Пётр Валуев - Черный бор: Повести, статьи
Пётр Валуев - Черный бор: Повести, статьи краткое содержание
Петр Александрович Валуев
КТО ТАКОЙ ГРАФ ПЕТР ВАЛУЕВ[1]
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
В наше время в литературный обиход были введены «Дневники» Валуева[2]. Теперь к нам приходит Валуев-беллетрист. Кто же такой граф Петр Валуев?
В 1834 году Петр Александрович Валуев — тогда ему было всего 19 лет — получил звание камер-юнкера и был переведен по службе из Москвы в Санкт-Петербург. С этого момента начинается его литературная биография. В Петербурге Валуев знакомится с дочерью известного русского поэта П. А. Вяземского, на которой в 1836 году женится. Благодаря князю Вяземскому он заводит дружеские отношения с Н. М. Карамзиным и А. С. Пушкиным. Последний обратил пристальное внимание на умного, доброго, застенчивого молодого человека: уж больно его внешность и характер подходили для образа главного героя задуманного им еще в начале 1833 года романа «Капитанская дочка». Собственно говоря, писать роман Пушкин начал только в конце 1834 года. До этого «Капитанская дочка» существовала в виде многочисленных планов и набросков. Знакомство с Валуевым, несомненно, подтолкнуло Пушкина к более активной работе над романом.
Первоначально главным героем должен был стать Михаил Александрович Шванвич — реальное историческое лицо, офицер гренадерского полка. Его биографией Пушкин частично воспользовался в «Капитанской дочке», но вот внешность и черты характера он «позаимствовал» у Петра Александровича Валуева. Кстати, в одном из планов романа героя зовут Петром Валуевым, и только в окончательной редакции он стал Петром Гриневым, соединив в себе биографию Шванвича и характер Валуева. Видимо, Петр Александрович Валуев присутствовал 1 ноября 1836 года на вечере у князя П. А. Вяземского, где А. С. Пушкин читал только что законченный им роман «Капитанская дочка» и, конечно же, узнал себя в образе Петра Гринева.
Постепенно круг литературных знакомых Валуева становился шире. В 1838 году Петр Александрович вступает в «Кружок шестнадцати», который частенько посещал М. Ю. Лермонтов. А в 1860-е годы — в бытность свою министром внутренних дел (1861–1868) — он близко сходится с известным публицистом М. Н. Катковым и издает газету «Северная почта». Знавший его в этот период выдающийся русский поэт и писатель А. К. Толстой изобразил Валуева, и довольно сатирически, в поэме «Сон Попова», что не изменило прекрасного отношения Петра Александровича к творчеству своего знаменитого современника.
Можно считать, что собственное литературное творчество Валуева ведет свое начало с 1861 года, с первых записей «Дневника», изданного полностью у нас в стране в 1961 году, т. е. сто лет спустя с года его начала, хотя как публицист Валуев выступил впервые в печати еще в 1856 году.
К жанрам же повести и романа граф Петр Александрович Валуев обратился лишь в конце 1870-х годов.
IIВ прозе П. А. Валуева заметно влияние творчества И. С. Тургенева и И. А. Гончарова, с которым он, кстати, был в дружеских отношениях. Наверное, не случайно Гончаров очень высоко оценил роман Валуева «Лорин», опубликованный в Санкт-Петербурге в 1888 году, но известный читающей публике уже в 1878 году.
«Изумительно! так я могу выразить мое впечатление в целом, по выслушиванию всего, что написано»[3], — писал Гончаров Валуеву и добавлял: «Язык в новом романе всего более носит на себе печать строго классической манеры автора… Это язык, прежде всего, безупречно правильный, выработанный, звучный, плавный и благородно-простой, без напыщенности и напускного красноречия»[4].
С Гончаровым можно во многом согласиться: у Валуева «мастерские… пейзажи итальянской и швейцарской природы»[5], «тонкие» сцены любви, превосходные картины нарядов, прекрасные описания Гамбурга и Колизея.
Очень любопытны — для современного читателя в особенности (в России же все повторяется!) — идеи, высказанные Валуевым в «Лорине». Послушайте: а) административная власть настолько слаба, что суды и печать лишают ее авторитета; б) крупные землевладельцы беззащитны; в) крестьян (т. е. народ) настраивают против помещиков (олигархов) журналисты и писатели. Валуев высказал мнение универсального русского чиновника о собственном народе и собственной стране. Впрочем, «Лорин», как и другие прозаические произведения Валуева: роман «Княжна Татьяна» и повести «У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор» — книги о любви, о романтической любви русских дворян. Фабула их проста и почти одинакова. Но сам Валуев признавался: «Я не могу писать сенсационного романа, не могу трудолюбиво изобразить замысловатую „фабулу“. Я вынужден довольствоваться простой фабулой и мириться с ее неудобствами. Она для меня имеет преимущественно значение страховки читания и дочитания»[6].
Любопытны такие детали: «Лорин» и «У Покрова в Лёвшине» создавались почти одновременно, так же как «Княжна Татьяна» и «Черный Бор», но по типологическим признакам «пары» образуются иначе и выглядят так: «Лорин» и «Княжна Татьяна» — «У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор». И дело здесь вовсе не в жанре романа или повести, а в том, что в романах Валуев изображает великосветскую среду, а в повестях — дворянско-провинциальную и чиновничье-провинциальную: «У Покрова в Лёвшине» — московскую, в «Черном Боре» — среднерусскую поместную. Соответствуют среде и герои: в «Лорине» — гвардейский офицер Лорин и графиня Ольга; в «Княжне Татьяне» — граф Ксенин и княжна Татьяна; в «У Покрова в Лёвшине» — богатый Леонин и дочь бедного чиновника Вера Снегина; в «Черном Боре» — помещик Печерин и помещичья дочь Вера Сербина.
О достоинствах «Лорина» выше были приведены слова И. А. Гончарова. Другой роман Валуева, «Княжна Татьяна», пожалуй, по своим литературным качествам превосходит «Лорина». В нем нет длиннот, на которые указывал в «Лорине» Гончаров (кстати, «Княжна Татьяна» начинается с того, что главная героиня читает роман Гончарова «Обрыв» и перечитывает эпизод, где Вера с Райским спускаются с крутизны, а в беседке Веру ждет Марк), прекрасны описания зимней лунной петербургской ночи (21.VII) и охоты на медведя в Чудове (21.XVII), а сцена, когда граф Ксенин увидел княжну Татьяну Орловскую в церкви и отметил, что на ней лежит печать таинственности, просто превосходна.
И все же повести Валуева «У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор» — безусловно, лучшее из всего им написанного в прозе. В них присутствует простодушный и истинно русский лиризм. Жизнь провинциальной Москвы («У Покрова в Лёвшине») в семидесятых годах прошлого столетия описана живописно-сочно: здесь Москва и в пасхальные праздники (гл. II), и в будни (гл. I); этнографически точно изображен район Покровского и Денежного переулков (гл. I). Даже дом Снегиных можно, наверное, найти сейчас, опираясь на текст повести Валуева «Черный Бор», действие которой происходит в подмосковных помещичьих усадьбах. Сюжетная канва обеих повестей и характер отношений главных героев, Анатолия Леонина и Веры Снегиной («У Покрова в Лёвшине»), Бориса Печерина и Веры Сербиной, барона и баронессы Вальдбах («Черный Бор»), имеют черты большого сходства. Главная тема и в том, и в другом случае — чувство, проверяемое временем. Впрочем, Валуев утверждал в своих философских отступлениях: «Время и пространство — понятия довольно условные; <…> на деле совсем даже не существует ни пространства, ни времени; это только прирожденные нам формы мышления, и наш ум изобрел идею пространства для объяснения конкретности предметов, а идею времени — для объяснения последовательного порядка явлений и событий»[7].
IIIВ отличие от прозы поэзия Валуева начисто лишена бытовых элементов, она философична, религиозна. В основном, валуевские стихи под разными псевдонимами опубликованы в изданном им в 1884 году (СПб.) «Сборнике кратких благоговейных чтений на все дни года».
Было бы чрезмерным предлагать сегодняшнему читателю значительную выборку стихов Валуева, посему ограничимся обширными цитатами, позволяющими составить представление об их форме и содержании.
Стихи — вне времени и пространства — обращены к душе человеческой, одинаковой во все времена и везде, и к Богу — символу вечности и постоянства.
Величественно красив Христос в изображении Валуева:
Медленно Христос восстает. Он внимательным оком
Волн измеряет косматые гряды, длань поднимает,
Морю велит — и мгновенно смолкли море и буря.
Сгладились волны. Рассеялись тучи. По темной лазури
Месяц течет, на небе стражу ночную свершая.
Ласково шепчет морская струя, и журчит, и лепечет,
С лунным светом играя и блеском искр серебристых
След ладьи отмечая. И плавно, как лебедь озерный,
Путь продолжает ладья…[8]
Это — ночной лунный сон, пленительный и радостный, а вот другой — вечерний, закатный сон, слегка жутковатый:
