Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?
Один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.
От его чихания показывается свет; глаза у него — как ресницы зари… (Иов. 41, 8-10)
Чем подробнее описывается левиафан, тем более явным становится его сходство с «доисторическими» гигантскими ящерами.
…Из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры… (Иов. 41, 11)
Таким образом, представления разных народов об огнедышащих драконах и змеях могут восходить к воспоминаниям о единичных особях динозавров, которые уцелели после катастроф и еще встречались древним людям.
…Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла.
Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя.
На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас.
Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. (Иов. 41, 12–15)
Интересно: «мясистые» части тела чудища крепко «сплочены» между собой — по-видимому, чешуйчатой броней.
Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. (Иов. 41, 16)
— т. е. он никого не пощадит и не помилует, он предельно жесток и страшен.
Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса.
Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы.
Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево. (Иов. 41, 17–19)
У древнего человека просто не было в арсенале никакого оружия против подобных созданий:
Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. (Иов. 41,21)
И затем Иов слышит о месте жизни и способе передвижения левиафана:
Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь… (Иов. 41, 23)
Значит, это морское животное (или существо, способное жить и в воде, и на суше); притом передвигается оно по волнам со страшным шумом: проплывет — и море вскипает, как котел.
…Оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. (Иов. 41, 24)
…Подведем итог сказанному. Итак, что же описано в речи Господа, обращенной к Иову? Описаны различные феномены природы, проявления тех духовных и физических законов, по которым существуют звезды, по которым формируются разум человека и его чувства, по которым живет мир животный и растительный, — чудесные «предписания» бытия, «изданные» для всего творения Самим Создателем. И вот, Бог как бы говорит Иову: смотри! За всеми, казалось бы, естественными, вещественными процессами скрывается чудо; за всем привычным, природным таится прямая воля Божья. Его непосредственное управление миром. Но ясным Его замысел становится только для тех, с чьих глаз спала пелена.
И теперь Иову, осознавшему совершенное им некогда зло и раскаявшемуся в нем, открываются действование Божье, промысел Божий, Дух Божий во всём Творении. И великие чудеса становятся видны ему в самых обыденных явлениях, и всё, наполняющее вселенную, превращается для него в хор свидетелей о Боге. От песчинки и до звезды — всё проповедует славу Творца, всё воздает Ему хвалу. Как сказано в псалме,
Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. (Пс. 18, 2)
И теперь повсюду встречает Иов лик своего Создателя. Именно после явления ему столь многочисленных свидетельств, откровений и вразумлений он говорит:
…Руку мою полагаю на уста мои.
Однажды я говорил — теперь отвечать не буду…
<…>
…Я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле. (Иов. 39, 34–42, 6)
Итог увиденного, понятого и осмысленного Иовом можно выразить словами Екклесиаста:
Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. (Еккл. 3, 11)
«От начала до конца» и мы не можем постигнуть смысл Книги Иова. И в другом месте Екклесиаст говорит:
…Тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет это-го; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого. (Еккл. 8, 17)
Не станем и мы отныне верить ни одному философу, который заявит, что он постиг всё. Не будем внимать и тому, кто скажет, что он создал непротиворечивую, всеобъясняющую картину жизни, на что претендовали, например, последователи Аристотеля, дарвинисты, марксисты…
Мы видели, что Книга Иова, со всеми мировоззренческими теориями, в ней изложенными, послужила основой для дальнейших исследований человечества в области философии. Но для вразумления всех, стремящихся замкнуть истину в узкие границы собственного понимания, завершается Книга Иова не очередными рассуждениями, но множеством вопросов Божьих, представляющих в совокупности грандиозную картину бытия, в которой столько тайн, что ни один человек никогда не сможет претендовать на исчерпывающее познание хотя бы малой их части.
Книга учит полному доверию воле Божьей, полному смирению пред Его лицом. И, наконец, книга учит надежде, ведь ее главный герой, испытанный так сурово, но оставшийся верным Богу, удостоился личной встречи с Творцом, прозрел духовно и был избавлен от всех страданий.
…В ответе Иова Господу слышится не только полное смирение и раскаяние, но и новое, просветленное понимание бытия:
Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя;
Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле. (Иов. 42, 5–6)
Здесь обращает на себя внимание выражение: «…мои глаза видят Тебя…» Какой смысл вкладывает в эти слова Иов? Ведь он только слышит голос свыше, но не созерцает Невидимого:
Господь отвечал Иову из бури и сказал… (Иов. 38, 1)
— ср.: Иов. 40, 1. Что же «видит» Иов, утверждая:ועתה עיני ראתך <вэ-ата эйни раатхά> — «а ныне глаз мой зрит Тебя»? В Библии «глаз» в единственном числе (в Синодальном тексте переведено как «глаза») нередко означает внутреннее созерцание, духовное зрение, в отличие от физического восприятия. Сравним: «Око мое истомилось от горести…» (Пс. 87, 10) — о внутренних переживаниях; «…око мое смотрит на врагов…» (Пс. 91, 12) — в смысле проникновения в их замыслы; «…не пожалеет око Мое…» (Иез. 8, 18) — в смысле отсутствия милосердия; «Светильник для тела есть око» (Матф. 6, 22) — о «внутреннем оке постижения».
И действительно, после полученного откровения Иов тем самым «внутренним оком» видит Всевышнего повсюду, воспринимает Его присутствие во всём сотворенном мире, который теперь явлен ему как манифестация славы Божьей (главы 38–41). Это подтверждается и предыдущими словами Иова: ידעתי כי כל תוכל <йадати ки-холь тухаль>— «я познал, что Ты всё можешь» (Иов. 42, 2; в Синодальном переводе — «знаю, что Ты всё можешь»). Именно слово «познал» указывает на новое восприятие Иовом всемогущества Создателя, от Которого «не сокроется [буквально ״не отрежется”] никакое намерение» (в Синодальном переводе выражение ולא בצר ממך מזמה <вэ-ло йибацер мимха мезима> передано как «намерение Твое не может быть остановлено», что придает тексту совсем иной смысл). Из сказанного следует, что Иов осознал абсолютную справедливость Бога, Который, воздавая человеку по заслугам, учитывает не только дела его, но и намерения! И, наконец, главное: для Иова восстановилось прямое общение с Богом, непосредственный диалог с Ним, который был прерван еще в Едеме грехопадением Адама (Быт. 3, 23) и возобновляется с тех пор лишь для отдельных праведников.
Восстановление единения с Творцом Иов описывает так (42, 4): שמע־נא ואנכי אדבר אשאלך והודיעני <шэма-на вэ-анохи адабер, эшальха вэ-годиэни> — «послушай, прошу, и я стану говорить, я буду спрашивать Тебя, а Ты будешь возвещать мне». В таком «дерзновенно-непосредственном» обращении к Богу как к вышнему Собеседнику, в непоколебимой уверенности, что Он откликнется на любое прошение Иова, ответит на любой вопрос, проявляется совершенно новое, просветленное восприятие им Всевышнего. Заметим, что до описываемого момента Иов постоянно говорил о Боге исключительно в третьем лице — «Он», а теперь — «Ты»!
Когда же через страдания и раскаяние прежняя вина праведника изгладилась и у его души возобновилось прямое общение с Создателем, изменились и внешние условия его жизни: поскольку преподанный «урок» уже усвоен, то и прежние «учебные пособия» — страдания и испытания — за ненадобностью «убираются».—
