Николай Никольский - История русской церкви
Однако это возрождение коммунистических порядков очень быстро кончилось крахом. Прежде всего поравнение имуществ и запреты промыслов вызвали решительный протест со стороны зажиточной части веригинцев, которая отказалась подчиниться новым требованиям и откололась, организовав свою общину во главе с Воробьевым. Отколовшиеся мотивировали свое отделение тем, что раз Веригин изменил прежнему учению и проповедует новое, то он уже не духобор и не Христос, ибо Христос может вселиться в духобора. В то же время среди веригинцев образовалось крайнее течение постников, которые стали проводить вегетарианство, прекратили брачное сожитие и, наконец, 29 июня 1895 г. ночью торжественно сожгли все оружие! По этому сигналу многие духоборцы, служившие в войсках, бросили оружие, а ополченцы возвращали ополченские билеты. За эти демонстрации правительство сочло ответственными всех веригинцев и ответило суровыми мерами: переселяло духоборцев с места на место, ставило в духоборческие села военные постои, /381/ отбирало детей. Коммунистическая община в полицейском государстве в третий раз оказалась невозможной. Оставалось либо покориться, либо эмигрировать. Часть веригинцев пошла на уступки, другие эмигрировали сначала на Кипр, а потом в Америку, в Канаду. Однако устроиться там без всяких средств к жизни оказалось невозможным, и духоборцы окончательно погибли бы, если бы их не поддержала либеральная буржуазия. Это был уже конец 90-х годов XIX в., когда либеральная буржуазия начала вести систематическую кампанию против абсолютного режима и поддерживала всякие протестантские движения. Магическое имя графа Толстого помогло собрать большие пожертвования, сам Толстой пожертвовал 30 000 руб. своего гонорара за роман «Воскресение», и духоборцы получили возможность устроиться, хотя и не на коммунистических началах; одни устроились сельскохозяйственными артелями, другие — самостоятельными хуторскими хозяйствами.
Оставшиеся на Кавказе группы духоборцев, воробьевцы и часть веригинцев, стали типично кулацкими организациями. Зерновое хозяйство в 900-х годах они вели уже при помощи машин. Среди них не редкость были хозяева, владевшие стадами в несколько сот голов. Прежняя идеология среди них окончательно поблекла. На миссионерском съезде 1910 г. указывалось, что среди кавказских и особенно среди слабых групп херсонских духоборцев ведут успешную пропаганду баптисты и что среди духоборцев стало возможно пропагандировать даже православие. Так разложилась до конца эта сильная и оригинальная когда-то секта.
Та же самая судьба постигла и остатки молоканства. Оно раскололось на ряд толков, из которых староуклеинский, хранивший кое-какие традиции XVII в., был в конце XIX в. самым слабым. Более крупными были новые толки. Один из них, стародонской толк, базировавшийся на зажиточной части казачества и на некоторых элементах нижневолжского и донского купечества, был, в сущности, православием без православных священников: он сохранил почти в неприкосновенности православную догматику, православные таинства, церковную магию и погребальный культ, заменив только священников выборными пресвитерами и славянский язык православных богослужебных формул — русским; пресвитеры стародонского толка служили по русскому переводу православного требника. Другие новые толки, очень родственные /382/ друг другу, — это новомолоканский и штундомолоканский. Новомолокане, называвшие себя евангельскими христианами, появились в 80-х годах в Таврической губернии, где были значительные общины донского толка. Под влиянием проповеди баптистов и пашковцев[91] эти общины почти поголовно перешли к штундобаптистской идеологии и культу, сохранив только рукоположение пресвитеров. Таврическая губерния и осталась центром штундомолоканства. Но отдельные общины нового толка появились также в Самарской губернии и на Дону, где к новому течению примкнула часть молокан донского толка, которых и прозвали новомолоканами.
Штундизм и баптизм, инкорпорировавшие в себя значительную долю духоборчества и молоканства, являлись руководящими сектами пореформенной эпохи, наиболее соответствовавшими тенденциям расслоения деревни и потребностям мелкобуржуазных капиталистиков города. К ним теперь мы и переходим.
Секты под именем штунды
Уральские секты эпохи эмансипации вращаются еще в среде старых представлений и формул в зависимости от хозяйственной отсталости Приуралья, для которого эмансипация была тяжелым, мучительным переломом. Во внутренней России эмансипация дала новые формы сектантства. Она покончила со старыми примитивными формами мессианизма и со связанной с ними мистикой, выдвинув практические задачи, продиктованные новыми условиями быта. Эта перемена в характере сектантства была обусловлена историческим ходом событий, опрокинувшим эсхатологические ожидания. Взамен конца света пришла эмансипация. Оставалось либо отбросить совсем эсхатологию и искать новые религиозные пути, либо сохранить эсхатологию в официальной церковной оправе, пойдя на примирение с церковью. Вследствие этого развитие сектантства на старых началах после реформы 1861 г. приостановилось. Но уже в 60-х годах обнаружились следствия частичной экспроприации крестьянства; настал земельный голод, заставивший вновь заработать /383/ крестьянскую мысль и создавший в деревне два полюса — бедняцко-батрацкий и кулацкий. В то же время в городе хотя и медленно, но неуклонно крупный капитал давил и теснил кустарей и ремесленников, в среде которых начались также религиозные искания, окрашенные практическим характером. В связи с этими условиями новое сектантство идет по новым путям. С одной стороны, в религиозных организациях придавленные низы ищут выхода из нужды, стихийно стремясь к коммунистическому способу производства и потребления; такие организации однако немногочисленны и нежизнеспособны. С другой стороны, через религиозные организации зажиточные элементы деревни стремятся подняться на высшую ступень, стать маленькими капиталистиками. В религиозной оправе тут выступает кооперация разных родов. Наконец, возникают чисто паразитические организации, руководители и «спецы» которых живут на счет околпачиваемого ими мещанства и даже некоторых рабочих элементов города.
Наиболее распространенной и вредной, с точки зрения правительства, сектой во внутренней России после эмансипации была так называемая штунда. Этим названием, заимствованным от немецкого термина Stunde, как назывались в XVIII в. немецкие евангельские кружки в немецких колониях, покрываются, однако, не однородные явления, а разнородные секты в разных местах России, соединенные официальными обличителями в одну группу по чисто внешним признакам. Этот подход был усвоен даже такими знатоками сектантства, как Пругавин. В результате в литературе под именем штундизма оказался путаный клубок противоречивых и разнохарактерных явлений, который очень нелегко распутать. Мы увидим, что в действительности под маркой штунды скрываются секты всех основных направлений, очерченных нами выше.
Новое сектантство пошло по разным дорогам в различных местностях внутренней России в зависимости от преобладания в той или другой местности того или иного вида производства и той или иной структуры социального состава крестьянства.
Штундистские организации с коммунистическими тенденциями появились раньше всего (в 60-х годах) в Херсонской и соседних с нею трех губерниях киевского генерал-губернаторства. Там быстро развивался промышленный и сельскохозяйственный капитализм, Фабрика /384/ и латифундия заедали крестьянина, не поспевавшего за жизнью и не умевшего справиться с нуждою при безземельи и голодовках. Цены на рабочие руки и в латифундиях, и на заводах стояли низкие, никаких законов об охране труда и в помине не было. Безнадежно бившийся между заводом и экономией крестьянин-батрак не видел для себя никакого просвета, никакого выхода. На этой почве зародилось среди херсонского крестьянства сектантское движение. Сведения о возникновении последнего несколько сбивчивы, и потому в литературе суждения по этому вопросу разошлись. Официальные обличители сектантства полагают, что движение возникло под прямым и сознательным воздействием немецких колонистов, пропагандировавших евангелизм среди своих украинских батраков и среди окрестного украинского сектантства. В качестве аргументов приводятся такие факты, как распространение пастором немецкой колонии Рорбах евангелий на русском языке, существование в соседних с Рорбахом селах кружков, занимавшихся чтением и толкованием писания под руководством немцев, и, наконец, то обстоятельство, что двое из украинских инициаторов южной штунды, Михаил Ратушный и Иван Рябошапка, были из батраков, работавших у немецких колонистов. Другие склонны думать, что влияние немецких колонистов было только способствующим и что новые секты, образовавшись сами собой, лишь черпали из догматики и обрядности немецких колонистов.
![Николай Саврасов - Люди Солнца[СИ]](/uploads/posts/books/107446/107446.jpg)
