Джордж Макдональд - Сэр Гибби
Видите ли, мэм, теперь я могу читать такие книжки, каких раньше, в долине, и не видывал, и накануне вечером я как раз читал «Королеву эльфов» Спенсера, где говорится про то, как прекрасная дама облачилась в мужские доспехи и сражалась за правду подобно доблестному мужу. Может, поэтому мне всё это и приснилось, не знаю… Только когда я её увидел, я сразу её узнал и понял, что зовут её не Бритомарта. На шлеме у неё виднелись синенькие ягодки, и звали её Можжевельница — правда, чудно? Она спускалась с холма широкими шагами, но не по–мужски, а со статью женщины–воительницы и совсем не так, как семенят по улицам здешние красавицы. Она спускалась всё ниже, и мне страшно захотелось окликнуть её, сказать, чтобы она получше смотрела себе под ноги и не утонула в этом жутком болоте — а ещё чтобы она смилостивилась надо мной, вытащила из ножен меч, отсекла прочь эту уродливую голову и убила меня. Правда, я всё равно вспоминал балладу Кэмпа Оуэна и не мог не думать о том, что сделал тот добрый рыцарь. Но разве мог я даже в человеческом облике, не говоря уж об обличье страшного, противного змея, осмелиться даже близко подойти к такой благородной деве, будь на ней железные доспехи со шпорами или расшитое платье с серебряными туфельками? Только знаете что? Оказалось, что я не могу вымолвить ни слова, даже дерзни я к ней обратиться! Потому что как только я открыл рот, чтобы её окликнуть, я увидел лишь раздвоенный язык и услышал одно ядовитое шипение. Ох, мэм, как же мне стало горько и страшно! Я решил поскорее захлопнуть пасть и убрать язык, чтобы не напугать прекрасную деву в стальных доспехах. А она спускалась всё ниже и ниже, а, подойдя к болоту, легко пошла прямо по воде, и даже тяжёлая кольчуга не утянула её вниз. Она подошла совсем близко и остановилась, глядя на меня. Я понял, что уже видел её и раньше, и без труда узнал её. Она же смотрела и смотрела на меня, и мне даже словами не выразить, какая буря бушевала в бедном змеином сердце. Наконец она то ли вздохнула, то ли горько всхлипнула, сдерживая рыдание, как будто изо всех сил старалась заставить себя поступить, как тот рыцарь из баллады, но никак не могла решиться. Ох, как крепко я прижимал к стволу ту книгу, которая была между мной и деревом! Вдруг из груди её вырвался жалостный вопль, она повернулась и, пошла прочь с опущенной головой, волоча за собой меч. Не оборачиваясь она шла вверх по холму, добралась до самой его верхушки и исчезла с другой стороны, и последнее, что я видел, были синие ягодки на её шлеме, скрывающиеся за холмом, как заходящая за тучи луна. Я горько заплакал — и проснулся.
Сердце моё стучало, как пожарный насос на большом пожаре… Ну что, не чудной ли это был сон? Правда, мэм, я его кое–где приукрасил да причесал, чтобы Вам лучше было слушать.
Джиневра с самого начала была полностью поглощена его рассказом, и её карие глаза, казалось, расширялись всё больше и больше с каждым его словом. Её подруги тоже внимательно слушали и теперь молчали с таким видом, как будто увидели павлинье перо в хвосте у индюшки. Когда Донал закончил рассказывать, в глазах Джиневры показались слёзы, но то были слёзы чистого сочувствия, ибо она не поняла, что Донал хотел сказать лично ей. Лишь много позднее она угадала имя прекрасной воительницы, потому что до сих пор никто не говорил ей о том, что имя «Джиневра» означает на её родном языке. Трудно было найти более простую, милую и безыскусственную девочку, и к тому же она была ещё слишком юной, чтобы подозревать пылкие намерения в мужском сердце.
— Ах, Донал, — сказала она, — мне так жаль бедного змея! Но это очень нехорошо, что ты видишь такие сны!
— Почему же, барышня? — немного испугавшись, спросил Донал.
— Это очень несправедливо с твоей стороны, — ответила она. — Такая прекрасная девушка–рыцарь и вдруг ведёт себя так не по–рыцарски! Я уверена, что если бы девушки и впрямь могли становиться рыцарями, они были бы ничуть не хуже мужчин.
— Я в этом и не сомневаюсь, барышня, Вы не думайте! — воскликнул Донал. — Только ведь сны — штука глупая, бессмысленная; разве я мог что–нибудь с ним поделать? Как увидел, так и рассказал.
— Ладно, ладно, Донал, — строгим и высокомерным голосом вмешался мистер Склейтер. Оказывается, он почти всё это время стоял за спиной нашего поэта, о чём тот даже не подозревал. — Вы уже и так достаточно позабавили наших дам своими романтическими сказками. Видите ли, дорогой мой юноша, такие истории прекрасно годятся для того, чтобы рассказывать их у камелька на кухне, в деревне или на ферме, но для гостиной они, право не подходят. И потом, наши дамы почти ничего не поняли; они не привыкли к такому сильному шотландскому выговору. Пойдёмте со мной, я покажу Вам кое–что интересное.
Ему казалось, что Донал утомляет гостей и к тому же мешает Гибби поближе с ними познакомиться, а ведь они были приглашены именно для этого.
Донал поднялся.
— Вы так полагаете, сэр? А я–то думал, что все мы живём всё в той же старой доброй Шотландии — и не только на Глашгаре, но и здесь, в городе. Но, может статься, мой учебник по географии немного устарел… Вы ведь всё поняли, мэм? — спросил он, поворачиваясь к Джиневре.
— До единого слова, Донал, — ответила она.
Разом успокоившись, Донал последовал за хозяином дома.
Теперь на его место уселся Гибби и тут же начал обучать Джиневру алфавиту глухонемых. Другим девочкам он показался гораздо более интересным, чем Донал, — прежде всего, потому что не мог разговаривать (уж лучше вообще молчать, чем говорить с таким жутким деревенским акцентом!) - и гораздо более забавным (хотя не таким забавным, как нелепое платье его товарища). И потом, у него такое романтическое прошлое! И к тому же, он баронет!
Через несколько минут Джиневра усвоила все буквы, и они с Гибби начали оживлённо разговаривать, чего раньше никогда не было. Правда, пока беседа получалась довольно медленной и утомительной. Говорили они, по большей части, про Донала. Но тут миссис Склейтер открыла рояль и позвала всех к инструменту. Она сыграла что–то сложное и бравурное, а потом спела изящную арию на итальянском языке, которая невежественному Доналу показалась отменным образцом кошачьей музыки. Затем она попросила мисс Кимбл сыграть и спеть им что–нибудь. Та отказалась, правда, ни слова не сказав о том, что у неё нет ни слуха, ни любви к подобным развлечениям, но добавила, что мисс Гэлбрайт, вероятно, не откажется спеть.
— Ну хотя бы разок, дорогая, для такого случая! — сказала она. — Спойте нам ту милую шотландскую песенку, которую Вы время от времени напеваете.
Джиневра поднялась и робко, но спокойно подошла к роялю и спела стихи, специально написанные на старую и простую шотландскую мелодию:
Что такое со мной, не знаю.
Стылый ветер со всех сторон,
Где была, тотчас забываю,
И в ушах только крик ворон.
Как кручина мне застит очи
Не глядела б на белый свет!
И молиться уже нет мочи,
И в груди больше сердца нет.
Оно в чёрной лежит могиле,
Там, на кладбище за рекой.
Он, навеки ушёл, мой милый,
Моё сердце забрал с собой.
Обрядили милого Вилли,
Унесли навек, навсегда,
И в сырую землю зарыли,
Как зерно, что не даст плода.
Вместо радости — хлеб печали,
Вместо пламени — мёртвый прах.
Он ушёл с улыбкой прощальной,
С поцелуем моим на устах.
Моё сердце в землю зарыто,
Но недолго осталось ждать:
Под зелёным холмом могильным
Буду я рядом с ним лежать.
Пролетайте, годы седые.
Мне краса моя ни к чему.
На широких крыльях орлиных
Заберите меня к нему.
Мой любимый и ждёт, и верит,
Что мы встретимся с ним опять.
Верно, встретит меня у двери
Что ж мне плакать и горевать?
Ни к чему печальные речи.
Лучше в сердце храня любовь,
Я отправлюсь к нему навстречу,
Чтоб скорее свидеться вновь.
Когда она закончила и обернулась, то увидела, что за её стулом нестройным полумесяцем стоят священник, бывший пастух и немой баронет.
Из этих четверых трое знали, что стихи принадлежат перу Донала. Пусть читатель сам решит, кем ощущал себя наш поэт, возвращаясь домой, — неуклюжим деревенским парнем в синем сюртуке и бумазейных штанах или крылатым гением поэзии. В любом случае, он чувствовал себя достаточно вознаграждённым для одного вечера и, вернувшись, смог снова приняться за книжки. Кроме того, когда гостей позвали к ужину, Донал вдруг сообразил, что в этом доме его принимают не настолько радушно, чтобы он смело мог пройти со всеми к столу, да и оказывая гостеприимство мистеру Склейтеру, его мать не ожидала от него взамен ничего подобного! Когда все отправились ужинать, Донал намеренно пошёл последним, спускаясь с лестницы в одиночку позади перешёптывающихся девочек, и, когда они свернули в столовую, потихоньку выскользнул на улицу и побежал к себе домой, назад к мебельной лавке и своим учебникам.
Когда пришло время прощаться, Гибби решил проводить дам до пансиона. Наконец–то он узнал, где найти Джиневру!