Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание
Но Портнов, передавая взгляды Марксизма, упомянул онтогенез, то есть развитие отдельного человеческого существа. Это уже психология человека. А что с его сознанием? Ответ механический: сознание и у него возникает, как только он вступает в общение и деятельность. Значит, ребенок, еще не умеющий говорить, не может потерять сознание? А новорожденные не выходят из чрева удушенными, так что сознание им приходится возвращать?
Механическое перенесение понятия общественной психологии на предмет, к которому она не относится.
Сознание не язык, сознание — это сознание, а сквозь язык его можно наблюдать. И сам Портнов, закончив с марксистскими взглядами, дает гораздо более сложную и глубокую картину того, что мы именуем сознанием. Поэтому я еще вернусь однажды к рассказу о его собственных взглядах.
Что же касается философии языка, то надо отметить, что она частично заимствовала свое понимание сознания из Марксизма, частично развила собственные, но очень сходные с марксистскими, взгляды. И даже если тот образ сознания как языка, который как-то стал виден из моего рассказа, и не покрывает всех этих взглядов, в целом он все-таки позволяет отодвинуть философию языка на определенное место: так сказать, изучить ее надо, но сначала те философы, которые прямо исследовали сознание.
Часть 3. МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В предыдущих главах я постарался составить самое общее представление о том, как относится к сознанию современная западная философия. Думаю, что нисколько не ошибся, показав, что в основном западные философы говорят не о сознании как таковом, а об осознавании или об уме, понимая его так широко, что русские переводчики, а значит, и философы, считают, будто речь идет о сознании. В каком-то смысле это верное понимание предмета, и все же, если уж речь пошла именно о сознании, то я бы хотел понять, отличает ли западная философия то, что называется в английском языке mind, от того, что именуется consciousness.
Для того, чтобы представление о современной западной философии не оказалось однобоким, я должен сказать, что тому сознанию, которое обозначается словом consciousness, тоже было посвящено немало исследований. Это, однако, нисколько не противоречит моему рассказу о философии. Дело в том, что очень редкие философы занимались на Западе собственно сознанием, а когда кто-то из них писал о нем, это мало чем нарушало общую картину. Это всегда было как бы личным делом отдельных исследователей. Как вы понимаете, разговор о них возможен, но уже как рассказ не о философии в целом, а, так сказать, как знакомство с углубленными исследованиями или с отдельными прозрениями, которые случаются в рамках любого философского направления. К тому же найти таких исследователей, которые имеют особое мнение о сознании, — вовсе не простое дело. Именно поэтому я и не рассказываю о них в этом разделе. Пока речь шла об общедоступной литературе.
Кроме отдельных исследователей, сознанием занимались на Западе в рамках междисциплинарных исследований, как это называется. К примеру, в начале 1950-х годов в Америке регулярно собирались конференции с названием «Проблемы сознания» (Problems of consciousness). На них приглашались ученые из самых разных отраслей Науки с тем, чтобы «развивать эффективную коммуникацию, пронизывающую стены департаментов, стремящихся изолировать профессии и специализации друг от друга». Материалы конференций публиковались и, что особенно ценно, часто прямо в стенограммах. Благодаря этому, картина работы тех встреч выглядит очень живой. Впрочем, ее вовсе не сложно себе представить, если перечитать Крыловских «Лебедя, рака и щуку»… Основная задача тех, кто туда собирался, очевидно, заключалась в том, чтобы не ударить в грязь лицом перед «этими заносчивыми нейрофизиологами»… или «этими умниками философами»… или… В общем, внешнее впечатление таково: стоит кому-то выдвинуть рабочую гипотезу, как все остальные стараются сыграть в игру: «Кто лучше задаст вопрос, разрушающий возможность дальнейшего движения?».
Что же касается сознания, то я лучше переведу отрывок из выступления швейцарского нейрофизиолога Марселя Моннье (Marcel Monnier), определяющего те рамки, в которых и велись в то время исследования сознания. Особенно важно то, что это выступление континентального европейца, совпадающее со взглядами американцев. Иными словами, его представления, с определенным допуском на личные и научные мнения, были общими для всей западной Науки.
«В качестве рабочей гипотезы я определил сознание (consciousness) как систему перевода извлеченных органами восприятия и умом из внешних физических событий физиологических паттернов в знаки. Знаки выражают взаимоотношения между внешними физическими событиями, и они имеют значение для индивида.
<…> Это определение было нужно, чтобы определить позицию, которую нам позволено занять в дискуссии как физиологам. Наш вклад должен быть ограничен психофизиологическим параллелизмом.
Мы можем исследовать взаимоотношения между изменениями нейрофизиологических паттернов, отраженных электроэнцефалографическим методом, и изменениями, происходящими в то же время в сознании.
Как физиологам нам не позволено идти дальше» (Моннье М., Экспериментальная работа со сном и другие вариации сознания. В списке л-ры: Monnier М. Experimental Work on Sleep and Other Variations of Consciousness, c. 107–108).
Как физиологам нам не позволено идти дальше! Какие слова!
При внимательном изучении в материалах этих конференций наверняка можно найти много интересных наблюдений. Однако в целом они, я думаю, относятся как раз к тому разряду научных представлений, про которые говорят, что они сильно устарели за прошедшие полвека. В любом случае, все содержащиеся в них открытия так или иначе отразились в последующих работах.
Впрочем, вопрос о том, что значит, что подобные взгляды устарели, вовсе не так уж прост. Похоже, что устарели они только по способу выражаться. В целом же, если присмотреться к тому, что сегодня пишется на Западе о сознании, создается ощущение, что все стоит на месте. Это может быть либо знаком того, что понятие «сознания» описано верно и в нем нечего менять, либо знаком застоя. Я лично считаю, что западная Наука не поняла, что такое сознание, но мое мнение — лишь мнение и вовсе не обязательно верно.
Что же касается сознания, понимаемого как consciousness, то в качестве примера можно привести два издания — сайт Аризонского университета, точнее Центра изучения Сознания при Университете Аризоны. Сейчас в 2003 году он, как и Фонд Джосиа Мэйси (The Josiah Macy jr. Foundation) пятьдесят лет назад, проводит конференции, посвященные сознанию. К тому же он плотно сотрудничает с издающимся последние 10 лет в Англии «Журналом по изучению сознания» (Journal of Consciousness Studies).
Темы, перечисленные на сайте и в журнале впечатляют. Но когда начинаешь приглядываться к этим кустам, проявляются знакомые лица уже встречавшихся почтальонов. В сущности, понимание сознания американцами можно свести к тому, как его ведущий автор, профессор философии Аризонского университета Дэвид Чалмерс (David Chalmers) назвал собственную книгу: «Сознающий ум» (The conscious mind). Иными словами, сознание есть свойство ума.
Отсюда один шаг до того, что ум есть свойство или качество мозга, что является основанием нейрофизиологического понимания сознания. И действительно, «Журнал по изучению сознания» ставит своей первой задачей: как ум соотносится с мозгом?
Конечно, это вовсе не означает, что понятие сознания исчерпывается для современной западной Науки только этим. Просто это на поверхности и сразу бросается в глаза. Остальное надо разыскивать, к тому же преодолевая определенное сопротивление самой этой среды, изучающей то ли сознание, то ли какое-то проявление ума, называемое ими сознанием. Об этом сопротивлении, пожалуй, стоит сказать несколько слов. Его суть заключена во второй главной теме Журнала, который звучит так: могут ли компьютеры сознавать? (Can computers ever be conscious?).
Это очень старая, и я бы сказал, традиционная для западной науки тема. В 1952 году в мартовском номере «Проблем сознания» нейролог из Национального института ментального здоровья США Сеймур С. Кети (Kety) попытался в качестве исходной рабочей гипотезы для дискуссии нарисовать сознание, точнее, сознающий ум, как машину, обладающую датчиками для восприятия, памятью и «интегрирующим механизмом» — своего рода компьютером для обработки данных. Задачей было понять — если ответное поведение подобной машины в точности соответствует человеческому, то можем ли мы при этом считать, что это и есть чувства или что машина осознает в том же смысле, что и мы.
