Джон Элдридж - Путь желания
Я был искренне удивлен, что Гари приходил каждую неделю. В эмоциональном плане отправиться на консультацию к психологу — это все равно что решиться совершить восхождение на Эверест. Я же не видел в своем пациенте ничего, что напоминало бы желание совершить восхождение. После того как через месяц мы никуда не продвинулись, я задал простейший вопрос: «Гари, почему вы христианин?» Он сидел молча около пяти минут. «Я не знаю. Наверное, потому, что христианство — это правильный выбор». «А надеетесь ли вы получить что-то приятное, если будете верить до конца?» «Да нет… не думаю». «Так чего же вы хотите, Гари?» Последовала еще более длинная пауза. Я терпеливо ждал. «Я ничего не хочу». Наши сеансы вскоре прекратились, и я чувствовал себя плохо, так как ничем не смог помочь ему. Всю свою жизнь Гари был хорошим мальчиком. Кастрированным жеребцом, мерином. А мерин, хоть он и более послушный, чем жеребец, не может дать жизнь. Он стерилен.
Я вспомнил о последней дошедшей до нас истории из жизни пророка Елисея. В те времена царем Израиля был Иоас, и он пришел навестить Елисея у смертного одра. Он знал, что без помощи великого пророка будущее Израиля под вопросом. Враги подступили со всех сторон, выжидая удобный момент, чтобы нанести удар. Елисей приказал царю взять несколько стрел:
И он взял. И сказал царю Израильскому: бей по земле. И ударил он три раза, и остановился. И разгневался на него человек Божий, и сказал: надобно было бы бить пять или шесть раз, тогда ты побил бы Сириян совершенно, а теперь только три раза поразишь Сириян. И умер Елисей…
4 Цар. 13:18–20
Вот это да! Что за странная история? Почему так рассердился старый пророк? Потому что царь оказался бесстрастным; он был равнодушен, невозмутим. Он ударил по земле раз или два и не вложил в эти удары все свое сердце. По сути, Бог сказал: «Если ты так мало заботишься о будущем своего народа, то так же мало помощи ты и получишь». Другими словами, если ты не вкладываешь в это дело все свое сердце, то и Я не буду. Ты не можешь управлять страной, относясь к ней холодно, обрекая ее на участь женщины, одинокой в браке. Отвергнуть желание — это все равно, что сказать: «На самом деле ты не нужна мне, я не хочу тебя. Но я буду жить с тобой из чувства долга». Это чудовищная карикатура на то, что должно быть прекрасным танцем желания и преданности.
Ваши сердца жаждут страсти, и вы отправляетесь искать того, к кому стремится ваше сердце. Ваша избранница отвечает на ваши ухаживания, потому что они пробуждают стремление ее сердца быть желанной. Да, преданность играет очень важную роль — но только как выражение желания. Обязанность сводит танец к однообразному кружению. Представьте, что вы появляетесь с букетом цветов на годовщину вашей свадьбы. Ваша жена очень обрадовалась, а вы говорите ей: «Это пустяки, дорогая. Я лишь выполняю свой долг». Джон Пайпер, чтобы показать мертвящее влияние долга на человеческие взаимоотношения, начинает свою книгу Desiring God такой фразой: «В выражении „подарить розы из чувства долга“ уже есть противоречие». Женщина не хочет, чтобы ее любили из чувства долга, она хочет быть желанной. Этого же хочет и Бог. Как утверждал Э. Тозер, «Бог ждет, когда мы захотим Его присутствия в нашей жизни».
Однажды я спросил Гари о том, как он молится. «Я никогда ничего не прошу у Бога», — ответил он. И это не удивило меня. Понимаете, дилемма желания заключается в том, что оно унижает нас. Оно выводит нас за пределы наших возможностей туда, где мы вынуждены просить о помощи.
Вера как желаниеВспомните рассказанную Иисусом историю о человеке, который, отправляясь в чужую страну, доверил трем слугам свое имение («таланты»), поручив им вести его дела, пока он не вернется домой. Когда он вернулся, то с нетерпением выслушал их отчеты. Первые двое отправились на рынок и удвоили свои вложения. В результате они были щедро вознаграждены.
Третьему же слуге повезло гораздо меньше. У него отобрали его серебро и «выбросили во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». Вот это да! За что же это? Все, что он сделал, — просто зарыл деньги в землю до возвращения господина. Большинство из нас на его месте поступило бы так же, по крайней мере деньги находились бы в безопасности. Но послушайте, какие доводы приводит этот слуга во время беседы со своим господином: «Я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле» (см.: Мф. 25:14–30). Он боялся своего господина, который казался ему жестоким, и не доверял ему.
Дело здесь не в приумножении капитала, а в том, каким мы представляем себе Бога. Если мы «зарываем» наши желания, мы говорим то же самое: «Господь, я не смею желать, потому что боюсь Тебя, я думаю, что Ты жестокосердный».
Совсем недавно я прогуливался рядом с домом и говорил Богу о том, что мне хочется идти вперед и обзавестись ранчо, о котором я уже упоминал. Я предпринимал определенные шаги к созданию этого места служения и воспринимал это как свою обязанность, не прислушиваясь к своему сердцу. Господь уже много раз показывал, что я двигаюсь в верном направлении. И все равно я чувствовал — что-то не так. Я спрашивал Его, каким Он хотел бы видеть это ранчо. Он ответил: «А каким ты хотел бы его видеть? Что тебе подсказывает твое сердце?» Откровенность моего ответа смутила меня самого: «Разве Тебе есть дело до моих желаний?» Вот она, эта страдающая и озлобленная часть моего сердца, очень старая рана, которая питает достаточно сильные сомнения в том, что Господь действительно заботится обо мне.
У каждого из нас есть эти раны. Жизнь не складывается так, как нам хотелось бы, и мы знаем, что Бог мог бы все изменить. Даже если мы какими-то своими поступками доказываем Ему свою искреннюю веру, иногда мы ведем себя как тот третий слуга. Наше послушание движимо скорее не любовью, а осторожностью. «Просто скажи мне, что нужно делать, Господь, и я сделаю это». Уничтожение желания может выглядеть как очищение от грехов, но на самом деле это безбожие. Проще говоря, это наша попытка прожить жизнь без Бога.
«Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» В притче о настойчивой вдове, которая смогла добиться справедливости у неправедного судьи, Иисус говорит о молитве. Женщина добилась своего, потому что не захотела сдаваться. Иисус рассказал о ней, показав нам образец неослабевающего желания, Он побуждает нас не просто просить, но просить постоянно. И заканчивая эту притчу, Он обращается к Богу с вопросом: «Когда Я вернусь, найду ли хотя бы одного, кто действительно живет верой?» (см.: Лк. 18:1–8).
В глубине души мы знаем, о чем Он говорил, и все же не хотим согласиться, что речь идет и о нас тоже. Жить с желанием — это значит добровольно предпочесть уязвимость самозащите; признать существование своего желания и искать помощи у других — это значит стать еще более ранимым. Это акт веры. Другими словами, те, кто знают свое желание и отказываются убить его или отказываются вести себя так, будто им не нужна помощь, — это те, кто живут верой. Те, кто ничего не просят, недостаточно доверяют Богу, чтобы желать. У них нет веры. Самый серьезный нравственный вопрос звучит следующим образом: что мы в глубине души думаем о Боге? И ответ на него становится очевидным, если мы посмотрим на то, как мы поступаем с нашим желанием.
Молитва как язык желанияВ Послании к Евреям молитвенная жизнь Иисуса описывается так: «Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти…» (Евр. 5:7). Эта молитва совсем не похожа на те, которые можно услышать в большинстве церквей обычным воскресным утром: «Дорогой Господь, мы благодарим Тебя за этот день и просим, пребудь во всех наших словах и делах. Аминь». В этих словах нет ни мольбы, ни воплей, ни слез. Наши молитвы искренни, сдержанны, даже благочестивы. Юджин Петерсон называет их «срезанными цветами». Они не похожи на молитвы Иисуса или хотя бы на псалмы. Напор и неистовство, страсть и восторг, ярость и отчаяние, которые мы видим в псалмах, так несвойственны нашему выражению религиозных чувств, что даже трудно поверить, что псалмы были даны нам как пример того, как надо молиться. Эти молитвы кажутся нам такими отчаянными, что ли. И все же М. Боундс напоминает нам:
Желание делает молитву пылкой. Душа не может быть безразличной, когда в ней поселяется какое-нибудь сильное желание, вдохновляющее ее. …Сильные желания рождают сильные молитвы. …Безразличие к молитве — это пугающий признак мертвенности желаний души. …Без желания не может быть настоящей молитвы.
Man of Prayer
Молодая женщина, которая пришла ко мне на прием, была готова покончить жизнь самоубийством, как многие, кто нуждается в психологической помощи. Депрессия, начавшаяся год назад, постепенно усугублялась, пока наконец моя пациентка не попыталась свести счеты с жизнью. Наши встречи продолжались не одну неделю, и я открыл в ней восхитительную женщину с сердцем поэта, которая за эти годы похоронила свою душу. Не столько из-за бед и страданий, сколько из-за пренебрежительного отношения. В тот особенный вечер мы проговорили больше часа о том, каким глубоким было ее желание любви, какой отверженной и неправильно понятой она чувствовала себя всю жизнь. Наша беседа была откровенной, мягкой, затрагивающей глубинные струны ее души. Разговор уже подходил к концу, и я попросил ее помолиться вместе со мной. Того, что за этим последовало, я никак не ожидал. Тон ее голоса стал каким-то вкрадчивым и благоговейным, она произнесла что-то типа: «Господи, спасибо за то, что Ты был с нами. Покажи мне, что я должна делать». Я не мог вымолвить ни слова. «Должно быть, она разыгрывает меня, — подумал я. — Ведь это совсем не то, что она чувствует. Я знаю, о чем кричит ее сердце. Она пришла ко мне в таком отчаянии».
