И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время
— «Нѣтъ».
— «Странно».
— «Что–жъ страннаго?»
— «Да, то странно, я, — именно я, — всю жизнь искала свою «счастливую звѣзду» и не нашла ея до сихъ поръ».
— «А онъ, — говорю, — видите, нашелъ!»
— «Разсказывайте!?»
— «Присмотритесь поближе къ Оптиной, къ нашей жизни, къ нашимъ интересамъ: быть можетъ и вы свою звѣзду найдете…»
— «А вы» — спросила Липочка, — «вашу нашли?» . — «Видите», — говорю,
— «не игцемъ, — стало быть нашли!»
Липочка задумалась, но, кажется, рѣчамъ моимъ не очень повѣрила.
Дошло до моего слуха, что одинъ довольно мнѣ близкш по прежнимъ моимъ связямъ въ Орловской губерши человѣкъ желаетъ по смерти своей оставить значительный капиталъ на учреждеше при одной изъ духовныхъ академш каеедры церковнаго ораторскаго искусства.
Скорбно стало мнѣ такое изврагцеше понимашя хорошимъ человѣкомъ источника церковнаго проповедничества. Беседовали мы на эту тему съ отцомъ Нектарiемъ. Говорилъ–то, правда, больше я, а онъ помалкивалъ, да блестѣлъ тонкой усмешкой въ глубине зрачковъ и въ углахъ своихъ яркихъ, светящихся глазъ.
— «Ну, а вы», — спрашиваю, — «батюшка, что объ этомъ думаете?»
«Мнѣ», — отвечаетъ онъ съ улыбкой: «къ вамъ приникать надобно, а не вамъ заимствоваться отъ меня. Простите меня великодушно: вы ведь сто книгъ прочли, а я–то? — утромъ скорбенъ, и къ вечеру унылъ»…
А у самого глаза такъ и заливаются дѣтскимъ смѣхомъ.
— «Ну–те хорошо! (это у о. Нектарiя такое присловье). Ну–те, хорошо! Каоедру, вы говорите, краснорТлпя хотятъ завести при академш. Можетъ быть, и къ добру. А не слыхали ли вы о томъ, какъ нЬкш деревенскш iерей, не обучившись ни въ какой академш, пронзилъ словомъ своимъ самого Царя? да еще Царя–то какого? спасителя всей Европы — Александра Бл агосл овеннаго!»
— «Не слыхалъ, батюшка».
— «Такъ не поскучайте послушать. Было это въ одну изъ поездокь царскихъ по Россш, чуть ли не тогда, когда онъ изъ Петербурга въ Таганрогъ ехалъ. Въ те времена, изволите знать, железныхъ дорогъ не было, и цари по царству своему ездили на коняхъ. И, вотъ, случилось Государю проезжать черезъ одно бедное село. Село стояло на царскомъ пути, и проезжать его Царю приходилось днемъ, но остановки въ немъ царскому поезду по маршруту не было показано. Местный священникъ это зналъ, но по царелюбiю своему, все–таки, пожелалъ царскш поездъ встретить и проводить достойно.
Созвалъ онъ своихъ прихожанъ къ часу проезда ко храму, расположенному у самой дороги царской. Собрались все въ праздничныхъ нарядахъ, — вышелъ батюшка въ светлыхъ ризахъ, съ крестомъ въ рукахъ, а обокъ его дьячекъ со святой водой и съ кропиломъ — и стали ждать, когда запылить дорога и покажется государевъ поездъ. И, вотъ, когда показался въ виду царскш экипажь, поднялъ священникъ крестъ высоко надъ головой и сталъ имъ осенять грядущаго въ путь Самодержца. Заметилъ это Государь и велелъ своему поезду остановиться, вышелъ изъ экипажа и направился къ священнику. Далъ ему iерей Божш приложиться ко кресту, окропилъ его святой водою, перекрестился самъ и сказалъ такое слово:
«Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Царь земный! вниди въ домъ Царя Небеснаго, яко твое есть царство, и Его сила и слава ныне и присно, и во веки вековъ. Аминь».
И что жъ вы, мой батюшка С. А., думаете? ведь такъ пронзило слово это сердце царское, что тутъ же Царь велелъ адъютанту выдать священнику на церковныя нужды пятьдесятъ рублей. Мало того: заставилъ повторить слово и еще пятьдесятъ рублей пожертвовалъ. Во сто целковыхъ оцЬнилъ Государь краткое слово сельскаго батюшки»…
Прервалъ свой разсказъ о. Нектарш и засмеялся своимъ детскимъ смехомъ…
— «Впрочемъ, добавилъ онъ съ серьезнымъ видомъ: «вы, батюшка–баринъ, изволили сто книгъ прочесть — вамъ и книги въ руки».
Потомъ помолчалъ немного и сказалъ:
— «Когда посвягцалъ меня въ iеромонахи бывшш нашъ благостнейшш владыка Макарш, то онъ, святительскимъ своимъ прозрешемъ, проникнувъ въ мое духовное неустройство, сказалъ мне по рукоположенш моемъ тоже краткое и тоже сильное слово, и настолько было сильно это, что я его до конца дней моихъ не забуду. И много–ль всего–то и сказалъ онъ мне? Подозвалъ къ себе въ алтарь, да и говорить: «Нектар¡й! Когда ты будешь скорбенъ и унылъ, и когда найдетъ на тебя искушеше тяжкое, то ты только одно тверди:
«Господи, пощади, спаси и помилуй раба Твоего — iepoMOHaxa Нектарiя!» — «Только всего ведь и сказалъ мне владыка, но слово его спасало меня не разъ и доселе спасаетъ, ибо оно было сказано со властно». Власть эту можно получить только отъ Бога.
Сегодня тотъ же о. Нектарш въ беседе о тесноте монашескаго пути, вспомнилъ объ одномъ своемъ собрате по скиту, некоемъ о. Стефане, проводившемъ благочестное житiе въ обители 25 летъ и все–таки не устоявшемъ до конца въ своемъ подвиге.
Дело было въ томъ, что о. Стефанъ безъ благословешя обители издалъ, сдЬланныя имъ выписки изъ творешй Св. iоанна Златоустаго. Издаше это, къ слову сказалъ, въ свое время среди мiрянъ имело успехъ не малый, разсказывалъ о. Нектарш: «Дошла и до рукъ Оптинскаго настоятеля архимандрита Исааия. Позвалъ онъ къ себе Стефана, да и говорить, показывая на книжку:
— «Это чье?»
— «Мое».
— «А где ты живешь?».
— «Въ скиту».
— «Знаю, что въ скиту. А у кого благословлялся это печатать?».
— «Самъ напечаталъ».
— «Ну, когда «самъ», такъ, чтобъ твоей книжкой у насъ и не пахло. Понялъ? Ступай!»
Только и было у нихъ разговору. И жестоко оскорбился Стефанъ на архимандрита, но обиду затаилъ въ своемъ сердце и даже старцу о ней не сказалъ ни слова. Когда пришло время пострига, — его и обошли за самочише манией: взялъ Стефанъ, да и вышелъ въ мiръ, ни во что вменивъ весь свой двадцатилетий подвигъ. Прожилъ онъ на родине, въ своемъ двухъ–этажномъ доме, что–то летъ съ пять, да такъ въ мiру и померъ». Разсказывалъ мне о. Нектарш скорбную эту повесть, заглянувъ мне въ глаза, усмехнулся и сказалъ:
— «Вотъ что можетъ иногда творить авторское самолюбiе!»
А у меня и недоразумешето мое съ о. архимандритомъ чуть не вознйкло на почве моего авторскаго самолюбiя.
И откуда о. Нектарш это знаетъ? А знаетъ, и нетъ–нетъ, да преподастъ мне соответственное назидаше.
Уходя отъ насъ и благословивъ меня, о. Нектарш задержалъ мою руку въ своей руке и засмеялся своимъ детскимъ смехомъ.
— «А вы все это запишите!»
Вотъ и записываю.
Старчество о. Нектарія въ Оптиной Пустыни (1911 — 1923 гг)
Съ 1905 г. старецъ iосифъ, преемникъ о. Амвроая, сталъ часто прихварывать и видимо ослабевать. Въ мае месяце, после серьезной болезни, онъ сложилъ съ себя должность скитоначальника, и св. Сунодъ назначилъ о. Варсонофiя на эту должность, связанную, по Оптинскимъ обычаямъ, и со старчествомъ. О. Варсонофш, волевая, яркая личность, являлся также носителемъ особой благодати Божтей.
О. Нектарш, всегда стремившшся жить незаметно, уступилъ ему — своему въ действительности ученику — первенство.
Черезъ пять–шесть летъ старецъ Варсонофш, вследствiе интригъ и клеветъ, былъ переведенъ изъ Оптиной Пустыни настоятелемъ Голутвинскаго монастыря, находившагося въ полномъ упадке. Черезъ годъ схи–архимандритъ о. Варсонофш преставился (1912).
На немъ исполнились слова апостола Павла о томъ, что во все времена, какъ и въ древности, такъ и теперь, «рожденные по плоти» гонятъ «рожденныхъ по духу» (Галат. 5, 25).
Съ уходомъ изъ Оптиной о. Варсонофiя, о. Нектарш не могъ уклониться отъ старчества и, волей–неволей, долженъ былъ его принять. Онъ, надо думать, пытался достигнуть того, чтобы его освободили оть этого послушашя. Вотъ какъ объ этомъ повествуетъ, со словъ очевидцевъ, монахиня Нектарiя:
«Когда его назначили старцемъ, онъ такъ скоморошничалъ (юродствовалъ), что даже его хотѣли смѣстить, но одинъ высокой духовной жизни монахъ сказалъ: «Вы его оставьте, это онъ пророчествуетъ».
«Теперь все то сбывается, что онъ тогда прообразовывала Напримѣръ, одЬнетъ халатикъ на голое тѣло, и на ходу сверкаютъ у него голыя ноги: въ 20-22 гг. у насъ даже студенты, курсистки и служаице ходили на службу босые, безъ белья, или пальто на рваномъ белье. Насобиралъ разнаго хламу: камешковъ, стеклышекъ, глины и т. д., устроилъ крохотный шкафчикъ и всемъ показываетъ, говоря: это — мой музей. Теперь тамъ музей. Взялъ фонарикъ электрическш, спряталъ его подъ рясу, ходилъ по комнатѣ и отъ времени до времени сверкаетъ имъ: «Это я кусочекъ молши съ неба схватилъ и подъ рясу спряталъ». — «Да это же не молшя, а просто фонарь!», говорили ему. «А, догадались!». Вотъ и теперь, время отъ времени дѣлаетъ онъ намъ свои небесныя откровешя, но по великому своему смирешю весьма редко и по великой нужде.
О первыхъ шагахъ старчествовашя о. Нектарiя записала монахиня Таиая со словъ Елены Александровны Нилусъ, жившей несколько летъ въ Оптиной Пустыни и хорошо знавшей о. Нектарiя.
