Дмитрий Верищагин - Мудрость, часть 1
При этом эти вот социально значимые критерии, как правило, ошибочны — ведь учиться на одни пятерки вовсе не значит быть лучшим по всем параметрам — среди людей вообще нет «лучших» и «худших», это порочная система оценки; собачка тоже для любящего хозяина лучшая в мире вовсе не потому, что она где-то там победила, а просто потому, что вот она такая любимая и единственная, пусть даже и беспородная дворняжка. А потому все эти социальные игры в "лучше — хуже" бессмысленны.
Но тем не менее как только ребенок принял вот эту социальную игру, это означает, что он готов вступать во взрослый мир.
Так чем же отличается этот взрослый мир от мира ребенка?
Тем, что взрослый человек уже имеет некую возможность выбора (пусть даже и иллюзорную) — из многих социальных инструкций он выбирает те, которые ему больше нравятся, то есть те, которые позволяют достигать эмоционально значимых для него целей. И вот человек определяет, какую социальную инструкцию он примет к выполнению, чтобы двинуться в нужном направлении. (Мы-то с вами прекрасно знаем, что истинной свободой здесь и не пахнет вследствие влияния энергоинформационных паразитов, ведь это они на самом деле побуждают человека сделать тот или иной выбор, так что жизнь человека похожа на игру в конструктор «Лего», где, казалось бы, множество вариантов для созидания — но все же это количество вариантов ограничено и заранее предопределено.) Но все же человек может выбрать какой-то путь — станет он пожарником, или доктором, или безмозглой Барби, купит машину или велосипед, заведет семью или останется холостым…
В этом отношении отличие ясно: у ребенка есть только данность социальных инструкций и непреложный набор их, определяемый взрослыми. У ребенка, по сути, нет выбора — выбор сделан до него многими поколениями людей: учись ходить, говорить, читать, писать и считать, иди в детский сад, потом в школу — даже иллюзорной свободы выбора нет, набор инструкций очень жесткий. В распоряжении же взрослого все инструкции мира или, по крайней мере, той культуры, в которой он существует, и он может выбрать среди этих уже проторенных путей наиболее приемлемый для себя, хоть выбор и подправляется энергоинформационными паразитами. У ребенка нет необходимости и нет возможности делать выбор — у взрослого есть и такая возможность, и такая необходимость.
Итак, взрослость — это как минимум возможность выбирать пути.
Но как осуществляется этот выбор? Мы много говорили о том, что этот выбор направляется энергоинформационными паразитами. Но энергоинформационных паразитов много, и путей, по которым они ведут, тоже много. Почему же один человек все же идет по одному пути, а другой — по другому, почему один попадает во власть к одному энергоинформационному паразиту, а другой — к другому? Почему, например, один человек оказывается во власти эгрегора денег, а другой — эгрегора войны? Или возьмем более мягкий вариант, связанный с выбором профессии: один человек отдаст себя во власть эгрегора журналистики, а другой, к примеру, — эгрегора медицины?
Да очень просто: этот выбор связан с личными особенностями человека, с его личной заинтересованностью в том, чтобы встать на тот или иной путь.
Так какая такая личная заинтересованность в том или ином выборе имеется у каждого человека? И что немаловажно — что человек получает, осуществляя тот или иной выбор?
Пойдем по порядку. Сам выбор — это очень интересная штука. От чего он зависит? В наше рациональное время многие считают, что тот или иной выбор большинством людей делается строго по расчету — то есть человек делает свой выбор в зависимости от обстоятельств, в которых он оказался, и делает его таким образом, чтобы достигнуть желательной цели с минимальными затратами.
Да, конечно, бывают и такие случаи — юные девушки стремятся выйти замуж за "нового русского", так как считают, что это обеспечит им хорошую жизнь, выпускники школ поступают учиться на престижные высокооплачиваемые профессии, и так далее. Кстати, поинтересуйтесь при случае, довольны ли своим выбором в дальнейшем те, кто делал его по расчету, получили ли они желанную хорошую жизнь? Чаще всего — нет. Но это — тема другого разговора.
А сейчас мы говорим об обычном среднестатистическом большинстве, которое вовсе не является патологически расчетливым. Заметьте, сколько людей, сетуя на свое печальное материальное положение, тем не менее почему-то не торопятся менять работу на более высокооплачиваемую. Да, они жалуются на жизнь, плачутся, они уверяют, что судьба к ним несправедлива, и постоянно предаются несбыточным мечтам, например таким: "Вот если бы я работал в банке…", или "Конечно, если бы я была не учителем в школе, а устроилась бы в какую-нибудь коммерческую фирму…"
Но вот что интересно: жалуясь на жизнь и произнося подобные речи, эти люди палец о палец не ударят для того, чтобы действительно сменить профессию и тем самым улучшить свое материальное положение! Вот ведь как! Казалось бы, чего проще — иди, трудись в банке, смени профессию учителя на другую…
АН нет! Они даже попыток таких не делают. В сослагательном наклонении выражается желание сменить работу — но фактически этого не делается. Все ограничивается этим сослагательным наклонением, да и оно не выходит за пределы чисто абстрактных теоретических размышлений, из которых не следует никакого действия. И, уверяю вас, не последует никогда.
Но почему? Да потому, что этим людям существующее положение дел на самом деле… нравится. Оно их устраивает, даже если они сами не отдают себе в этом отчета. В глубине подсознания несостоявшийся банкир прекрасно понимает, что никогда не почувствует себя на своем месте в банке. Не понравится смутам, и все! И учительнице, которая сетует на то, что угораздило ее стать педагогом, тоже не понравится ни в каком другом месте, кроме школы. И в глубине души она тоже это прекрасно чувствует. Хотя она будет всем говорить, что жить так нельзя, что эта работа се сжирает живьем, что дети совершенно невозможны, а педагогический коллектив — просто кошмар, но при этом из школы не уйдет. А все потому, что у нее отсутствует эмоциональная заинтересованность в какой-либо другой работе. И у человека, который чисто теоретически завидует тем, кто работает в банке, тоже нет необходимого душевного и эмоционального содержания, чтобы работа в банке стала для него интересной.
Так что же важнее для нашего выбора — сухой расчет или интерес? Однозначно — интерес. Без интереса мы действительно палец о палец не ударим — чего бы это ни касаюсь. Если содержание привлекательной в материальном отношении работы не вызывает интереса, человек лучше будет терпеть скованные материальные условия, чем делать то, что совсем ему неинтересно, что является принципиально "не его" делом.
Получается любопытная вещь: человек, даже сознающий необходимость того или иного шага, практически не способен его предпринять, если этот шаг для него не окрашен никаким интересом, никакими эмоциями!
Если для того, чтобы получить даже что-то действительно необходимое для себя (разумом воспринимаемое как необходимое), предстоит сделать нечто, не обладающее эмоциональной привлекательностью, то человек, скорее всего, этого не сделает! Он даже не начнет движения к этой якобы необходимой цели — не сможет наметить своего пути даже в сознании, если не обнаружит на этом пути эмоциональных «зацепок». А ведь эти эмоциональные значимости у всех разные — для кого-то эмоционально привлекательна известность, популярность, поклонение большого количества людей, а кому-то, напротив, милее тишина, покой, домашний уют. Множество талантливых людей не реализовали себя только потому, что всеобщее внимание и известность для них были эмоционально не привлекательны. Я знал весьма одаренного молодого человека, который почувствовал, что может стать знаменитым певцом, — но тут же задал себе вопрос: "А зачем?" И не нашел на него ответа. Действительно — зачем, когда петь можно и просто так, для себя, для души, для друзей и близких? А слава, поклонники, гастроли — это только морока лишняя, суета нескончаемая. Нет уж, собственный душевный покой дороже…
Мы не будем обсуждать, прав он или нет, что лишил мир возможности лицезреть его талант. Мы сейчас говорим о другом: самые гениальные способности и самые небывалые возможности человека не реализуются, если у него нет эмоционального стимула к их реализации.
Предвижу возражения: ну как же так, скажете вы, ведь на свете сколько угодно людей, которые занимаются совершенно неинтересной для себя работой только для заработка, для выживания семьи… Разве не так?
Да, это так, но обратите внимание: в этом случае человек чаще всего воспринимает свою работу не просто как безразличную или неинтересную — а как неприятную. Он считает, что вынужден ради денег заниматься неприятным для себя делом. Но это не значит, что у него нет эмоциональной заинтересованности в том, чтобы заниматься неприятным делом. Эта эмоциональная заинтересованность, как ни парадоксально, тоже есть, хоть она лежит в другой, не профессиональной сфере: она связана с выживанием и благополучием его семьи. Благополучие семьи воспринимается как вещь, в эмоциональном отношении не просто важная, но приятная, вызывающая положительные эмоции. И эти положительные эмоции от обеспечения благополучия семьи сильнее, чем отрицательные эмоции от неприятной работы. То есть ради большей эмоциональной значимости человек жертвует меньшей, вот и все. В итоге даже неприятная работа приносит положительный — значимый в эмоциональном отношении — результат: благополучие семьи.
