером…
Баба Фриджон… Я смеюсь. Какой упадок! Даже Фриджон, который не изменил себя, а только имя… Он больше не называет себя ″бабаґ″. Он называл себя ″баба″, потому что он был учеником Баба Муктананды. В Индии, из любви к мастеру, называют его баба, вот и он стал называть себя ″бабаґ″. Но потом, понимая, что это было только подражание, он оставил это. Сейчас он называет себя Дада Фриджон. Это одно и тоже; дада или баба — одинаковая бессмыслица. Но эти люди везде вокруг. Остерегайтесь их. Разве что вы сами чисты, тогда вам не надо бояться попасть в чью-то сеть.
Шестое место за другим суфийским мистиком, Джунаидом, мастером аль-Хилладжа Мансура… Аль-Хилладж стал известен миру из-за своего убийства — Джуннаид же ушёл в тень. Но несколько сентенций, утверждений Джуннаида, которые выжили и сохранились до наших дней, — они действительно значительны. И действительно велики. Иначе, как он мог произвести такого ученика, как аль-Хиллджа Мансур? Всего несколько историй, открывков, рассказов — одни незаконченности. Это образ поведения всех мистиков: они даже не беспокояться о том, чтобы соединить всё это в целое. Они не делают гирлянд из цветов, а просто нагромождают их… Для вас — вам выбирать, что делать с этим.
Джуннаид сказал аль-Хилладжу Мансуру: «Всё, что тебе известно, — это оставь себе. Не кричи своё ″А’нал хак!″ так громко. Когда говоришь это, говори так, чтобы никто не мог услышать..»
Все они был несправделивы к Джуннаиду. Они думали, что он немного испуган. Это не так. Легко знать истину, легко провозглашать её; намного труднее хранить её в своём сердце непровозглашённой, непроизнесённой. Дайте дорогу тем, кто хочет привести вас к благости вашего бытия, к вашей внутренней тишине..
Седьмая книга — человека, которого полюбил бы Джуннаид, Мейер Баба. Он тридцать лет провёл в молчании. Никто не был молчалив так долго. Махавира был в молчании двенадцать лет — это было записано. Мейер Баба побил все рекорды — тридцать лет молчания! Он делал жесты — как я, когда я говорю, — потому что есть несколько вещей, которые можно объяснить только с помощью жестов. Мейер Баба оставил слова, но он не не оставил жесты. Нам повезло, что он не оставил также и жесты. Те близкие его ученики, которые жили с ним, записали сказанное им при помощи жестов, — и книга, которая получилась таким образом, имела самое странное название, какое только может быть. Название книги — «Бог говорит».
