Петр Успенский - Четвертый путь
Каждый из нас должен найти то, в чем он не является свободным. Человек хочет знать — и не может узнать, либо он не имеет времени, либо, возможно, не имеет подготовительного знания. Он хочет быть, он хочет вспомнить самого себя, он хочет «делать», но вещи происходят иначе, не так, как он хочет. Когда человек поймет это, он увидит, что целью является свобода; и для того, чтобы быть свободным, человек должен быть сознательным.
В. Но свобода возможна только для немногих, не для всего мира?
О. Вы можете думать только о себе. Вы не можете дать мне свободу — так зачем же вам думать обо мне? Но, возможно, вы сможете помочь другому человеку найти нечто, что поможет ему стать свободным. Но только тогда, когда вы сами получите нечто, только тогда, когда сами станете более свободными.
В. Как может человек быть свободным? Человек столь слаб и так много сил противостоит ему!
О. Он может быть более свободным, чем теперь, — более свободным по отношению к своему настоящему состоянию. Взгляните на это с личной точки зрения, не философски, тогда вы увидите, что каждый может быть более свободным или менее свободным, так как имеются различные моменты в вашей жизни: в некоторые моменты вы менее свободны, в другие моменты более свободны. Когда вы спите ночью, вы менее свободны, чем днем, и если случится пожар, когда вы спите, вы умрете, так как не будете способны убежать. Поэтому днем вы более свободны. Вещи надо воспринимать просто, не философски. Конечно, если мы начнем думать философски, что нет такой вещи, как свобода, тогда не останется ничего, кроме как умереть.
В. Возможно ли определить те влияния в жизни, которые разрушают нашу свободу больше, чем что-либо другое?
О. Влияниями, которые увеличивают наше рабство, являются наши иллюзии, и особенно иллюзия, что мы свободны. Мы воображаем, что мы свободны, и это делает нас рабами в десять раз больше. Это главное влияние, с которым мы можем бороться. Имеется много других влияний, с которыми необходимо бороться, но это есть начало, это есть первое — наши иллюзии о нашем положении, о нашей свободе. Поэтому прежде всего необходимо пожертвовать этой иллюзией свободы, которую, как мы думаем, мы имеем. Если мы попытаемся пожертвовать этой иллюзией, тогда возможно, что мы придем к возможности действительно более свободного существования.
В. Какое значение имеют обычные ценности, подобные храбрости, неэгоистичности и жизнерадостности с точки зрения системы?
О. Иногда они имеют очень большое значение, иногда никакого значения вообще. Постоянного значения эти ценности не имеют; это с обычной точки зрения словам придают всегда постоянное значение, — но это не так.
В. Может ли эта система сказать что-либо о понятии греха?
О. Грех, в общем определении, есть «все, что излишне»; но мы должны видоизменить это определение. Грех всегда является результатом слабости. Если я должен пойти куда-то и обещаю быть там в 12.30, и я знаю, что если пойду быстро, то буду там вовремя, но вместо этого я останавливаюсь на пути взглянуть на витрины магазинов, это будет грехом против моего обещания быть там в 12.30. Все нужно рассматривать с точки зрения цели или решения в отношении к вещи, которую вы намереваетесь сделать в данный момент. Если вы имеете цель в связи с работой, тогда все, что вы делаете против вашей собственной работы, есть грех. Это не грех, если вы не имеете цели. Это не грех — остановиться у магазина; но если вы должны быть где-то в определенное время, и остановка заставит вас опоздать, тогда это грех. Мы можем понять грех и преступление, когда мы поймем их в отношении к работе. Тогда мы сможем иметь несколько более широкий взгляд и думать о людях, которые только входят в работу, а затем о тех, кто может прийти, и т. д. Размышляя над этой проблемой, можно сосредоточиться на людях, которые находятся в работе или которые думают о самих себе, что они в работе. Тогда все, что они делают против своего собственного понимания работы, будет, несомненно, грехом, так как они обманывают самих себя. И все, что они делают против других людей в работе либо посредством внушения, либо примера — это грех, так как их целью является помочь, а не мешать. Поэтому грех возможно понять только сначала в отношении к работе, а затем, позднее, увидеть его вне работы.
В. Что вы подразумеваете, говоря, что грех есть результат слабости?
О. Видите ли, в нашей работе требования растут и задачи усложняются. Если мы принимаем решение выполнять некую задачу, то должны делать усилия и идти против обычного образа действий, который всегда избегает усилий и ищет легких путей. Если мы пытаемся работать, мы решаем идти против этой склонности и, все более усложняя свои задачи. Опять-таки, если это остается только умственным решением, если это не ведет к какому-либо действию, то это бессмыслица и, конечно, грех против самого себя.
В. Можете ли вы перейти от слова «грех» к слову «раскаяние»? Должно быть, раскаяние есть нечто совершенно отличное от обычного понятия о нем?
О. В нашей работе плохое разрушает хорошее, но хорошее не погашает плохое. Плохое может быть погашено только путем раскаяния. Это не значит, что человек делает что либо, а затем кается ч говорит самому себе: «Я не буду делать этого снова», потому что он так хочет. Если человек сделал вещь, то ее след остается, так что легко сделать ее второй раз, и это создает импульс. Человек может иногда преодолеть этот импульс путем раскаяния, которое означает страдание.
В. Вы называете это раскаянием, поскольку это преодолевает импульс?
О. Раскаяние может быть хорошим, но недостаточно сильным, чтобы преодолеть импульс. Но, если оно преодолеет его, тогда это есть «раскаяние». Искреннее раскаяние является большой силой в настоящей работе. Наши склонности всегда заставляют нас делать какие-то вещи, которые идут против этой работы. Они не обязательно принимают одну и ту же форму, что делает их обманчивыми. Я могу делать что-либо в одной форме, а затем продолжать, но не в той же форме, а другим путем. Но если я каюсь правильно и в самый подходящий момент, я могу остановить это стремление.
В. Тогда действительное раскаяние приводит к изменению бытия?
О. Я не назвал бы это изменением бытия, но просто остановкой стремления.
В. Нет ли средства, которым можно было бы помочь человечеству?
О. Мы всегда начинаем с идеи о правильном устройстве мира. Допустим, что некто обрел власть и начал перестраивать все кругом в соответствии со своим пониманием правды. Он может все настолько испортить, что вмешается высшая сила, чтобы снова установить все правильным образом; и это может привести к разрушению Земли. Это объясняет другой факт — трудность достижения того, что мы можем назвать высшими силами. Как будто некоторый определенный сознательный ум предохраняет человека от достижения высших сил, так как он немедленно захотел бы злоупотреблять ими. Это выглядит так, что вы можете получить эти силы только тогда, когда эти высшие умы или сознательные существа уверены, что вы не будете вмешиваться. Но нет сознательного наблюдателя — имеются законы, и они находятся в вас. Они — род автоматических тормозов в вас, которые будут предотвращать ваше вмешательство.
В. Какая польза иметь эти силы, если невозможно пользоваться ими?
О. Очевидно, в данный момент силы в мире должны довести борьбу до конца среди самих себя, и высшие силы не хотят вмешиваться по некоторой определенной причине. Если положительная сторона — противоположная хаосу — достаточно сильна, то она победит. Если она слаба, она должна быть разрушена, а затем, возможно, появится что-то новое. Имеется много намеков на эту идею в Библии или, может быть, это только аллегории. Все это показывает, что борьба должна быть доведена до конца на одном уровне, — поэтому не может быть вмешательства.
В. Вы сказали, что человек не имеет воли. Тогда как вы называете то, когда человек делает весьма реальное усилие преодолеть привычку или не делать то, что ему нравится делать?
О. Это либо притяжение к чему-нибудь, либо отвращение. Либо человек боится чего-то или недоволен чем-то, и это создает отвращение, или кто-то сказал ему, что он может что-то получить, и это создает притяжение. Это не в нем, это в вещах. Вещи либо притягивают, либо отталкивают его, но он называет это своей волей.
В. Значит, вы рассматриваете эту волю как совершенно ничего не стоящую?
О. Она — механична; она не имеет никакой ценности. Она может иметь объективную ценность в том смысле, что можно получить от нее нечто в материальном смысле. Но это не есть то усилие, о котором я говорю. Усилие начинается только тогда, когда есть усилие пробудиться.
