Берт Хеллингер - Порядки помощи
Итак, к чему эти пространные размышления? Они имеют отношение к динамикам, которые в семьях ведут к психозам. Когда мы работаем с клиентами, страдающими психозом, то видно, что в семьях этих клиентов нечто вытеснено, что-то такое, чего не хотят видеть. Часто это нечто опасное. Например, не хотят видеть кого-то, кто совершил убийство, или того, кто сам стал жертвой убийства. И прежде всего жертва не хочет смотреть на убийцу, а убийца — на свою жертву. Оба исключают друг друга из своей души, потому что убийца боится принять в свою душу жертву, а жертва — убийцу. Так часть души жертвы остается с убийцей, а часть души убийцы — с жертвой. Оба таким образом крепко связаны друг с другом и не могут расстаться. Приняв жертву в свою душу, убийца вернет свою, приняв убийцу в свою душу, жертва вернет свою. Так оба станут полными и совершенными[7].
Часто в семьях одному из членов приходится замещать и убийцу, и жертву одновременно. И тогда возможен психоз. Он чувствует себя одновременно и как жертва, и как убийца. Конфликт между обоими и то, что они принадлежат друг другу, но не могут друг друга найти, тяжело переживается душой клиента и приводит его душу в смятение.
В чем же решение? Нужно посмотреть на преступника и на жертву и поставить их друг напротив друга. Затем нужно помочь им принять друг друга в свои души. Если такое удается, убийца и жертва становятся свободными друг от друга, они примирились. Тогда и душа клиента примирится с обоими и станет свободна от них обоих.
Конечно, эти процессы зачастую многослойны, они сложнее, чем я сейчас здесь описал. И все же это образ того, как мы можем работать с подобными случаями и зачастую как мы должны с ними работать.
Итак, кто же в замешательстве? Не только сам клиент, но и вся его семья. Психоз — это нечто такое, что касается всей семьи. Клиент принимает на себя нечто за всю семью целиком. Поэтому мы должны смотреть не только на клиента, мы должны смотреть на всю семью. Уже в силу этого он получит некоторое облегчение.
Медитация: примирениеЗакройте глаза. Теперь идите мысленно к своей семье и посмотрите на всех, кто к ней принадлежит: плохих и хороших, злых и добрых, преступников и жертв, виновных и невиновных. Подойдите к каждому из них и поклонитесь ему. Скажите каждому: «Да, я уважаю тебя и твою судьбу, твое предназначение. Я принимаю тебя в мое сердце таким, как есть. А ты можешь принять меня в свое сердце». Потом все вместе повернитесь в одну сторону — в сторону горизонта и низко поклонитесь. Перед этим горизонтом все равны.
Негодование
Участница: Речь идет о тридцатисемилетней женщине, которая, начиная с детства, на протяжении многих лет подвергалась насилию со стороны своего отца. Это происходило с имплицитного согласия матери, которая не предпринимала ничего, чтобы это предотвратить.
Хеллингер: Хорошо, иди сюда.
Обращаясь к группе: Она может помочь этой женщине? Нет, она не может ей помочь.
Обращаясь к участнице: А знаешь, почему?
Участница: Нет.
Хеллингер: Потому что ты негодуешь. Ты чувствуешь это?
Участница: Да.
Хеллингер (обращаясь к группе): Я снова проведу тест, чтобы вы смогли это проверить.
Хеллингер выбирает заместительницу для клиентки и ставит ее напротив участницы.
Хеллингер медленно подталкивает участницу ближе к клиентке. Та шаг за шагом отходит назад.
Хеллингер (обращаясь к группе): Это же совершенно очевидно.
Хеллингер выбирает заместителя для отца клиентки и ставит его в расстановку. Участницу он ставит за спиной отца.
Участница толкает отца вперед и плачет.
Хеллингер (обращаясь к группе): Эта клиентка ей нужна, чтобы дать выход своей агрессии по отношению к мужчинам. Мы это видели.
Хеллингер просит участницу сесть.
Хеллингер (обращаясь к группе): Попробуем сделать что-нибудь для ее клиентки.
Хеллингер выбирает заместительницу для матери клиентки и ставит ее в расстановку.
Дочь немного поворачивается вправо и медленно идет вперед.
Хеллингер ставит перед дочерью женщину. Дочь подходит к ней и кладет ей голову на грудь. И отец проходит вперед.
Мать совсем отворачивается, еще несколько раз смотрит на другую женщину и своего мужа.
Хеллингер (обращаясь к группе): Что это за ситуация? Та женщина — это прежняя жена или возлюбленная отца. Мать не осмеливается принять своего мужа, а дочь вынуждена замещать прежнюю возлюбленную отца.
Это насилие? Можно это так назвать? Это переплетение.
Обращаясь к заместителям: Спасибо, это все.
Обращаясь к участнице: Как ты теперь себя чувствуешь?
Участница: Хорошо.
Хеллингер: Ты сейчас кое-чему научилась в плане любви к мужчинам.
Смертельная игра
Участница: Речь идет о женщине, которая разорвала все отношения со своей семьей. Когда ей было 19 лет, она сделала аборт. Уже семь лет она лесбиянка.
Хеллингер: И что ты намерена делать?
Участница: Она чувствует себя очень одинокой. Вопрос в том, приняла она это решение самостоятельно или нет.
Хеллингер: Ей нельзя помочь.
Обращаясь к группе: Вы почувствовали силу после того, как я это сказал? Все остальное — игра. Когда терапевт остается при своей позиции, что клиенту невозможно помочь, что тогда происходит с клиентом? Что происходит, когда клиент поставлен перед фактом, что ничего сделать нельзя? Клиент почувствует себя лучше или хуже?
Участница: Я не знаю.
Хеллингер (обращаясь к группе): Она выдержит такую позицию? Нет, она не устоит перед попыткой помочь своей клиентке.
Обращаясь к участнице: И знаешь, что будет?
Хеллингер выбирает заместительницу и просит ее лечь на пол на спину.
Хеллингер (обращаясь к группе): Это абортированный ребенок.
Обращаясь к участнице: Ляг рядом.
Она ложится рядом.
Хеллингер (обращаясь к группе): Вот где она окажется. Рядом с исключенным. Так происходит всегда, когда не уважают исключенного. Я просто хотел это продемонстрировать.
Обращаясь к участнице: Это все.
Контроль
Участник: Речь идет о женщине, которая проходит у меня индивидуальную терапию. На протяжении семи лет она подвергалась насилию со стороны своего мужа.
Хеллингер: И что? Она этого заслужила.
Обращаясь к группе: Семь лет?! Похоже, она это заслужила.
Обращаясь к участнику: Кто проявляет насилие?
Участник: Оба.
Хеллингер: В первую очередь, она. Ты это понимаешь?
Участник: Мне это понятно. У меня такое чувство, что я должен прервать терапию. Теперь эта женщина написала на своего мужа заявление в полицию.
Хеллингер: Вот-вот, и кто здесь агрессивный?
Обращаясь к участнику: Знаешь, что она сделает, если ты прервешь терапию? Она и на тебя заявление напишет. Будь осторожен. С жертвами нужно быть в высшей степени осторожным.
Обращаясь к группе: И прежде всего ясно, с таким случаем нельзя работать в индивидуальной терапии.
Обращаясь к участнику: У тебя тогда нет никаких вспомогательных средств. Расставим это.
Участник: Можно мне кое-что сказать?
Хеллингер долго смотрит на участника, затем обращается к группе.
Хеллингер: Что он сейчас сделал, когда я предложил ему расстановку? Он хочет это увидеть? Нет.
Обращаясь к участнику: Ты переплетен с этим случаем.
Обращаясь к группе: Как с этим быть? Он говорит, что хочет прекратить терапию. Это опасно.
Участник: Я спрашиваю себя, должен ли я это сделать?
Хеллингер (обращаясь к группе): Он опять делает то же самое. Когда я хотел предложить решение, он снова начал что-то говорить.
Обращаясь к участнику: Ты переплетен с этим случаем, она нужна тебе.
Обращаясь к группе: Но для остальных я расскажу, что можно сделать. Я приведу пример. В Вашингтоне ко мне на супервизорскую группу пришла одна женщина. У нее была очень агрессивная клиентка. В ее семье было много насилия. Она спросила меня, что ей делать. Я спросил ее: «А почему она вообще пришла к тебе?» Та ответила: «Потому что ее беспокоили боли в руке». Она была психотерапевтом, и я спросил: «И ты смогла ей помочь?» Она ответила: «Да, боли вскоре прошли». «А почему она все еще с тобой?» — «В ее семье обнаружились другие проблемы». Теперь терапевт не знала, как избавиться от этой клиентки. Я спросил ее: «Как давно ты работаешь с ней?» — «Тринадцать лет». Клиентка приобрела полный контроль над своим терапевтом.
