Игнатий Брянчанинов - Полное собрание творений. Том 3
7. Нахожу необходимо нужным, чтобы все братия занимались посильными трудами и избегали всячески праздности, матери пороков. Одаренные здоровьем могут трудиться в кухне, при погребе, в столярне, в хлебне, в просфорне, в прачечной и в прочих подобных послушаниях. Слабого здоровья люди могут келейные рукоделия, как-то: шить белье, клобуки, камилавки, вязать сети для рыбной ловли, приготовлять серные спички, резать ложки, писать по уставу, писать иконы и прочее тому подобное.
По сей части заметил я упущение: многие здоровые люди перстом не хотят ни к чему прикоснуться, требуют даже, чтобы работник принес дров к печке, извиняются приверженностью своею к безмолвию и умному деланию, а к вечеру странно видеть сего умного делателя в нетрезвом состоянии.
8. Полагаю существенно полезно учредить послушание вратаря, который был в общежитиях святого Иоанна Лествичника на Горе Синайской, святого Серида близ Газа, в Киевской Лавре, при преподобном Феодосии Печерском, а ныне имеется в Белобережской пустыне. Его обязанность не пускать безвременно за ворота для прогулки и для посещения гостиницы. Инок, желающий посетить кого в гостинице или выйти прогуляться, должен получить на то позволение настоятеля или благочинного; без сего позволения вратарь из монастыря не выпустит, чем предупреждается много зла.
9. Для успокоения обители необходимо выше упомянутый устав, сей кодекс аристократии и источник смут в Валаамском монастыре, отобрать в архив Консистории, представив руководствоваться уставом великого во святых Саввы, принятым всею Церковью, в нравственном же отношении руководствоваться Отеческими книгами.
10. Наконец полагаю монаха Порфирия за его упорство и безвременное учительство, коим он многих соблазнил, переместить в Старо-Ладожский монастырь по настоящей нужде сего монастыря в братии; поведения он трезвого и скромного.
Статья пятая
В трех верстах от монастыря имеется Скит с церковью, окруженный келлиями, отстоящими одна от другой и от церкви на {стр. 413} вержение (бросок) камня. Келлии в Скиту необыкновенно худы, нездоровы; ни в одном Российском монастыре подобных я не видел: пол на земле, до окон стены сложены из дикого камня, отчего необыкновенная убийственная сырость. Полагаю непременно должным и весьма дешевым перестроить их по образу келлий оптинского Скита, то есть на имеющемся уже каменном фундаменте надстроить деревянные и расположить так, чтобы каждый флигель имел две или три келлии для двух или трех братьев, а одному не позволять жить, разве пришедшему в значительные лета и, в особенности, духовный успех. Египетского Скита великие отцы, особенно любившие безмолвие, как-то: Арсений, Даниил, — имели при себе учеников; святой Иоанн Лествичник, живя в пустыне, имел ученика Моисея, и во второй степени книги Лествицы написал: «Тройственно разделяется жительство монашеское, то есть на отшельничество, на обитание с единым или, по большей мере, двумя подвижниками, и на общежитие, требующее терпеливого сопребывания». «Не уклонися, — глаголет Экклезиаст, — ни на десну, ни на шуее, но иди путем царским. Средний бо из предреченных многих благоприятен бысть. Горе единому, — восклицает он же, — яко егда впадает во уныние, или сон, или леность, или отчаяние, то несть воздвизаяй его в человецех. А идеже суть собрани два или три во имя Мое, ту есмь посреде их — рече Господь».
В Скиту совершается неусыпаемое чтение Псалтири, с поминовением усопших братий и благодетелей обители.
Статья шестая
На Валаамском острове имеются пустынники, живущий каждый отдельно в хижине, построенной в лесу. Устроение пустынных хижин, по моему мнению, должно быть также улучшено, и самое жительство пустынников приведено под правило Святой Церкви. Как в общежитии Валаама господствует дух самочиния, так и в Скиту и в пустынях; они не хотят следовать правилам святых Отцов, и уставляют везде свои. Это кажется причиной того, что во всем монастыре едва обретается один инок, имеющий несколько духовного искусства. А между пустынниками ни одного нет искусного, то есть такого, который бы имел надлежащее понятие о страстях, о брани с помыслами, о искушениях душевных и телесных, о умном и сердечном делании.
{стр. 414}
Иннокентий, ученик преподобного Нила Сорского, путешествовавший вместе со своим старцем в Палестину и святую Афонскую Гору, заставший в сей Горе учеников великого наставника монахов — святого Григория Синаита, и обучившийся там систематически монашеской жизни, что доказывается писаниями его и святого Нила, возвратившись в Россию, жалуется на тогдашних пустынников, совершенно схожими с пустынниками валаамскими. «Святые Отцы, — говорит он, — на три точию чина разделяют все монашеское жительство: 1) общежития; 2) царским путем, или средним, нарицают иже во двоих, или во троих живущи, общее стяжание нуждных, общую пищу и одеяние, общий труд и рукоделие и всякое промышление житию имети над вся же сия отсекающе свою волю, повиноваться друг другу в страсе Божиим и любви; 3) уединенное отшельничество, еже есть совершенных и святых мужей дело. Ныне же неции не внимающие силе Священному Писанию, изобретоша себе не по воле не по преданию святых Отцов четвертый чин, или житие: зиждущие бо келлии всяк идеже аще хощет, далече или по близу, живут уединенно, всяк свою волю предпочитающе, и стяжание с попечением гоняша. И по таковому их чину, их жительству уподобляются отшельником; по отречению же святых Отец и по страшному запрещению всем недугующим страстями душевными и дерзающим единоборствовати отшельнически с бесы; подобно суть самочинникам и самопретыкателям; сами бо себе изобретше житие, сами на нем и претыкаются, не могуще мирно и постоянно на нем пожити. Присмотряются же люботрудне книзе святого Григория Синаита, обрящет кто тамо не ина что нарицающе самочинием и единоборством, точию таковое уединное неприложенное житие. Наипаче же списатель жития сего святого показует, яко ни единому от ученик его попусти поблизу или подалее самому в келлии жити, но в триех Лаврах и в двух пиргах (башнях). Множество инок старых и юных совокупив, предаде им чин отсечения своея воли и послушания. И сам же сей блаженный старец многая и страшная словеса на уединенно житие хотящих, и еще страстных сущих испустив, и путь царский зело похвалив, глаголет: чин и устав сему быти во святой Горе Афонской идеже и до днесь сами древнее и новое построение келлий, аки живый образ всем показует царского пути. Аще бо келлии с церковию, или калибы, кроме церкви, всема двух, или на триех, а не на единого вмещение имуть».
{стр. 415}
Некоторые валаамские пустынники, к коим можно с сожалением приложить слова святого Григория Синаита, леты точию, и пустынею бесполезною и сладостным безмолвием нечто быти мнящеся, приводят в свое оправдание следующее: дальше от людей, дальше от греха. Сим и во времена Иннокентия оправдывались самочинники: «На что есть слово таковых, — пишет сей старец, — да не прогневаю, рече, не прогневаюся на брата, уклонюся же осуждения и празднословия, един живущи. Не веси ли друже, яко сия, ихже рекл еси, и подобная сим, смиряют паче и посрамляют человека, а не возвышают, якоже реша отцы: яко юности полезно есть падати. Тщеславие и мнение, и лукавство, и сим подобная паче имут и напыщают. Сего ради лучше есть живущи с братом познавати свою немощь и меру, и за сие себя зазирающе молитися, кающеся пред Господем и очищатися вседневною благодатию Христовою, нежели тщеславие и мнение с лукавством внутрь носяще, их прикрывати и питати уединенным житием, их же ради ни след безмолвия уединенного повелевает Лествичник со всеми великими отцы видети. И самое сие уединенное житие не мал вред обыче творити страстному; безмолвие бо, — рече великий Варсонофий, — вину приносит высокоумию, аще же и самые страсти душевнии насильствуют его на сие, то кая есть надежда на таковое единоборство дерзости и не повинутися учению святых Отец, еже в двух, или триех безмолствовати в пути царском».
Надо заметить, что старец Иннокентий жил в тот же век, в который дух самочиния и грубости созревал в России и готовился выразиться в нелепостях раскола. Вред от такового самочинного, противного учению святых Отцов жительства, обнаружен был в Валаамском монастыре многими несчастными опытами, из коих довольно упомянуть о двух, случившихся после 1825 года. Был пустынник Порфирий, живший, как и прочие валаамские пустынники, самочинно, занимался умною молитвою и пришел в высокое о себе мнение, якобы он свят. Однажды осенью, посетив скитских старцев, хотел возвратиться в свою пустыню и сказал старцам: пойду через озеро. Они не советовали ему пускаться по озеру, которое только лишь встало, но он отвечал: «А как же древние святые Отцы ходили по водам, ведь и я уже легок стал». Сколько ни уговаривали его старцы, он не хотел послушаться; спустился на озеро, сделал несколько шагов, лед под ним подломился, и он потонул, прежде нежели могли подать ему руку помощи. Другой старец, Серафим, {стр. 416} хотел устроить себе келлию непременно в скале, в таком месте, где озеро имеет до двадцати сажень глубины, упал в пропасть и тело его едва могли отыскать для погребения.
