Андрей Виноградов - Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
Сказав это, Андрей велел толпе подойти к нему и, возложив на каждого руку, исцелил всех недужных, бесов же, лишь грозно сверкнув очами, изгнал вон, а прокажённых, омыв чистой водою, сделал здоровыми, как малое дитя. Возлагая руки на хромых, сухих, увечных, кривых, согбенных, расслабленных и разбитых, всех он их избавил от страданий.
А люди, видя, что апостолы скромны, худы, бледны, не обуты в сандалии, одеты в один хитон и говорят богодухновенные речи, даруют исцеления и совершают воспевание Бога вечером, утром и каждый час, поражались и не хотели отступать от них. И каждый день прилагались верующие ко Господу, множество мужей и жён. Андрей велел своим ученикам оглашать народ, а сам с двумя учениками ходил по окрестным сёлам к тем, кто не мог прийти к нему. Огласив их в течение многих дней, они крестили великое множество людей, и даже из начальствующих многие веровали и крестились, ведь тогдашние императоры Тиберий, Гай, Клавдий и Нерон (до двенадцатого года своего царствования) не препятствовали вере Христовой, но и из благородных женщин, и из иудеек многие уверовали и крестились.
Андрей же, крестив их во имя Отца и Сына и Святого Духа, освятил престол и храм Святой Богородицы (и по сей день он виден всем), рукоположил многих из амисцев в пресвитеры и дьяконы, а Дометиана — во епископы. И случилась великая радость в этом городе, ведь преподал им Андрей божественных Христовых Таинств и передал литургию и чин псалмопения: собираться вечером и утром, преклонять колени на восток и, став так, молиться с непокрытой головой, петь Псалтирь Давидову со страхом Божиим, стоять в церкви со сложенными руками, почитать священников и поститься, не языческим басням внимать, но пророкам, следовать закону Моисееву и установленному апостолами в Иерусалиме. Так творя и уча, привёл Андрей многие города и области Понта ко Христу И, выйдя из Амиса, отправился он в Трапезунт».
На этом Епифаний окончил свой рассказ о путешествии апостола Андрея по припонтийским городам, и перевод этой части жития, который Григорий Фоменко, научный сотрудник Отдела апокрифов Института древнерусской культуры, только-только завершил, готовясь к поездке на большую конференцию в Херсонес, был уверенным нажатием левой кнопки мыши сохранён на его рабочем компьютере. Теперь оставалось проследить судьбу Епифаниева жития в славянской книжной традиции, а для этого — снова в Государственную рукописную библиотеку, снова стоять в утренней очереди, но, к счастью, уже не на морозе, а под нежными лучами первого весеннего солнца, столь необычного в только что оттаявшей Москве, серой и мокрой.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ НА ХОЛМАХ ГРУЗИИ
«Андреа и Симон Кананитьскый и Матфеа и Фадей с прочими ученикы снидоша в Едес. И Фадей же оста ту у Лудра. А друзии по грады ходяще и учаще и чюдеса деюще, снидоша в Иверию и к Фасуу и потом в Сусанин). Мужи же языка того под женьскою властию беахуу вероимьна бо женьска вещь, и скоро послушаша. И придоша в Химар град, иже днесь есть покой многострадальцю Максиму. Оста же Матфеа в странах с ученикы, творя чюдеса многа. Симон же и Андреа идоста в Аланию и в Фуст град. Имнога чюдеса створивша и многы научьша, идоста в Авазгию. И влезоша в Севаст-граду и участа Слову Божию, и мнози прияша».
Нужное место Гриша отыскал не без труда: вначале он даже не мог понять, что приключилось с рукописью, так перемешаны были фрагменты жития. Лишь через некоторое время ему стало ясно, что монах Евсевий списывал текст с кодекса, в котором уже были перепутаны при переплёте листы, но по неразумию или за послушание, не обращая внимания на содержание, списал всё так, как было. Интересно, что за рукопись лежала перед Евсевием? Может, это и был оригинал славянского перевода, выполненного каким-то болгарином лет за триста — четыреста до того? Забавный человек был этот Евсевий: вместе с другим братом, Ефремом, он переписывал рукописи в Константинополе в 1420 году, а потом оказался в Троице-Сергиевом монастыре с рукописью Миней. Там, видать, стал он келарем, или обидел его тамошний келарь, так что приписал он внизу страницы: «О келарю, внимайте, преподобный Сергей сам келарит».
Но сейчас Грише было не до Евсевия. Перечитав ещё раз весь отрывок, он полез в любимый кожаный портфель, подаренный друзьями на тридцатилетие, и вытащил оттуда пачку ксерокопий. Это была диссертация по исторической географии, защищённая недавно в Штутгарте, её копию заботливо прислал ему отец Ампелий. Автор диссертации — он представлялся Грише немолодым, полысевшим уже мужчиной — как и подобает настоящему немецкому учёному, досконально изучил все географические названия в греческом житии апостола, написанном Епифанием Монахом, включая их орфографические варианты, и оценил их достоверность, но пришёл к неутешительному выводу, что текст его — всё равно подделка, так как аланы были крещены не в начале девятого столетия, а лишь век спустя, то ли в первое, то ли во второе патриаршество Николая Мистика. Впрочем, до этого более чем спорного вывода Грише теперь не было дела — его интересовали греческие оригиналы имён из жития.
«Так, Лудр — это Авгарь. Странная ошибка… Видать, славянский переводчик перепутал первую «альфу» с «лямбдой», а вторую — с «дельтой», потерял к тому же где-то целую «гамму»: «АУГАР-» — «ЛУДР-», значит, переводил он с унциального списка, если это только не ошибка ещё греческого писца. С Иверией и Фасом-Фасисом тоже всё более или менее понятно: судя по тому, что при Фасисе в греческом оригинале стоит артикль мужского рода, то это не город, а река — нынешний Риони, и тогда Иверия здесь — это Западная Грузия, а не Восточная, как обычно. А вот с Сусанией беда: не было такой страны. Хотя… Ага, в самом начале жития Епифаний упоминает загадочный народ сусов — значит, Сусанин и есть их страна. Но что это за сусы за такие? Сузы в Персии никак не подходят. А на иврите «сус» — это конь. Кавказские жеребцы? Ладно, пока оставим…
Что там дальше? Многострадальный Максим, покоящийся в Химаре, или, по-гречески, Схимаре, — ох уж эта приставная «сигма» в византийских названиях, пойми тут, какая форма древнее! — это, конечно, преподобный Максим Исповедник, сосланный на Кавказ за отказ признать монофелитское вероисповедание. А где был сам Химар-Схимар — вот ещё одна большая загадка. Может, тут контекст поможет? Так, посмотрим…
Оттуда апостол идёт в Аланию. Вот и географическая привязка: аланы жили во времена Епифания по всему центру Северного Кавказа, однако из Западной Грузии Андрей мог попасть только в Западную Аланию, то есть современную Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкесию. Интересно, а сам Епифаний-то был в Алании? Мощам святого Максима он бы обязательно поклонился: тот тоже пострадал от еретиков века за полтора до него, а вот в Аланию какой резон был идти Епифанию? Церквей там не было, послание императора-ико-ноборца он тоже нести не мог. Наверное, услышал от кого-то, что в Алании есть христиане, и решил, что и там бывал апостол Андрей. Так, пока всё складывается… Ну а куда он идёт дальше? В Фусту. Что за город такой?»
Тут Гриша не выдержал и, хотя понимал, что день грозит пропасть зря, снова полез в портфель. На сей раз он вытащил оттуда пухлый том в твёрдом, приятном на ощупь переплёте. Книгу эту Гриша должен был передать от того же отца Ампелия некоему загадочному Ерофею, то ли монаху, то ли послушнику некой тайной обители иноков-исихастов. Но раз уж подвернулась такая оказия, Гриша решился всё же заглянуть в оказавшееся у него под рукой издание текстов с описанием ссылки преподобного Максима и его спутников. Слева оригиналы шли то по-гречески, то на латыни, а поскольку в последней Гриша не был силён, то подглядывал в напечатанный справа английский перевод.
По указателю он быстро нашёл Фусту, а точнее, «castrum Phustensium» — «крепость фустцев», куда сослали спутника преподобного — Анастасия Апокрисиария. Это была не первая ссылка Анастасия. Если измученного и изуродованного Максима сразу по прибытии в Лазику отправили на носилках в Схимар, что «близ народа, называемого аланами», то Анастасия сослали в крепость Букол на самой границе с аланами, а его тёзку дьякона — в крепость Скоторий, что в Апсилии и близ Авасгии. Потом через Мукурисий их перевели соответственно в некую «крепость Факирии» и некую «крепость Суании», где дьякон Анастасий и умер. Несчастного же Анастасия Апокрисиария снова погнали «в края Апсилии и Мисимиании» — в эту несчастную Фусту. Но и тут не конец: его должны были перевести в тот самый Схимар, однако в это время был свергнут «princeps» Лазики, а новый князь Анастасия «отвёл обратно с пути в вышеупомянутую крепость Схимар» и поместил в «место, поистине подходящее для монахов», которое находилось в пяти милях от его поместья. Иерусалимский монах Феодор Спудей, посетивший эти места через три года после смерти Анастасия, уточняет, что это была крепость Фусумий над селением Мохой, в пяти милях от Зихахория, резиденции местного правителя. Так, значит, Фуста находилась где-то в Апсилии или Мисимиании, то есть в Кодорской долине.