Бонни Шауб - Тропою Данте
Путешествуя дальше через ад, мы увидим полный спектр способов, которыми пытаемся получить власть: от примитивного использования гнева как защиты от боли и обиды, до умышленной жестокости, через которую настоящее зло ищет божественной власти над жизнью и смертью. Нетрудно понять, что вы не сможете отождествить свое поведение с этими моделями, поскольку большинство из нас никогда не связывает свои размышления, намерения или действия с целью причинить подобные страдания. Мы можем фантазировать о чем-то подобном, но наша принадлежность к миру живых не позволяет нам причинять вред другой жизни.
Поскольку вы не ассоциируете себя с этими эмоциями и поступками, вы можете не сразу понять, зачем их наблюдать. Однако эти круги ада имеют к вам отношение самим фактом своего существования, вызывающим беспокойство и огорчение. Количество умышленной жестокости в человеческом мире — тяжкий груз, который давит на всех нас. И поэтому, если мы не обратим взор к жестокости как части нашего духовного путешествия, наша духовность не будет обладать достаточной силой и значимостью. То, о чем мы рассказываем в этой книге, должно поддержать вас перед лицом жестокости, так же, как это поддерживает вас в свете озарения.
Гневливые
Ниже, в следующем круге, наши духовные путешественники встречают болото, называемое «Стикс». Это область гневливых. Мы подробно останавливаемся на месте действия, поскольку оно очень точно иллюстрирует последствия гнева.
Странник описывает
Людей, погрязших в омуте реки;
Была свирепа их толпа нагая.
Они дрались, не только в две руки,
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки.[25]
Это явно гневливые, но Вергилий говорит Страннику, что под илом находятся те, кто гневается угрюмо и с затаенной обидой. Они утоплены так же, как их гнев был утоплен в жизни, и их непрестанные вздохи поднимаются пузырьками на поверхность.
Странник и Вергилий обходят гневливые души и продолжают свой путь дальше по топкой трясине. Они вроде бы уходят от гневливых, но внезапно еще одна душа поднимается и встает на их пути. Эта встреча показывает неотвратимое свойство гнева: он обладает энергией, которая засасывает нас. Странник, который в целом сочувствовал душам в кругах равнодушия, пристрастия и алчности, теперь, замешкавшись в круге гнева, сам впадает в гнев. Даже Вергилий, опытный наблюдатель и проводник, не избежал воздействия этой сферы.
Глядя на дух, поднимающийся над болотом, Странник взывает:
А сам ты кто, так гнусно безобразный?
«Я тот, кто плачет», — отвечает дух. И Странник, не в силах сдержать гнев, кричит в ответ:
…Плачь, сетуй в топи невылазной,
Проклятый дух, пей вечную волну!
Ты мне знаком, такой вот даже грязный.
Дух хватается за их челн, но Вергилий, теперь уже сам в гневе, отталкивает его и поздравляет Странника с тем, что тот был столь зол. Он обнимает его с поцелуем, говоря, что мать Странника могла бы гордиться подобным приступом возмущения.
Странник, все еще охваченный гневом, отвечает Вергилию, что он с огромным удовольствием еще разок посмотрел бы, как эта душа погружается глубоко в илистое болото. И Вергилий заверяет, что его желание исполнится, поскольку это достойное требование. Отплывая на челне, они видят, как на душу набрасываются другие обитатели болота, и она затевает драку сама с собой.
Урок Данте очевиден: гнев заразен. В последнее время мы видели целые общества, потонувшие в гневе и междоусобицах. И, несмотря на свою разрушительность, гнев соблазнителен. В таком случае над ним не властен даже наш хладнокровный, разумный проводник Вергилий.
Гнев — вторичная эмоция; он возникает как защита в ответ на причиненную вам боль. Например, вы активно выступаете на совещании, а ваш руководитель словно игнорирует ваши соображения. Вы чувствуете, что вами пренебрегают, или даже осуждают вас, и внезапно ощущаете в себе растущую энергию. Это и есть гнев. Он может вылиться в словесный отпор или во враждебную позу, но, возможно, вам удастся успешно подавить его до того, как он найдет выражение. Эта борьба знакома каждому. Это естественно. Но некоторые из нас хотят испытывать гнев: мы хотим воспользоваться его силой. Мы хотим добиться своего, запугивая других. Мы хотим, чтобы другие знали: если они станут пренебрегают нами, то узнают силу нашего гнева.
Та же движущая сила имеет место и в некоторых браках. Очень часто мужчины — но также и некоторые женщины — пользуются гневом, чтобы привлечь внимание членов семьи. Одна пациентка рассказывала, что ее муж ведет себя так, словно получает настоящее удовольствие, впадая в ярость. Он как будто погружается в собственный экстатический мир, его взгляд становится бессмысленным, голос крикливым, слова грубыми и обидными.
С другой стороны, подавленный гнев кипит подспудно, в гнетущей обиде — это гнев, который, например, побуждает людей объявлять супругу или супруге «бойкот». Такой гнев мы обнаружили в Майкле, пациенте, который пришел к нам лечиться через несколько месяцев после обширного инфаркта. Это был пятидесятипятилетний ветеран Вьетнамской войны, который принес на первый терапевтический сеанс свою обиду, кипевшую тридцать лет. Он был зол на своего начальника, на бывшую жену, на армию, правительство, на водителя едущей впереди машины, на медлительность продавца в гастрономе, и так далее и тому подобное: он гневался на жизнь.
Во время войны Майкл провел месяцы под обстрелами. Ежедневно мимо него проносили мертвых и раненых однополчан. Он чувствовал беззащитность и страх каждой клеткой тела, и, вернувшись в Америку, хотел лишь одного — чтобы его оставили в покое. Он замкнулся в молчании и общался только с другими ветеранами, которым доверял, поскольку делил с ними общие переживания.
Всякий раз, когда мы сталкиваемся с человеком в столь отчаянном и раздраженном состоянии, мы понимаем, что это не вся правда о нем. Мы понимаем: было что-то, поддерживавшее его и дававшее ему силы жить, несмотря на остроту боли. То, что Майкл пришел за помощью, свидетельствовало о том, что он искал способ укрепиться в своем намерении жить.
Существует особая образная медитация, которую мы используем, чтобы помочь нашим пациентам и ученикам связаться с источником их цели и смысла жизни. Нам показалось, что она будет полезна Майклу. Попробуйте выполнить это упражнение и понаблюдайте, какого рода самопонимание появится у вас.
Время осмысления
1. Расположитесь поудобнее… Доверьтесь креслу…
2. Сосредоточьтесь на своем дыхании…
3. Теперь позвольте дыханию дышать самостоятельно и просто наблюдайте за ним…
4. Теперь позвольте своему восприятию войти в ваш разум… и в память… и пусть к вам вернется время, когда вы чувствовали полноту и смысл вашей жизни… во всех подробностях…
5. А теперь начинайте осознавать сущность того периода… Что было главным для вас? Не торопитесь…
«Время осмысления» наступило для Майкла, когда один из приятелей по Вьетнаму пригласил его понырять с аквалангом. Сперва они погружались в воду недалеко от Виргинских островов среди кристально чистых коралловых рифов, ярких и прекрасных, кишащих цветастыми косяками рыб. Им обоим там не понравилось. Майкл сказал, что не чувствовал себя там в безопасности. Он был словно голый. Он ощущал, что необходимо постоянно быть готовым к потенциальной опасности, и боялся, что красота и покой этих вод убаюкают его до полного благодушия. Кроме того, ему было трудно поверить в красоту, потому что он столь сурово столкнулся с жестокостью мира. Красота воспринималась как иллюзия, жестокость была реальностью.
Однако тишина во время погружения с аквалангом успокаивала, поэтому они с приятелем стали искать другие места для дайвинга. Кто-то рассказал им о поисках останков затонувших кораблей, и эта идея им понравилась. В первый раз они погружались в глубокие, темные воды у побережья штата Массачусетс. Майкл почувствовал максимальную полноту жизни в тот момент, когда стал погружаться все глубже и глубже, в полный мрак. Единственным звуком был звук его дыхания. Он понимал, что жив, потому что слышал свое дыхание. Погружаясь во мрак, он был насторожен и полностью сосредоточен на дыхании.
Погружение завершалось медленным всплытием ко все увеличивающейся яркости пронизанного солнцем слоя океана. Он описывал глубокое волнение, которое испытывал в конце этих погружений. Они были «реальными», поскольку давали ощущение причастности к хрупкости жизни. Не было никаких ложных надежд и иллюзий. Каждый раз, опускаясь, он не был уверен, что вернется. Для него в этом и состояла правда жизни.
